Среди падающих стен - Товия Божиковский

Затишье в Жолибоже продолжалось три недели. Это были последние относительно спокойные для гражданского населения и для армии дни. Армия Краева и Армия Людова использовали их для того, чтобы закрепиться на этом участке. Строились стратегические оборонительные позиции, формировались по всем правилам боевые подразделения, укрепившиеся за счет прибывающих из Старого Мяста боевых единиц. Жолибож стал военным лагерем.

Прибывшие из Старого Мяста, после короткого отдыха, вливались в местные части, выходили на вахту, участвовали в учениях. Отделение бойцов Еврейской Боевой Организации, входившие в роту поручика Витека, и здесь сохраняло свою обособленность. Мы получили приказ занять баррикаду на бульваре Польской армии, напротив Гданьского вокзала, который был в руках немцев. Как и защитникам других баррикад, нам нечего было делать. Мертвая тишина царила по обе стороны баррикад. Ни единого выстрела. Противники стояли друг против друга, наблюдали друг за другом - и выжидали.

В Жолибоже жизнь текла по новому руслу. В Старом мясте, где опасность подстерегала нас на каждом шагу, мысли были заняты одним: как пережить вот эту минуту, здесь можно было подумать и о будущем. В долгие часы на посту или в часы отдыха в доме на улице Красинского, где нас расквартировали, мысли уносились далеко-далеко от баррикад Жолибожа и разрушенных кварталов Варшавы. Ухо жадно ловило голоса далекого мира, а глаза впивались в страницы подпольных газет. Мы снова жили политическими и военными событиями в мире и пытались разгадать, что готовит нам судьба в окутанном туманом будущем.

Мы снова встретились с евреями. Их было несколько сот. Некоторые нашли здесь убежище еще до начала восстания. И хотя положение было не таким еще безнадежным, евреи жили в большем страхе и беспокойстве, чем поляки, из-за слухов о провале восстания в других районах Варшавы. Не давала покоя мысль, что и сюда, в Жолибож, могут вернуться немцы, которые жестоко расправятся с повстанцами и гражданским населением, с евреями и неевреями.

14 сентября - в день, когда Красная и Польская армии освободили Прагу предместье Варшавы - произошел перелом в настроении восставших и всего населения Варшавы. Возродились надежды, которые реки крови уже давно унесли в небытие.

Ожидания, утонувшие в море разочарований, вновь всплывали на поверхность и казались более реальными.

Красная Армия стоит уже на правом берегу Вислы, а мы - на левом. От этих слов, казавшихся еще недавно мечтой, - становится легче. А если и остались в душе какие-то сомнения, то их развевал гул советских самолетов, свободно летающих в небе, который было нетрудно отличить от гула немецких "Мессершмидтов". Слышна уже перестрелка между двумя враждебными берегами Вислы, - значит, вот здесь, по соседству с раскинувшимся до самой Вислы цветущим Жолибожем, стоит армия, пришедшая, чтобы уничтожить нашего самого страшного врага. Хотелось протянуть руки солдатам, которые были так близко от нас и в то же время так далеко: нас разделяет немецкая армия, закрепившаяся на левом берегу. Мы радовались изгнанию немцев с правого берега реки и забывали о том, что они еще здесь, на левом берегу. Близок час - это ясно - когда их выбьют и отсюда.

Повстанцы и гражданское население почувствовали себя увереннее, когда советские войска после освобождения Праги начали оказывать нам действенную помощь. С наступлением ночи появлялись советские самолеты, нагруженные оружием, боеприпасами, продовольствием. Специальные подразделения ожидали их на улицах и открытых участках. До поздней ночи стояли мы, подняв глаза к небу, пытаясь разглядеть в густой тьме очертания самолетов. И долго еще после того, как знакомый гул затихал вдали, из темноты спускались на землю тяжелые грузы.

Работы у нас после этого было много. Сотни людей всю ночь до утра собирали эти пакеты, переносили на склады, распаковывали, сортировали новые автоматы, ружья, снаряжение, банки мясных консервов, сгущенное молоко и др. Казалось, ты чувствуешь тепло братских рук, собиравших все это. Казалось, нам говорят: "Мы с вами, не оставим вас!"

Обнаружив, что повстанцам помогает Красная Армия, немцы решили выбить восставших с прибрежной полосы. Они атаковали нижний Жолибож у самого берега Вислы. Почти все жители покинули дома и разрушенные улицы и бежали в верхнюю часть Жолибожа. Но восставшие держались крепко на своих позициях и покинули лишь одну, выдвинутую вперед, которую нельзя было оборонять.

Немцы не успокоились. Они открыли огонь из всех своих батарей. Кончились спокойные дни Жолибожа. Немцы непрерывно обстреливали его с позиций на Гданьском вокзале, в Цитадели и в Центральном институте физкультуры.

Жолибож весь в огне! Немцы почти не вводили в действие авиацию, видно, опасаясь советских зениток, стоявших на другом берегу. Зато они не жалели артиллерийских снарядов. И снова десятки убитых, раненых, разрушенные дома. Повторялась история Старого Мяста. Оттуда можно было отступить, но из Жолибожа - куда двинешься?

Вначале штабы Армии Краевой и Армии Людовой готовили позиции к бою. Советские самолеты сбрасывали еще оружие и боеприпасы. Укрепление позиций сопровождалось перегруппировкой частей. Моему подразделению было приказано сняться с позиции на бульваре Польской армии и перейти в нижний Жолибож. Здесь нас разделили на две группы. Я был в той, которая двинулась к "полицейским домикам" на улице Беневецкой, самой близкой к врагу позиции.

Едва мы добрались до площади Лелевеля, как немецкие снаряды густо легли на всей площади. Мы еще не оборудовали по всем правилам свою позицию, не вырыли траншеи, и нам пришлось ползти по совершенно открытой местности метров сто. Пыль и щебень прилипали к потным лицам, забивали дыхание. Глазами мы пробегали это расстояние в миг, но руки переносили нас лишь на несколько сантиметров вперед. Странное чувство, когда ты знаешь, что должен, как можно скорее, выбраться из огненного котла, а сам ползешь, как черепаха. А тут еще заговорили противотанковые ружья. Я задержался у телеграфного столба, чтобы перевести дух. Пуля, ударившая в столб, вывела меня из оцепенения. Я пополз дальше. В этот момент ранило бойца недалеко от меня. Мои товарищи, вырвавшиеся вперед, вернулись, ибо не было никакой возможности добраться до цели. Мы поползли под шквалом огня. Наш солдат, Смутный, не переставал даже в самые ужасные минуты острить: "Не волнуйтесь. Будет еще хуже!"

С трудом добрались мы до здания, которое служило тыловой позицией восставших. И только под покровом ночи мы смогли добраться до "полицейских домиков".

Тут мы увидели, что дела наши плохи. Другие позиции находились в центре населенных районов, эта же стояла на пустыре, вокруг ни живой души. Ни воды, ни пищи, и нет возможности ничего подвезти: все дороги обстреливаются врагом. Приходилось стоять на посту подряд сорок восемь часов. Подразделение, которое мы должны были сменить, находилось здесь уже несколько дней. Люди были голодные, грязные, усталые. Мы смотрели на них с жалостью, но и они глядели на нас с сожалением: они отправляются на отдых, а мы остаемся на этом опасном участке.