Корабль Рима - Джон Стэк

— Аттик, по закону Адрия должна выйти замуж в течение года, — сказал он и повернулся в седле, чтобы взглянуть в лицо другу.

— Знаю, Септимий. Твой отец в прошлый раз говорил об этом, — осторожно ответил Аттик, удивленный неожиданным заявлением Септимия.

— Тогда ты должен понимать, что она может принимать знаки внимания только от жениха.

— О чем это ты? — рассердился Аттик, прекрасно понявший, что имеет в виду Септимий.

— Я заметил, как ты на нее смотрел. — Центурион остановил лошадь; взгляд его стал враждебным. — Предупреждаю тебя, держись подальше от моей сестры.

— А почему я не могу претендовать на ее руку? — взвился Аттик, тоже останавливая коня.

Септимий уже собрался огласить причину, стоявшую за его требованием, но вдруг понял, какими жалкими будут выглядеть его мотивы. Чувство вины и уязвленная гордость вылились в злость на Аттика, который поставил его в неловкое положение.

— Ты не можешь на ней жениться, Аттик, — отрывисто бросил он.

— Почему?

— Ты ей не подходишь. — Эти слова скрывали правду.

— Почему?! — после секундной паузы крикнул Аттик и подался вперед, приблизив лицо к лицу друга.

Лошадь под ним беспокойно топталась на месте.

— Потому что ты не римлянин. — Септимий уже не мог сдерживать гнев. — Адрия должна выйти замуж за человека ее круга, из сословия всадников, за римлянина.

— А может, она сама решит?

Септимий сжал пятками бока лошади и, отъехав от Аттика, снова повернулся к нему.

— Я хотел тебя просить, Аттик, а теперь предупреждаю. — Его лицо выражало решимость. — Не приближайся к Адрии.

Септимий пустил лошадь галопом, обгоняя путников на запруженной дороге и не обращая внимания на их раздраженные возгласы.

Аттик молча смотрел ему вслед, пытаясь справиться с нахлынувшей яростью. Глупец, он думал, что Септимий отличается от высокомерных римлян, считающих себя выше других народов.

— Нужно заманить их, чтобы они отправили часть флота за добычей, от которой невозможно отказаться.

— А потом? — спросил Гиско.

— Потом атакуем их. Проверим в деле.

Адмирал кивнул, соглашаясь с логикой Гамилькара.

Теперь самое важное — информация. Единственное, что им известно, — враг строит флот. Они не знают ни типа римских галер, ни их количества, ни даты выхода в море.

Гиско понимал, что римлянам известно о его пятидесяти кораблях: галера, ускользнувшая от карфагенян в Мессинском проливе, вне всякого сомнения, сообщила о них, а разгром торгового флота подтвердил донесение. Адмирал был уверен, что враг не подозревает о втором флоте из шестидесяти галер, который отправился к западному побережью, но за долгую военную карьеру он убедился, что при составлении планов следует допускать худшее. Предположим, римляне знают и о нем. Но существовал еще один аспект, о котором не мог знать никто. Гиско убедил Гамилькара вернуться в Карфаген и привести с собой третий флот, стоявший на защите священного города Карфагена.

Адмирал закрыл глаза, вспоминая римскую галеру, которую видел в Мессинском проливе. Нахлынувшая волна ярости заставила его крепко сжать кулаки, но Гиско подавил эмоции и сосредоточился на деталях. Быстроходный корабль, превосходивший любую трирему карфагенского флота. Правда, он не мог тягаться с квинквиремой, четыре ряда весел которой позволяли обогнать любую галеру меньшего размера. Возможно, именно такими триремами укомплектован римский флот. Интересно, есть ли у них квинквиремы? Или в состав нового флота входят и те и другие? Римская галера была легче карфагенских; меньший вес и водоизмещение обеспечивали большую скорость. Или римляне будут строить более тяжелые суда, под стать карфагенским? Возможно, они уже раскрыли секреты карфагенских мастеров и знают о новой конструкции, которая позволяла совместить мощь и скорость. Если врагу удалось захватить одну из его галер, опытный глаз сразу заметит изменения в конструкции. После прибытия к северному побережью Сицилии флот потерял четыре корабля: три во время перехода из Панорма для установления блокады, а четвертый неделю назад во время патрулирования. Интересно, тут тоже виновата непогода или галеру захватили римляне? Гиско встал и принялся взволнованно мерить шагами комнату — слишком много вопросов оставалось без ответа.

Гамилькар пристально смотрел на него, как бы заново оценивая. Три дня назад он уступил настойчивым просьбам Гиско и согласился вернуться в Карфаген за флотом. Адмирал настаивал, что только поддержка его отца, члена Совета Карфагена, гарантирует успех, и Гамилькар прекрасно понимал: Гиско пытается использовать его связи в Совете в собственных интересах. Кроме того, Гамилькар осознавал, что связывает свою судьбу с судьбой адмирала. Поначалу он возражал, не желая зависеть от Гиско, но затем согласился, когда понял, что предложение командующего флотом соответствует высшим интересам Карфагена. Пунийцы были морским народом, считавшим море своим домом. Флот — главная сила и основа империи, и Гамилькар понял, что пришло время городу поделиться этой силой.

— И как же мы их заманим? — вдруг спросил Гиско, поворачиваясь к сидящему Гамилькару.

Его встретил внимательный взгляд.

— Применим ту же тактику, что использовали наши предки против тирана Сиракуз Агафокла. Предложим им город, — ответил Гамилькар. Идея вызревала у него в голове последние несколько дней.

Гиско улыбнулся. Эта простейшая тактика принесла успех сорок лет назад, в борьбе против другого врага. Царь Сиракуз — города на юго-востоке Силиции — Агафокл нарушил мирный договор и захватил карфагенскую крепость в Мессине. У карфагенян на острове осталась всего одна цитадель, город Агригент на западе. У главнокомандующего пунийцев Магарбала не хватало сил, чтобы пересечь всю Сицилию и восстановить контроль над Мессиной, поэтому он решил заманить врага к себе. Магарбал предложил Агафоклу город Агригент.

Один из членов городского совета явился к тирану Сиракуз и сообщил, что жители Агригента готовы поднять восстание против карфагенских угнетателей. Агафокл проглотил наживку и во главе своей армии отправился через весь остров, чтобы освободить Агригент, но оказался перед запертыми воротами. Придя в ярость, он осадил город, хотя от собственных, безопасных земель его отделяли больше ста миль. Именно на эту ошибку и рассчитывал Магарбал. Армия карфагенян окружила войско Агафокла, который оказался зажатым между главными силами противника и вражеским городом.

Для царя Сиракуз, павшего жертвой собственной жадности и безрассудства, сражение закончилось полным разгромом. Гиско не сомневался в наличии у римлян первого из этих качеств — создание империи невозможно объяснить иначе как жаждой чужих земель и чужих богатств. Но безрассудство? Гиско мысленно перебирал города, находившиеся под контролем карфагенян. Затем губы его растянулись в улыбке — адмирал нашел тот, что идеально подходит для осуществления плана. Безрассудство не понадобится, поскольку выбранный город и так будет выглядеть легкой добычей. Он располагается на острове к северу от Сицилии, вдали от блокированного побережья и предполагаемой угрозы со стороны карфагенского флота. Это город Липара.