В рамках дозволенного - Валерия Савельева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё же он вновь был груб, а с обращением на "ты" приказы парня стали какими-то даже ещё более жёсткими и резкими. Унеси, я сказал… Служанку нашёл!
Честно говоря, в этот вечер я зареклась, что больше никогда не потащу нахалу еду, если он сам не желает жрать, да и вообще не буду таскать ему подносы. Ишь что удумал! Зарекалась, конечно, зря, но зато это ненадолго дало успокоение.
Есть Тим действительно не хотел – аппетита не было. Он просто не понимал, что происходит, не знал, зачем идёт на контакт с нянькой, ведь сам же хотел от неё избавиться. Утренние происшествия казались просто сном, но всё же ужасающе реальным и в чём-то даже… правильным?
Тим не знал. Он думал, что решил всё для себя, что смог окончательно понять собственные мысли, но нет, куда уж? Даже днём парень понимал, что должен продолжать как-то строить козни, обязан выгнать Ладу из своего дома. А теперь почему-то в горле ком стоял и не хватало той мирной атмосферы, царившей на кухне в квартире Джоя.
Но и принять оную Егоров не хотел, отрицал очевидное, отказывался признать, что этого спокойного домашнего уюта ему не хватает. Нянька же умела его создавать, как – неизвестно, но умела.
Вот же, устроила непонятно что! Жест благой воли в виде помощи перепившему подопечному. Но ведь не у неё теперь, а именно у Тима аппетит пропал от невесёлых мыслей. Глупая, глупая нянька!
Тим не хотел признавать. Тим боялся.
-38-
Кажется, голод на подопечного оказывает чудодейственное, но чертовски странное влияние. Утром после голодной пятницы он вновь явился ко мне – решительный, но какой-то разбитый – и с порога заявил, что желает добавить занятия по паре предметов, а также учиться по выходным. Сам желает, от меня требуется только перестроить расписание, чтобы предметы эти не стояли сразу по три часа в день, и заранее вникать в суть занятий. Английский, немецкий, математика, русский, физика, литература, политология.
Кто этот маньяк учёбы и как он оказался на месте Тимофея?
Маньяк уже третий день практически не вылезал из комнаты, приходил ко мне в назначенное время и стоически грыз гранит наук. По четыре часа в день, с переменками в пять минут, чтобы хватило времени попить воды и добежать до туалета, или вообще без них. Иногда казалось, он хотел что-то сказать: слегка поворачивался ко мне, делал глубокий вздох… качал головой и вновь приступал к учёбе. Огрызался Тим, только если я лезла к нему в комнату, в остальное время был спокоен, сосредоточен и серьёзен. Во время завтраков, обедов и ужинов преимущественно молчал, а на занятиях говорил только о предмете и обращался ко мне на «вы».
Такое поведение настораживало, напоминало затишье перед бурей. Вместо того чтобы расслабиться и получать удовольствие от абсолютного спокойствия, подаренного Тимом хоть на несколько дней, я становилась всё более дёрганной и мнительной. В каждом слове искала подвох, в каждом взгляде – насмешку. Но подопечный отказался даже от пошлых шуточек. Как? Как он смог удержаться, когда мы перешли к точкам перегиба, выпуклостям и вогнутостям функции? Чёрт, да все в своё время травили пошлости на эту тему!
Впрочем, возможно Тим держался, потому что все темы одиннадцатого класса пролетали у него на ура, словно подопечный либо настолько умён, либо уже их изучал. А возможно, оба варианта сразу. Всё же Тиму скоро восемнадцать, в школу пошёл поздно, был всех старше… а характер у него, судя по нашему двухнедельному знакомству, весьма показательный.
Но утром четвёртого дня буря всё же грянула. В моём лице. Не представляю, какой чёрт меня дёрнул, но вопрос сам сорвался с губ, когда Тим в очередной раз печально вздохнул и посмотрел душераздирающим взглядом:
– Что-то случилось?
Подопечный, который уже успел опустить глаза в тетрадь с решением очередной задачи по физике, удивлённо дёрнулся и вскинул голову, отрываясь даже от сосредоточенного грызения ручки.
– С чего вы так решили? – Взгляд его стал ожесточённей.
– Мне постоянно кажется, что ты хочешь что-то спросить, но каждый раз откладываешь, – ответила я.
Небо затягивали плотные тучи – и в переносном смысле у нас в комнате, и в буквальном, на улице, где уже несколько дней шли проливные дожди. Я ворошила осиное гнездо, которое не стоило трогать. Прошла почти половина срока моей работы здесь, и не стоило лишний раз нарываться – вдруг пацан вернётся к старому? – но я ощущала исходящую от него чёрную ауру. И она давила.
– Хотите поговорить? – поинтересовался подопечный тоном хорошего психолога и откинулся на спинку стула. – Но физика не ждёт, кто будет повторять её, если не я, не летом.
Последние слова прозвучали почти как упрёк. «Няня, вы заставили меня трудиться всё лето. Где это видано?» Но в изначальных планах были только русский, математика и английский, но сам решил добавить остальное.
– Подождёт, – хмуро отозвалась я, поджимая губы. – То есть ты против занятий?
– Я этого не говорил, – Тим покачал головой.
– Отлично, тогда что ещё? – Я резко выдохнула и призналась: – Тимофей, от тебя исходит грёбаная чёрная аура, от которой даже мне становится не по себе. Если ты сейчас же не признаешься…
И тут подопечный рассмеялся. Почти истерично, запрокидывая голову, но словно изо всех сил сдерживаясь. Нереально и неправильно. У меня по коже пробежала волна мурашек, заставляя передёрнуть плечами. Хотелось схватить Тима за плечи и хорошенько тряхнуть, чтобы он успокоился. Но разве не этого я хотела, когда задавала первый вопрос? Разворошить его, заставить сбросить фальшивое спокойствие, под которым ощущалась туго сжатая пружина нервов?
Тим успокоился сам. Так же резко, как сорвался. А потом поинтересовался, грустно улыбаясь:
– И что будет, если я не
