Хочу тебя испортить - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хочу использовать второй день…
© Кирилл Бойко
Game over. Не успел сохраниться.
Уже несколько часов сижу, обхватив руками руль, и бесцельно пялюсь в лобовое стекло. Внешне, наверное, являю самый отрешенный вид. Только внутри все еще идут отголоски дрожи. Баллов пять, но было ведь и двенадцать. После такого не может быть выживших.
Но я-то переживу.
Как иначе? Никак.
Оглушен. Но жив.
Не понимаю только одного. Как можно кого-то так сильно ненавидеть и одновременно… Что? Как назвать эту проклятую тягу? Какое-то помутнение рассудка? А в груди что?
Ненавижу ее… Ненавижу ее в себе.
Отец снова трубу обрывает. Принимаю вызов, когда чувствую, что могу говорить без примеси странных эмоций.
– Где ты опять пропадаешь? – горланит «папочка».
– Дела возникли.
– Какие дела? Ты издеваешься?
– Нет.
По голосу слишком очевидно, что мне похрен на его ор. Не работает. Адаптация давно пройдена. А сейчас еще и эта чертова сводная сестра все заместила. Рефлексы и инстинкты только на нее срабатывают.
Пройдет.
Как иначе? Никак.
– Когда будешь дома? – вновь врывается в воспаленное сознание голос отца.
– Скоро.
Конечно же, «папочка» не верит этому заявлению. Молчит какое-то время. Но на меня даже эта пауза никакого воздействия не имеет.
– Не испытывай мое терпение, – выдыхает, наконец, не тая угрозы.
Насрать.
– Хорошо. Давай.
Естественно, Фильфиневич опаздывает. В половине восьмого около преподавательских домов прогуливаются только Тоха с Жорой. При условии, что нахальное и неторопливое пересечение местности с бейсбольными битами наперевес можно считать променадом. Извлекаю из багажника свою удлиненную дубину и с чувством полной безнаказанности лениво перебираю ею тротуарную плитку по направлению к притормозившим в ожидании меня парням. Нерводробительный перестук усиливаю беззаботным и вальяжным насвистыванием.
Пусть каждая тварь слышит и понимает, зачем мы сюда явились.
На всех положить.
– Салют, – бросаю и вскидываю взгляд на верхние этажи нужной пятиэтажки.
– Здорова.
– Добрый вечер, – распевает Тоха. – Филю ждать будем?
Закатывая глаза, хочу бортануть опаздывающего, как вдруг во двор влетает знакомый спорткар.
Отлично. Если кто-то еще не обратил на нас внимания, то теперь уж точно заметят.
Филя, конечно, прежде чем выбраться, несколько раз смотрится в зеркало. Подгоняю его матом, ибо терпение на исходе. Помогает слабо. Фильфиневич умудряется на выходе из машины протереть влажной салфеткой кроссы. Только после этого тащится к нам.
Пару минут спустя с шумом врываемся в подъезд. Игнорируя лифт, взбегаем на четвертый этаж по лестнице. Топот такой создаем, что Франкенштейн уже по-любому с открытой дверью нас ждать должен.
И…
Дверь открывается, только на пороге вовсе не Курочкин появляется. Грубо шмыгаю носом и выпускаю во внешние данные всю свою ублюдочную ярость, пока не впечатываюсь разгульным и свирепым взглядом в Любомирову.
Естественно, никто из нас к такому не готов.
Я особенно.
Внутри все обрывается. Режет и прожигает какие-то сверхчувствительные точки. И вдыхаемый на автомате кислород только сильнее распаляет это пламя. Нутро разносит. А сердце мощными гулкими ударами расхреначивает всю эту хлипкую горящую массу по всему организму.
– Что ты творишь, Бойко?
То, что этот вопрос направлен, чтобы как-то пристыдить меня, безусловно, злит. Кровь вместе со всей гормональной примесью закипает и сгущается. Сгущается до такого состояния, что утрачивает естественную способность гулять по телу. Рвет бурлящим киселем вены.
И все же… Запал на бойню будто топором обрубает. Понимаю, что не смогу я при ней ни биту в ход пустить, ни какие-либо словесные угрозы. Словно ее глазами себя вижу.
– Что задумал? Что ты за зверь?
Именно так себя и чувствую.
Смотрю на нее, и этот зверь лезет из груди.
– Мы вообще-то просто в гости к Виктору Степановичу заглянули, – заявляет с ухмылкой Филя.
Только он шагает к двери, из глубины квартиры появляется сам Франкенштейн.
– Ну, раз в гости, прошу всех к столу, – приглашает старик. Хмурится, глядя на нас. Транслирует осуждение и какое-то долбаное снисхождение. Но приглашает. – Чего застыли? Проходите. Будем пить чай.
Растерянно переглядываемся. Машинально скребу битой по плитке.
Что я должен сделать?
– Давайте, давайте, – подгоняет Франкенштейн. – У нас уже все готово. Варенье из чайной розы, пироги и мармелад.
