Я нашла его в Интернете - Хамуталь Бар-Йосеф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она выглядела постаревшей на десяток лет. Побледнела, глаза стали еще больше, веснушки усеивали все лицо. Плечи у нее похудели, а бедра раздались вширь. При ходьбе она теперь слегка покачивалась из стороны в сторону.
Она хочет пройти гиюр — перейти в иудаизм. Давно уже хочет стать еврейкой. Еще в Киеве хотела, да, еще с тех пор. В Киеве у нее был друг еврей, она от него многому научилась. Да, Илья. Он репатриировался в Израиль, живет вместе с матерью в Димоне, но теперь они просто приятели. Мои лекции на нее тоже очень повлияли, я даже не представляю, как сильно. Теперь у нее нет друга, и она хочет перейти в еврейство, и, кроме того, ей очень нужна работа. Разрешения на работу у нее нет, она здесь в качестве туристки, пока не пройдет гиюр. Она убирает в домах и в подъездах, но хотела бы найти работу с детьми, она ведь закончила в Киеве семинар по усовершенствованию учителей и работников детских садов. Как поживает мама? Нормально, Анастасия иногда говорит с ней по телефону, не слишком часто, потому что дорого. Алексей по-прежнему при ней. «Можно прожить и без мамы». Она обожгла меня взглядом, в котором светилось новое знание, улыбнулась и дернула губами. Я сказала, что, по-моему, ей лучше всего пойти в такой кибуц, где есть подготовительные курсы для желающих принять гиюр. Позвонила в несколько мест, и Анастасия выбрала кибуц Эйн а-Нацив.
5
Примерно через год она позвонила снова. Как дела? У нее, хвала Господу, все отлично. В Эйн а-Нациве было замечательно, нелегко, но очень интересно, ужасно жаль, что это уже позади. Она познакомилась там с прекрасными, очень интересными, достойными людьми. Теперь она ищет работу. Если не с детьми, то, может быть, кому-нибудь нужна уборка. Она любит работать с людьми, а не с неодушевленными предметами, это очень скучно, но в данный момент выбирать не приходится. «Мама приедет в гости на Песах, разумеется, без Алексея, спаси нас Господь и помилуй! В Эйн а-Нациве много говорили о том, как необходимо после гиюра поддерживать связь с родителями, о том, что гиюр вовсе не отменяет заповедь „чти отца своего и мать свою“. Но как можно чтить мать, которая сама полностью отказалась от уважения к себе, которая так унизительно себя ведет? Да вдобавок мама ударилась в религию, понятное дело, в христианскую, упаси нас Господь от греха. Хочет отпраздновать Пасху в Иерусалиме. Кстати, меня теперь зовут не Анастасия, а Рут, в честь Рут-моавитянки, ну, сама понимаешь, она ведь тоже обратилась в еврейство. Прародительница царя Давида! Когда у меня будет сын, я назову его Давидом», — засмеялась она, и в голосе ее прозвучали первые надтреснутые нотки.
Я купила большой букет и поехала в аэропорт встречать Ольгу. Отвезла ее в Гило к Рут. Всю дорогу она беззвучно плакала и смеялась, вытирая слезы вышитым шелковым платочком, изъеденным молью. Говорила о том, как ужасно тоскует по Насте, и о религии, которая научила ее с радостью принимать все мучения этой жизни: и унижения, и чувство вины, и скорбь, и грязь, и скуку… Светлый камень домов в Гило понравился ей.
Я свозила ее в храм Гроба Господня в Старом городе и в русскую церковь в Эйн-Кареме. Повела на концерт филармонического оркестра. Ольга сказала: «Может, мне переехать жить в Израиль?» Рут ответила: «Тебе нельзя, ты не еврейка. И что ты сделаешь с Алексеем?»
Ольга пробыла в Израиле три недели и вернулась в Киев. Раз или два я говорила с ней по телефону — больше из вежливости, затем связь прервалась. Было это два года назад, и вот теперь полиция хочет, чтобы я опознала тело. Больше это сделать некому. И имеется младенец. От кого?
Анастасия лежала в больничной мертвецкой, накрытая простыней. Нос ее удлинился, желтоватые бледные губы приоткрыты, словно она только что увидела нечто — и странное, и интересное, и очень печальное — и хочет рассказать мне об этом. Я с трудом оторвала взгляд от этих немых приоткрытых губ. Объяснила полицейским, кто она, и попросила, чтобы кто-нибудь сообщил ее матери в Киев. Сама я была не в силах это сделать. Я спросила, какова была причина смерти. «Неясно», — ответили мне. «Она покончила с собой?» — «Судя по всему, нет. У нее, видимо, была высокая температура, возможно, понос или дизентерия, она не получала никакого лечения. Обезвоживание организма, да к тому же зимой». Не знаю ли я, как она питалась? «Нет, не знаю». — «Была ли она членом больничной кассы?» — «Не знаю, скорее всего, нет». — «Принадлежала ли она к какой-либо общине или синагоге?» — «Не знаю». — «Был ли у нее кто-нибудь, кого она могла попросить о помощи?» — «Не знаю».
Спустя несколько дней я стояла, опустив глаза, рядом с матерью Анастасии на кладбище в Иерусалиме и пыталась ее обнять. Она не реагировала. Стояла в надорванном у ворота, по еврейскому траурному обычаю, свитере, с серым лицом, с покрасневшими глазами, с искусанной до крови верхней губой. С недоумением остановила на мне пустой, застывший взгляд, не пытаясь даже вытереть слезы, струившиеся по ее щекам и вместе со слюной капавшие с подбородка. Помимо нас вокруг могилы толпилось человек тридцать молодежи из Эйн а-Нацива, и еще был там парнишка лет девятнадцати, симпатичный израильский мальчик с длинными волосами и с серьгой в ухе, который рыдал не переставая. Там же находились и его родители, терпеливо стояли рядом с ним, не зная, что делать. Толстенькая девушка в длинной джинсовой юбке объясняла подружке, что эта пара — родители того парня, от которого ребенок. «Они думали пожениться, но он нерелигиозный, поэтому Анастасия сильно колебалась. Ну, что бы они делали в субботу? Вот они и разошлись, она решила, что будет матерью-одиночкой, будет растить ребенка сама. Его родители собираются усыновить малыша. Его зовут Давид. Мы приезжали на церемонию обрезания, и с тех пор от нее не было ни слуху ни духу…»
— Мальчика зовут Давид, — сказала я Ольге.
По-моему, она не поняла, что я говорю и зачем.
Над книгой работали
Редактор Наталья Рагозина
Художественный редактор Валерий Калныньш
Верстка Оксана Куракина
Корректор Елена Плёнкина
Издательство «Время»
http://books.vremya.ru
Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2025
Примечания
1
Перевод Зинаиды Палвановой.