Хочу тебя испортить - Елена Тодорова

Конечно же, не жрачка заманивает нас в берлогу. Хрен знает что! Сам не замечаю, как уже разуваюсь и скидываю куртку. Тоха, Жора и Филя делают то же. Первыми уходят за Курочкиным в гостиную. Оборачиваюсь, чтобы двинуться следом, как Любомирова вдруг шагает ко мне. Щемит меня в угол, словно какого-то задрота.

– Меня тебе не провести, – шипит в мою сторону.

Я, на хрен, не могу сообразить, что ей ответить. Так, мать вашу, расшатало, что попросту не в состоянии резво ее затоптать.

Так и смотрим друг на друга.

Голову сходу уносит. Кружит, будто мы с ней не на ровной поверхности стоим, а в какой-то разболтанной реактивной карусели мотаемся. Нутро то восторг подрывает, то тошнота.

Задерживая дыхание, хватаю Любомирову за плечи и тупо переставляю, чтобы пройти.

– Что ты… – трещит что-то мне вслед. – Кирилл…

Не слушаю.

Лишь оказавшись в гостиной, догоняю, откуда растут ноги этой неожиданной встречи. За столом сидит Чара.

Грудь вспарывает новая молния.

Только эта не разбивает концентрацию, а напротив – заставляет собраться. Сжимая челюсти, занимаю свободное место. Шумно выдыхаю, когда этой чертовой сводной сестре взбредает в голову сесть рядом.

Какого хрена вообще? Неужели непонятно, что я ее удавить готов, и от меня стоит держаться подальше?

– Ну-с, налетайте, господа, – с непонятной интонацией дает команду Курочкин. – Налетайте.

Я не двигаюсь. Зато остальные, будто неделю не жравши, бодро набрасываются на предложенное мутное пойло и румяные пироги.

– Хорошо, что вы зашли.

– Ага, чудесно, – бубню я, прижимая к губам кулак.

– Я вот думал как раз, когда вам сообщить, что мы приняли решение смягчить ваше наказание, – сообщает Франкенштейн и замолкает. Точнее, прерывается, чтобы хлебнуть из своей посуды. И делает это так медленно, что у меня уже глаза из орбит лезут на него смотреть в ожидании продолжения. У остальных, походу, тоже. – Все вы будете допущены к участию в турнире.

– Серьезно? И в чем подвох? – возникает резонно Тоха.

– Сброс очков, – проговаривает старик спокойно.

Перехреначивая заслуги нескольких лет, объявляет об этом, словно о какой-то ничего не значащей фигне.

– В каком, блядь, смысле?

– Зашибись, предложение!

– Какой сброс очков, алё?!

Не реагируем на эту хрень лишь мы с Чарой. Тот, видимо, уже пережил. А я просто понимаю, что если открою сейчас рот, дам выход эмоциям и все тут к херам разнесу. Благо дубина за спиной.

– Все вы будете стартовать, как новички.

Стандартный набор патронов. Никакой нормальной амуниции. Отсутствие дополнительных жизней. И самое главное, тормознутый персонаж без какой-либо прокачки и навыков.

– Вы не имеете права!

– Имеем, – спокойно приземляет Филю Курочкин. – Имеем.

– Кира, ты это слышишь? Чё за хрень?

– Слышу, – мой голос звучит в тон старику.

Но отнюдь не потому, что я, мать вашу, благородно перемолол эту подачку.

– А если мы откажемся? На хрен надо!

– Если откажетесь, – смотрит сначала на задавшего вопрос Тоху, а потом всех нас охаживает взглядом, – путь к соревнованиям будет заказан для вас до окончания академии.

– Я шизею! – рявкает на эмоциях Жора. – И какой сволочи за это спасибо говорить?

– Мне, – ляпает слева от меня эта глупая ракушка.

Мать вашу…

Сцепляю зубы, уже зная, какой будет последующая реакция.

Жора с Тохой резво вскакивают на ноги. Я подрываюсь следом. Только как объяснить тот факт, что они рвутся к Любомировой, а я выступаю наперерез, не позволяя им приблизиться? Я сам себе не способен это объяснить.

– Спокойно. Я разберусь, – выдыхаю очевидную ахинею.

И как я собираюсь это сделать?

Едва поворачиваюсь к Варе, рядом тут же возникает Чара. Прикрывая веки, сжимаю пальцами переносицу, чтобы не видеть, как он кладет ей на плечи свою лапу.

– В общем… – выдыхаю и торможу. Сам себе на шею удавку накидываю. – Я хочу использовать второй день, – заявляю во всеуслышанье.

– Что за хрень? – психует Чара. – Мы договаривались.

Смотрю на него, игнорируя Любомирову.

– Ты лучше сейчас заглохни!

– С какого перепуга?

– Не хочу думать, что сегодняшний слив информации – это конец.

Конец нашей дружбе.

Выражение лица Чарушина меняется. Возможно, он даже попытался бы врезать мне, если бы не вмешавшийся Курочкин.

– Господа, господа, – лично меня один лишь его тон раздражает. – Что происходит? Не стоит зря накалять обстановку. Варю я лично никуда не отпускаю. Так что садитесь все обратно. Чай остывает.