Призвание - Борис Изюмский

Он улыбнулся, повторив: «И не старели в шестьдесят».

На секунду из сумерок выплыло лицо Боковой — с живыми карими глазами, усиками над верхней губой. «Разве можно постареть с моими озорниками?» — грубоватым, решительным голосом говорит она.

Сергей Иванович зажег свет, и в комнате сразу стало пусто и тоскливо. Василька нет — уехал с бабушкой на две недели в деревню к родным. Дома было по-холостяцки неуютно. Идти в театр Кремлеву не хотелось — не любил один смотреть спектакль. Для того, чтобы виденное приносило удовольствие, надо было чувствовать рядом какого-то, пусть даже молчаливого, но близкого человека.

«Зайти сейчас к Анне Васильевне? Нет, этого нельзя себе разрешить. Запомни раз и навсегда — нельзя. Но почему я так часто стал думать о ней, что привлекает меня?»

Лучистые серьезные глаза ее, маленькие, сильные руки, такой же выпуклый, как у Василька лоб, московский говорок — были милы ему, вызывали нежность, и когда Кремлев думал, что вот придет в школу и увидит ее, его охватывала радость. Но главная, самая глазная прелесть Анны Васильевны для него была в том, что он чувствовал в ней внутреннюю чистоту крепкой, цельной натуры, в которой не могли бы найти себе место хитрость или неискренность. Ему дороги были и ее увлеченность трудом, и непримиримость ко всему нечестному, неверному, и желание вложить всю душу в то, что она делала с самоотверженностью, не требующей вознаграждения.

«И все-таки — не имеешь права!» — снова прикрикнул на себя Сергей Иванович и решил пойти к Корсуновым. «В конце концов, что особенное произошло между нами».

Кремлев надел пальто, фуражку и вышел из дому. Миновав сквер, уже без скамеек и потому казавшийся пустынным, он очутился на шумной улице. Два ряда белых фонарей, как нанизанные крупные бусы, уходили вдаль. Вздымая снежные вихорки, пробегали машины. Афиши на круглых тумбах извещали о приезде московских артистов. «Надо завтра с товарищами пойти», — подумал Кремлев. Мимо пробежали две школьницы в спортивных костюмах, мохнатых шапочках, с коньками в руках.

Вот и набережная.

Осенью, когда Кремлев приехал в этот город, — у реки еще были горы щебня, развалины домов. Но уже сотни людей с ожесточенным упорством били ломами, тащили носилки, очищали площадку. Сергей Иванович поглядел на красивые ступенчатые террасы, сбегающие сейчас к самому берегу.

«Здесь частица и нашего труда», — с гордостью подумал он и подошел к ограде набережной. Вспомнил, как ребята помогали строителям, как химик Глеб Степанович обращался к своему отряду: «Не посрамим, орлы, чести восемнадцатой школы!», а Костя Рамков объявил бригаду гвардейской.

По высокому мосту, перекинутому через реку, прошел со звоном трамвай. Свет луны серебристой дорожкой лежал на льду, и дорожка тянулась до другого берега. На той стороне реки вспыхивали фары машин…

Кремлев стал подниматься в гору. Навстречу ему шли трое. Мужчина, счастливо улыбаясь, обнял за плечи малыша лет десяти, женщина обеими руками держалась за руку мужа. Все трое с увлечением тихо напевали какую-то песенку.

И вдруг, с особенной силой, Сергей Иванович почувствовал себя одиноким. «Напрасно отпустил Василька», — подумал он и совершенно безотносительно к этой мысли возникла другая: «Как относится ко мне Аня?»

Он впервые произнес ее имя, не прибавив отчества, и оно сразу сделалось близким. Девушка предстала перед ним такой, какою увидел ее в первый раз, когда только что пришел в школу. Словно для того, чтобы вытеснить, зачеркнуть этот недозволенно возникший образ, он стал думать о своей погибшей жене.

Кремлев встретил ее на пароходе, когда был студентом последнего курса и ехал в дом отдыха; она училась на геологоразведочном факультете к направлялась к тетке в Феодосию. Познакомились непринужденно и просто, как это умеют делать студенты. На третий день путешествия им уже казалось, что они знают друг друга давным-давно, и невозможно было представить, что пройдет еще несколько часов и придется расстаться навсегда.

Пароход приближался к Феодосии.

— Я вас очень прошу проехать со мной еще немного, — взволнованно сказал Сергей, понимая, что просит о невозможном.

— Ну, что вы, как же это я вдруг?.

— Я вас очень прошу… — он взял ее руку в свою, — что мне сделать, чтобы вы согласились?

Таня смущенно смотрела на юношу (Сергей Иванович, как сейчас, видел ее глаза), стараясь придать разговору шутливый тон, сказала:

— Доплывите до берега!

До пристани было километра два. Не успела девушка опомниться, как Сергей, оставшись в одних плавках, прыгнул в море.

На палубе началась паника, послышались крики:

— Человек за бортом!

Пароход убавил скорость, остановился, стали спускать шлюпку. Пловец удалялся к берегу. Капитан, узнав от Тани в чем дело, чертыхнулся и проревел в мегафон:

— Поднять шлюпку!

Сергей благополучно доплыл до берега, и Таня поехала с ним дальше. Через год они поженились, но жизнь их сложилась так, что Тане надо было ехать в экспедицию, а ему — учительствовать в дальнюю деревню. Если подсчитать все время, что им довелось пробыть вместе, не набралось бы и двух лет.

Во время войны он дважды, после госпиталя, приезжал домой. Встречи приносили большую радость, расставание — боль. В этих встречах было что-то очень хорошее, как сама молодость, но, кто знает, может быть, большую цену имеют чувства уже устоявшиеся, прошедшие испытания на прочность в долгой совместной жизни, когда возникает стойкий и сильный пламень, согревающий ровным теплом, когда любящие сближаются навсегда в горестях и радостях, трудностях и невзгодах?

Он снова вспомнил стихи: «Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить».

Грустно усмехнулся: «Что это у меня сегодня лирическое настроение?»

Вадима Николаевича Кремлев дома не застал.

— Вечно пропадает в школе, — недовольно пояснила Люся.

В комнате пахло печеными яблоками и едва ощутимо — духами. На столе, покрытом скатертью с длинной бахромой, лежала потрепанная книга — «Тайна Чортова острова».

— Развлекаюсь, как могу, — сделала Люся милую гримаску и особым движением, словно бы коготками, приподняла и передвинула назад накладные плечики блузки. — Мой педагогус все занят государственными делами.

Закинув руки за голову, она стала перебирать волосы, словно просушивая их.

— Простите, я на минутку оставлю вас одного, — сказала Корсунова и вышла в соседнюю комнату.

Сергей Иванович сел. «Жаль, что не застал Вадима». Его внимание привлекла открытка, прикрепленная к коврику над Люсиной кроватью. Над заплывшей жиром нимфой порхали упитанные купидоны.

Люся вышла уже в другой блузке — с короткими рукавами.

— Как поживаете? — вежливо спросил Сергей Иванович, думая, стоит ли ждать Вадима.

— Вашими молитвами, — ответила женщина мягким грудным голосом, чуть наклонив голову, так что длинные серьги ее заколыхались, и улыбнулась. Улыбка у нее была озорная, будто вспыхивала на красиво очерченных губах и, потом долго дрожала.

Люся знала о ссоре мужа с Кремлевым, но не придавала ей значения.

Опершись полными локтями о стол и положив подбородок на переплетенные пальцы, Люся плутовато посмотрела на Кремлева.

— Сергей Иванович, — протянула она вкрадчиво, — какие женщины в вашем вкусе?

Кремлеву неприятен был и этот игривый тон Люси и сам разговор, но, не желая обидеть ее, он пошутил:

— Хорошие, — и встал. — Прошу прощения, Людмила Григорьевна, я, видно, не дождусь Вадима…

Люся оскорбленно передернула плечами.

— Дело хозяйское.

Когда Сергей Иванович ушел, она сердито захлопнула книгу. «Очень нужен! Нельзя и поболтать… Бирюк!»

Корсунов возвратился домой расстроенный.

— Опять неприятности в девятом классе… — устало сказал он Люсе, моя руки. — Может быть, действительно, все дело во мне.

Она не спросила, какие неприятности, не сказала и о приходе Сергея Ивановича, но за столом, будто между прочим, бросила:

— Я знаю, чьи это штуки, кто восстанавливает класс против тебя.

— Перестань! — крикнул Вадим Николаевич, сразу догадавшись, кого она имеет в виду. И уже тише, осуждающе, добавил: — Ты напрасно склонна видеть в людях плохое… И Сергей, и все у нас в школе по-настоящему честные люди.

— Ну, конечно, — Люся стала зло покусывать губы маленькими острыми зубами и отодвинула тарелку, — конечно, каждый твой случайный знакомый для тебя дороже меня, а жена для тебя только сплетница и болтушка! — Она вскочила и вышла из комнаты.

Вадим Николаевич устало пожал плечами.

От Корсуновых Сергей Иванович пошел в школу. Там он всегда находил успокоение. Проходя коридором, он заметил полосу яркого света в физическом кабинете, — наверно Волин готовил опыты на завтра, — и приоткрыл дверь.