Навои - Айбек

Туганбек, откинувшись на подушку, глядел в раззолоченный потолок. Присутствующие, кроме Ала-ад-дина Мешхеди и Шихаб-ад-дина, услышав ответ Туганбека ученому, смущенно опустили глаза. Только на желтом, бескровном, как у наркомана, лице Шихаб-ад-дина отразилось нескрываемое удовлетворение.

— В стране есть правители, — надменно сказал он. — Им и следует предоставить это дело. Стоит кому-нибудь совершить преступление, как сейчас же появляются защитники, болтающие о справедливости.

— Да, — в стране есть правитель! — нервно воскликнул Султанмурад. — Но угнетение — тоже сила, произвол — тоже сила. Среди тех, кто занимает высокое положение в государстве, тоже есть злодеи. Мы пришли, чтобы снять черное пятно с лица истины.

— Брат, — сказал Туганбек, выпрямляясь и стараясь говорить мягко, — бог и пророк повелевают накалывать преступника. Вопрос разрешит шейх-аль ислам.

— Никто не имеет права называть ее преступницей! К чистой, благородной, смелой девушке нужно отнестись — с жалостью и милосердием.

— Здорово! Это из какой книги? — вскричал Шихаб-ад-дин.

— Вы найдете эту мысль во всех правдивых книгах, — ответил Султанмурад.

— Я не так сведущ, чтобы вас учить, — сказал Туганбек, хмуря брови, — однако несомненно одно: никакой государь не издавал закона, позволяющего объявлять черное белым.

Султанмурад пожалел, что пришел; он хотел спросить — кто же во время Мирзы Ядгара похитил девушку, но сдержался из опасения привести Туганбека в ярость. Он холодно, сквозь зубы попрощался и бросился к двери.

Султанмурад бежал по саду напрямик, по мягкой влажной земле, увязая ногами в грязи. Вдруг он услышал сзади голос: «Почтенный Султанмурад!» Учёный обернулся и увидел на лестнице дома Туганбека.

— Друг мой, вы на нас обиделись? — улыбнулся ему Туганбек.

— Я призывал вас сделать доброе дело.

— На людях я был вынужден дать вам такой от вет. Вы меня не поняли. Это дело меня не касается, но я все же постараюсь, чтобы ваша просьба не осталась без последствий.

Султанмурад с удивлением смотрел на приветливо улыбающегося Туганбека.

— Пусть ваше сердце не беспокоится, — убежденно сказал Туганбек. Султанмурад поблагодарил и, радостный, вернулся домой. В худжре он увидел Зейн-ад-дина, еще более грустного, чем прежде.

— Успокойся, друг мой, мы предупредили беду.

— Правда? — недоверчиво спросил Зейн-ад-дин. Султанмурад с довольным видом передал Зейн-ад-дину весь разговор.

Зейн-ад-дин, которого сначала терзали различные подозрения, в конце концов успокоился. На него повлияла уверенность Султанмурада. В этот вечер друзья даже отпустили вооруженных товарищей Арсланкула и спокойно заснули.

На заре, во время утренней молитвы, молодые люди вышли на улицу. Они зашли в переплетные ряды посмотреть новые книги. Там, как всегда, они встретили ученых, поэтов, каллиграфов, поговорили и поспорили с ними. Потом, по выработавшейся за последние дни привычке, направились к крепости Ихтияр-ад-дин. По дороге послушали знаменитого юродивого — дивану — Дервиша Шамриза. Окруженный толпой народа, дивана смешил всех забавными шутками.

Затем друзья зашли в харчевню, поели и посидели там, поглядывая на прохожих. Зейн-ад-дин, как всегда, пытался развлечь своего друга, рассказывая ему интересные подробности о каждом прохожем, будь то конный или пеший, старик или юноша.

Выйдя из харчевни шашлычника, молодые люди увидели вдали, возле тюрьмы, большую толпу народа. Подозревая недоброе, они побежали туда. У ворот караульного помещения важно стоял Туганбек.

— Что случилось? — бледнея, спросил Зейн-ад-дина Султанмурад. Тот гневно сжал губы и исчез. Через несколько минут он вернулся и, подтолкнув Султанмурада, отвел его в сторону.

— Знаешь, — сказал он прерывающимся голосом, — дело кончено. Туганбек от имени Музаффара-мирзы написал приказ и вручил его джигитам царевича. Сейчас приговор приведут в исполнение.

— Собака Туган! Вот как он провел нас! — воскликнул Султанмурад и, вне себя от гнева, бросился к Туганбеку. Зейн-ад-дин проворно схватил его за плечи.

— Друг мой, ты с ума сошел! Теперь ничего не поделаешь, — говорил он, таща Султанмурада назад.

— Ради бога, оставь меня! — закричал Султанмурад. — Я при всем народе дам этой собаке по морде! Пусть вешает и меня, если может.

— Не болтай вздор! — умолял его Зейн-ад-дин. — Когда-нибудь мы с ним рассчитаемся.

Толпа все увеличивалась. Всякий толковал по-своему: «Повесят!», «Разрубят!». Многие жалели: «В чем она виновата? Несчастная девушка! Хотела вырваться из клетки, вот и все!»

Туганбек вошел в караульную комнату. Стражников стало еще больше. Появились джигиты из личной свиты Музаффара-мирзы. С грозными криками они принялись ударами плетей разгонять народ.

— Что делать? Неужели у нас на глазах убьют невинную девушку! — закричал Султанмурад.

— Поздно! К кому теперь пойдешь с жалобой? Не у Туганбека же мы станем просить помощи!

Нукеры, разгоняя народ, начали приготовлять место для казни. Появилась зловещая фигура палача.

— Арсланкул! — вдруг закричал Султанмурад и побежал навстречу всаднику, на рыжем коне, который мчался в их сторону. Зейн-ад-дин поспешил за ним.

— Все ли спокойно?! — крикнул Арсланкул, не слезая с коня.

— Что ты привез? — тревожно спросил Султанмурад.

Арсланкул соскочил с коня. Вынув из-за пазухи бумагу, он подал ее Султанмураду. Все трое бросились к начальнику крепости.

Султанмурад с нескрываемой гордостью подал бумагу начальнику крепости — широкоплечему джигиту с неподвижными глазами и усами торчком. Тот развернул бумагу грубыми, толстыми пальцами и тупо уставился в нее. Потом закричал:

— И от смерти и от тюрьмы освобождена. Выведите ее, приказал он нукерам.

— Что это за бумага? От кого она? — злобно проговорил Туганбек. Подходя к начальнику крепости.

— От Алишера Навои. Вот и печати всех беков. Я подчиняюсь, — холодно ответил тот.

— Правда всегда возьмет верх, — она всегда победит! — резко бросил Туганбеку Султанмурад.

Лицо Туганбека зловеще искривилось. Он взял в руки шапку и молча вышел, переваливаясь с ноги на ногу.

Нукеры вывели Дильдор. Лицо ее покрылось болезненной желтизной, но смелые глаза ярко сверкали. Словно обессилев, она прислонилась к стене. Арсланкул, плача, гладил ее лоб и быстро принялся снимать с нее цепи.

— Куда меня привели? А вы почему здесь? — рассеянно спросила Дильдор.

— Ты свободна, душа моя? Совсем свободна! — со слезами в голосе говорил Арсланкул.

— Неужели правда? — сказала Дильдор, окидывая взглядом присутствующих, словно спрашивая у них ответа.

Султанмурад, стоявший в четырех — пяти шагах от нее, не смея взглянуть в глаза девушке опустил голову.

На улице толпа встретила их радостным шумом. Кто-то громко сказал:

— Навои из Мерва предотвратил гератскую беду!

— Дай ему бог долгую жизнь! — восклицали в народе.

Выбравшись из толпы, Арсланкул остановился и пригласил друзей к себе. Султанмурад сославшись на усталость, извинился и попросил. Зейн-ад-дина проводить их. Приятель согласился. Дильдор посмотрела на Султанмурада. Его лицо казалось ей знакомым, но она не могла вспомнить, где она его видела.

— Пойдемте с нами, — сказала она, смущенно улыбаясь, и потупилась, — такой радостный день…

— Спасибо, сестричка, — дрожащим голосом ответил Султанмурад, — я приду к вам на свадебный той. Да будет ваше счастье ярким, как солнце.

Проводив глазами друзей, летевших на крыльях радости, Султанмурад медленно направился к свою худжру. Буря, бушевавшая в его сердце, понемногу улеглась. Соединение двух любящих сердец, их счастье, как солнце, вышедшее из-за тучи, озарило душу ученого.

Глава двадцатая

Солнце с каждым днем припекало все ощутимей. Вместо колючего резкого ветра теперь веял живительный, бодрящий ветерок. Апрельские тучи сгущались на небе, и русла рек наполнялись могучим потоком. После дождей прозрачная синева неба слепила глаза. В степи молодежь играла в чавган;[95] за ушами у всех пламенели тюльпаны. Воины и слуги, набрав в подолы тюльпанов, украшали ими шатры.

Весна принесла поэту новые краски, новые звуки. Ржание коней, выпущенных в поле, песни джигитов звучали теперь по-иному.

Днем Навои обычно поднимал край палатки и сидел, любуясь сверкающими на солнце полями, далекими пригорками и холмами. Читал газели. Приглашал искусных шахматистов и, сняв с головы ермолку, отдавался игре.

Хусейн Байкара справлял весенние праздники. Собрав отовсюду самых драчливых баранов, он устраивал грандиозные зрелища. Несколько раз происходили кумысные пирушки. Наконец султан объявил о своем намерении возвратиться в столицу. Все начали готовиться к походу. К Навои явились нукеры. — Если разрешите, мы сложим шатер. — «Так скоро! — недовольно произнес Навои.