Корабль Рима - Джон Стэк

Аттик мысленно выругался, подсчитывая шансы. В настоящее время у римлян нет никаких преимуществ перед карфагенянами. Новость о строительстве флота неизбежно дойдет до юга, и элемент неожиданности будет утрачен. Вражеские суда тяжелее и укомплектованы более опытными экипажами, искусно выполняющими таранные маневры, тогда как недавно набранные команды римских галер безнадежно беспомощны. Римские легионеры не уступают карфагенянам, но из-за противодействия Тудитана они не обладают навыками, необходимыми для абордажа, и поэтому не могут перенести сражение на борт вражеского корабля.

Когда «Аквила» разминулась с последними судами, шедшими по морскому пути, Аттик снова повернулся к стажерам. Пора начинать. Несмотря на утомительные и безжалостные тренировки, рекруты еще не готовы к боевым действиям. Он мог продемонстрировать им принципы каждого маневра, но в конечном итоге все решал опыт. Оставалось лишь надеяться, что у них будет время этот опыт приобрести.

ГЛАВА 9

— Когда пришло донесение? — зарычал Гиско.

— Десять дней назад, — ответил гонец, съежившись под яростным взглядом адмирала.

— Десять дней! Десять дней назад, а я его получаю только сейчас?

Гиско рванулся вперед, зажав в руке скомканный лист пергамента. Он занес кулак, намереваясь ударить гонца, но тот отпрянул и попытался закрыться рукой, хотя понимал, что взбешенного адмирала ничто не остановит. Гиско опустил руку и с отвращением посмотрел на дрожащего от страха гонца.

— Убирайся! — крикнул он, и гонец мгновенно исчез.

Адмирал вернулся к столу в центре палатки, установленной на вершине холма в окрестностях Макеллы.

Последние пять дней обстановка оставалась спокойной: римляне укрылись в лагере за городскими стенами. Через два дня после прибытия в Макеллу они отправили половину отряда к Сегесте, намереваясь освободить город, хотя Гиско уже снял осаду. Адмирал вместе с Гамилькаром присоединился к отрядам, которые в течение трех дней атаковали обоз римской колонны, и лично руководил двумя засадами. Как и прежде, каждое отдельное нападение было не очень эффективным, но все вместе они нанесли существенный урон невосполнимым запасам римлян. Две недели боев стоили Гиско четырех сотен всадников, но адмирал лишил римские легионы возможности маневра. Обмен явно неравноценный, и Гиско остался доволен.

До настоящего момента. Новости, изложенные в документе, который он держал в руке, меняли все. Поначалу адмирал ничего не мог понять. Прошло лишь несколько недель — не больше четырех — после установления блокады, но если верить рапорту, римляне уже строят флот, который должен дать бой его кораблям. Неужели они так быстро отреагировали? И так агрессивно? Сила сухопутной армии римлян была хорошо известна, и Гиско не решался атаковать их, пока не получит ощутимого преимущества. Однако флот римлян всегда оставался намного слабее карфагенского. Легкие и быстроходные галеры со слабым корпусом — не чета его собственным.

Всего у западного и северного побережья Сицилии в распоряжении Гиско имелись сто десять галер. Неужели враг посмеет бросить им вызов? Однако адмирал по собственному опыту знал, что римляне ничего не делают наполовину. Полученное сообщение содержало как факты, так и слухи. К фактам относилось местоположение нового флота: на побережье в двух милях к северу от Остии. А вот размеры флота — это уже область слухов: «более ста галер». Вторая часть сообщения требовала проверки. Гиско позвал адъютанта и распорядился приготовить лошадь. Он немедленно отправляется в Панорм. Лишь один факт не подлежал сомнению, хотя и не присутствовал в документе, доставленном гонцом: римляне намереваются атаковать карфагенян. Отлично, подумал Гиско, пристегивая к поясу ножны, мы приготовим им встречу.

— И когда они будут готовы выйти в море? — спросил Сципион.

Старший консул находился в лагере уже второй день и успел вникнуть практически во все детали операции. Без ответа оставался только один этот вопрос.

— Через четыре дня, — ответил Тудитан.

— Ты уверен?

— Да. Вчера закончили корпуса всех двадцати галер. Остались внутренние работы, которые значительно сократили, чтобы облегчить задачу.

— Как именно сократили? — поинтересовался Сципион.

— Убрали все, за исключением переборок, а также нижней и верхней палубы. Ни кают, ни кладовых, ни спальных мест.

Сципион кивнул, признавая логичность этого решения. Флот строился для сражения, которого не избежать. А пока нет смысла заботиться об удобствах, поскольку будущее флота после столкновения с противником оставалось неопределенным.

— Ничего не сообщай сенату. Если спросят, отвечай: еще шесть дней. Я хочу, чтобы никто не знал, что суда будут готовы через четыре дня.

— Слушаюсь, консул, — ответил Тудитан, никогда не спрашивавший о мотивах Сципиона; консул оплачивал его верность золотом.

Отпустив префекта лагеря, Сципион опустился на ложе в своей просторной палатке. Через четыре дня первые двадцать галер нового флота будут готовы выйти в море. Затем сенат назначит командующего — на условиях старшего консула. Он сам поведет первые двадцать кораблей. Теперь важно не упустить инициативу. Римские граждане ждали новостей о новом флоте, жаждали услышать, что угрозе карфагенян будет дан отпор. Имя человека, который выведет в море первые галеры, останется в истории. И этим человеком будет Сципион. Он приведет первые двадцать галер в порт Остии и триумфатором сойдет на причал, а двадцать новеньких галер за его спиной будут демонстрировать мощь Рима, символом которой станет Сципион. Старший консул в подробностях представлял это событие. Воистину великолепное зрелище.

Септимия охватило непередаваемое ощущение свободы, когда он галопом скакал по Аврелиевой дороге в Рим. Оглянувшись на еле поспевавшего за ним Аттика, центурион увидел, что на лице капитана отражаются те же чувства. Неожиданная увольнительная дала им возможность на двадцать четыре часа покинуть лагерь в Фьюмичино. Оба прекрасно понимали, что это их последняя увольнительная перед возвращением на юг, и Септимий решил еще раз навестить родной дом. Аттик, для которого Рим оставался чужим, спросил, может ли он составить компанию другу, и Септимий с радостью согласился.

Через час после отъезда из лагеря Аттик и Септимий уже стояли у порога дома Капито. Салония, понимая, что последний раз видит сына перед долгой разлукой, отправила гонца к дочери. Адрия явилась как раз к вечерней трапезе, и вся семья расположилась за столом; о прощании никто не говорил.