Пожиратели душ - Селия Фридман

Она ждала, но магистр не шевелился.

Внизу загудели голоса – не одна она слышала этот грохот.

«Вставай же! Ответь мне!»

Он не вставал.

Перегнувшись через перила, она истратила немного магии, чтобы лучше его рассмотреть. В тени башен это было довольно трудно, но ей показалось, будто волшебная чернота его мантии стала уже не такой густой. Грудь упавшего не вздымалась, сердце, похоже, не билось. И шея не вывернулась бы под таким углом, будь он жив.

Камала попятилась, прижалась к стене. Магистр боится лишь одной смерти – слишком быстрой, не дающей ему принять ответных мер. Падение к таким не относится. Пока падаешь, вполне можно сотворить что-нибудь для спасения.

Если только магия тебя не подводит…

Если тебя не вынуждают к Переходу именно в этот миг.

Если новый консорт подворачивается вовремя.

Вокруг тела уже собирался народ. Слышались какие-то крики. Камала не разбирала их, как будто кричали на чужом языке.

Она убила магистра.

«Есть только один Закон, – говорил Итанус, – превыше всех остальных: магистр не должен убивать другого магистра».

Кто-то вышел из башни посмотреть, что за шум. Камала закуталась в сумрак, став невидимой. Ноги подкашивались. Она могла стоять, только прислонившись к стене.

Она преступила Закон.

Того и гляди кто-нибудь из магистров, присутствующих на празднике, тоже выйдет и увидит погибшего. Что будет, если он посмотрит наверх? Не разглядит ли он за зыбкими чарами бледную, дрожащую женщину? Вернуться в башню и сделать вид, будто ничего не случилось, ей уж точно не удастся. Любой чародей почует обман с первого взгляда.

Больше здесь оставаться нельзя.

При мысли об этом в ней вспыхнули ужас, отчаяние, ярость, сознание своего провала. Живой душе не дано вместить столько чувств сразу, и они вырвались вон. Камала издала вопль, обращенный и к небесам, и к преисподней. Она кричала, пока не охрипла. Чары препятствовали кому-то другому услышать ее, но сама-то она себя слышала и ужасалась тому, что этот звериный вой исходит из ее горла.

Из башни появлялись все новые фигуры, некоторые в черном. Всхлипнув напоследок, Камала почерпнула у своего консорта еще толику сил и приготовилась к преображению. Ее ослабевший дух страшился этих чар, относившихся к высшей степени волшебства, но страх перед разоблачением заставлял торопиться.

Миг спустя один человек в самом деле поглядел наверх, ища место, откуда упал магистр.

Волшебник в черном сделал то же самое, высматривая улики, недоступные взору смертного.

Оба не увидели ничего. Одинокая сова покружила в небе, нырнула вниз, полетела на юг и скрылась из глаз.

Глава 20

На закате Андовану померещились башни. Он стоял на вершине холма, глядя далеко в сторону запада. Горизонт пылал, словно сама земля занялась рыжим пламенем, и в этом огне ему виделся Гансунг – вернее, башни, стоящие так тесно, что солнце не могло пробиться сквозь них, черное пятно на оранжевом западе под пухлыми лиловыми облаками.

Ничем другим, кроме Гансунга, это быть не могло.

Далеко ли еще до него? Холмистая местность мешала определить расстояние. Какой-нибудь день езды, от силы – два.

Андован глубоко вздохнул, не в силах унять дрожь. С каждой ночью его сны становились живее и ярче. Эти башни прямо-таки впечатались ему в мозг. Просыпаясь утром, он все более убеждался в том, что видит во сне Гансунг, и вот заветный город уже показался вдали.

От этого и от других причин голова шла кругом.

Здоровье принца, как и предсказывали лекари с магистрами, ухудшалось медленно, но неотвратимо, будто невидимая змея, стиснув его своими кольцами, выдавливала из него жизнь. Порой он останавливался среди дня, не в силах ехать до темноты, что раньше давалось ему так легко. Утром, пробуждаясь от снов, он все с большим трудом заставлял себя встать и начать новый день. Располагаясь на ночлег, он ухаживал за конем ценой огромных усилий, одолевая желание рухнуть наземь и забыться.

Одна только воля поддерживала его в пути – воля и сладкая песнь надежды. Найдя виновницу своей болезни, выяснив, как и зачем она сводит его в могилу, он спасется. Даже если ради этого придется ее убить.

А в этот вечер его вдохновили башни. Луны, стоявшие высоко, светили ясно, конь его не слишком устал, и принц решил проехать еще немного вперед. Мало ли какой день выдастся завтра – надо пользоваться этим новым приливом сил, пока можно.

Закат сменился сумерками, небо налилось темной синевой. Принц больше не видел города, но чувствовал, что Гансунг ждет его там, впереди. И ее тоже чувствовал – или это только иллюзия? Неужели чары Коливара настолько сильны? Сможет ли он, когда приедет… черная ярость захлестнула его, раскаленной лавой вскипела ненависть…

Он обеими руками вцепился в луку седла… черная ненависть НЕ СТАНУ Я НА КОЛЕНИ! камень сыплется вниз сумерки оглашаются воплем…

Он задыхался. Пальцы разжимались помимо воли, голова кружилась. Конь, почуяв неладное, взвился на дыбы, и он стал падать… падать в кровавую тьму с осколками камня громко крича…

Он упал и успел откатиться из-под копыт, но плечо отозвалось резкой болью… грянулся оземь и застыл, сломанная кукла в черной мантии. ВСТАВАЙ! ОТВЕТЬ МНЕ!

Ловя ртом воздух, он с трудом удерживал ускользающее сознание. Таких приступов у него еще не бывало – если он поддастся, то никогда уже не очнется. На этот раз его одолела не только слабость. В голове бушевал ураган образов и чувств, переживаемых кем-то другим. Происходит все это на самом деле, или его слабеющим разумом овладели ночные кошмары? Не болезнь ли сводит его с ума?

Он видел, как рушатся башни Гансунга. Сперва начали медленно обваливаться верхние этажи с балконами, балюстрадами и загорающимися на лету шелковыми занавесками. Потом треснули широкие основания, и языки огня вырвались наружу. Точно он сам стоял рядом, завороженный – оцепеневший от ужаса, – и не мог убежать. Куски гранита, мрамора, дерева сыпались градом, и негде было укрыться. Земля вспучивалась под ногами, башни падали одна за другой… кроме одной, в середине, без окон и дверей. Лишь она стояла, как часовой, над развалинами.

Он вдруг понял с отчаянной ясностью, зачем ему послано это видение. Будь у него больше сил, он возопил бы к небесам, кляня богов за жестокость… но сейчас он мог только плакать. Картины разрушения меркли, оставляя его распростертым на земле, и он не знал, сможет ли двинуться с места.

Ее больше нет в Гансунге. Он ее потерял.

Последняя башня рухнула, и настала тьма.

Глава 21

Когда Гвинофар вернулась к себе после встречи с Дантеном и Костасом, ее ожидала ванна. Мериан, ее служанка, успела заметить, что королева нуждается в омовении каждый раз, повидавшись с магистром. В другое время это задело бы Гвинофар, дав понять, что не так уж хорошо маскирует она свои чувства, но сегодня она слишком устала, чтобы беспокоиться по мелочам. Словно мириады слизистых насекомых ползали по ее душе и телу, а вода и мыло, как показывал опыт, помогали справиться с этим ощущением. О полном исцелении оставалось пока только мечтать. Гнусное присутствие Костаса следует переварить, а затем исторгнуть из тела – лишь тогда она сможет освободиться.