Навои - Айбек

Зейн-ад-дин резко повернулся и побежал в медресе.

В худжре Султанмурад с Арсланкулом горячо беседовали о чем-то.

— Султанмурад, как всегда, обрадовался приходу Зейн-ад-дина.

— Иди сюда, друг мой, помоги нам разрешить трудный вопрос! — воскликнул Султанмурад, указывая на место возле себя.

— Какой вопрос?

— Дильдор надо, наконец, освободить, — проговорил Султанмурад.

— Правильно, и притом как можно скорей. Но вы знаете, откуда освободить?

— Не откуда — это известно, а как проникнуть во дворец, вот что скажите, — проговорил Арсланкул, поправляя шапку и глядя на Зейн-ад-дина полными надежды глазами.

— Что? Да вы, наверное, не проснулись еще? Девушка из одной тюрьмы попала в другую;

— У Арсланкула и Султанмурада захватило дыхание. Они растерянно смотрели друг на друга.

Зейн-ад-дин рассказал о случившемся. В комнате воцарилась глубокая тишина. Из глаз Арсланкула закапали слезы. Султанмурад внезапно поднялся с места.

— Поистине, этой девушке нет подобной во всем мире, — сказал он, охваченный волнением. — Братья, пусть каждый из нас возьмет на себя определенную задачу. Будем беречь жизнь Дильдор, как свею. Ты, Зейн-ад-дин, постарайся разузнать о проделках Тугая-бека. Вы, Арсланкул, не отходите далеко от тюрьмы, но будьте очень осторожны. А мне что делать? Жаль, что господин везир Ходжа Афзаль вчера уехал в Мере. Что ж, попрошу помощи у справедливых гератских беков, у уважаемых людей.

Никто не возражал Султанмураду. Сговорившись встретиться у Зейн-ад-дина, друзья вышли из худжры.

Арсланкул громадными шагами мчался к крепости Ихтияр-ад-дин. Крепость походила на цепь гор, возвышающихся друг над другом. Грозное тяжелое здание вздымало к небу свои высокие зубцы, толстые стены, земляные насыпи. Тюрьма находилась здесь. Арсланкул грустно бродил между крепостью и конским базаром, расположенным к северу от крепости. Голова у него была тяжелая, словно ее сдавили железным обручем. Перед глазами вставали страшные картины. Ему не раз приходилось видеть здесь — обезглавленные трупы с отрубленными руками и ногами, повешенных, которые болтались на виселице, извиваясь в судорогах, и вскоре вытягивались, как арабская буква «алиф».[93] Внезапно ужас наполнил его сердце: «А вдруг Дильдор сейчас выведут и повесят! Что сделает он с пустыми руками?»

Не колеблясь ни минуты, юноша помчался домой. Тетка была на базаре. Арсланкул подошел к старику и тихонько хлопнул его по плечу.

— Дядюшка, вы говорили мне про какой-то меч. Покажите его мне.

— А, меч? Разве на Герат идут враги? — спросил старик, широко раскрывая глаза, затененные густыми бровями.

— Нет… Все спокойно… Но мне нужно… — торопливо говорил Арсланкул.

Старик вошел в дом и показал на большой сундук. Не найдя ключа, юноша ухватился за кольцо и, с силой потянув его, открыл крышку сундука. Из-под груды одежды он извлек меч, вынул его из ножен и внимательно осмотрел.

— Эй, красавец, что рассматриваешь? — спросил старик. — Исфаханская сталь… Мой отец был воином покойного эмира Тимура. Сколько этот меч видел стран, над сколькими головами его заносили! Этот меч видел Хиндустан, Дешт-и-Кипчак, Аравию, Иран, Кавказ, землю Румов. Живи я во времена Сахиб-Киран[94] Тимура, разве остался бы я на всю жизнь гончаром? Был бы правителем где-нибудь в Китае. Эх жизнь.

— Хороший меч, — сказал Арсланкул.

Он вложил меч в ножны и подвесил к поясу под длинным халатом. Потом взял с высокой, полки, завернутый в тряпку нож и сунул его за голенище сапога.

— Что, собрался воевать с Яджуджем и Маджуджем? На поясе меч, за сапогом нож. Смотри!, поднимать меч можно только за правое дело. Не проливай невинной крови, — сказал старик, загораживая Арсланкул у дорогу..

— Дядюшка, во времена Хусейна Байкары стало много дурных людей. Этот меч поднимется только против несправедливости.

Арсланкул прошел на берег Инджиля и, повидав там кое-кого из своих приятелей, снова отправился к крепости Ихтияр-ад-дин.

В час вечерней молитвы Арсланкул, как было условленно, постучал в ворота дома Зейн-ад-дина, Какая-то женщина открыла ему в темноте и пригласила в комнату, из окон которой струился свет. В комнате никого не было… На ковре лежали перья, пеналы для перьев, всевозможной формы чернильницы, листки чистой бумаги; на колышке висели тамбур и гиджак. Арсланкул сел в уголок, — положил шапку подле себя и устало закрыл глаза.

«Я оторвал этих благородных людей от дела, заставил расстаться с книгой, — печально думал юноша. — Один из них мудрец, который превзошел великого ученого Челеби, пришедшего к нам из земли Румов, а другой — замечательный писец. Ко мне чужому, неграмотному человеку, они проявили столько любви. Не будь таких честных, правдолюбивых людей, вся земля покрылась бы мраком. Они в хлопотах обо мне, а я сижу здесь».

В это время на дворе послышался шум. Арсланкул вскочил на ноги и пошел навстречу друзьям.

— Ну, что вы узнали за день? — спросил Султанмурад, глядя на усталого Арсланкула, под халат ом которого обрисовывался меч. Ничего не узнал. Если смотреть снаружи, похоже, что все благополучно.

— Да, до сих пор все спокойно. Что же вы надумали делать дальше? — спросил Зейн-ад-дин, собирая разбросанные по комнате письменные принадлежности.

— Сегодня ночью я, если вы одобрите, устрою одно дельце.

— Какое? — с интересом спросил Султанмурад.

— Что, если мы ночью нападем на тюрьму, зарежем сторожей и освободим невинную пленницу? —  серьезно заговорил Арсланкул.

— Похвальная отвага, но где же сила? Это дело нелегкое, — нетерпеливо прервал Султанмурад.

— Не считая меня, есть еще пять молодцов, — ответил Арсланкул. — Все — отважные парни, любит подраться. Это мои хорошие товарищи, я с ними сдружился в Герате. Мы все — одно тело, одна душа. Теперь они ходят вокруг тюрьмы. Если вы разрешите, мы выберем время и устроим нападение.

Зейн-ад-дин и Султанмурад безмолвно посмотрели друг на друга.

— Как ты находишь это смелое намерение? — спросил, наконец, Султанмурад.

— Сказать по правде, я не ожидал от Арсланкула и его товарищей такой отваги. Их смелость достойна похвалы. Однако сколь отважным ни кажется нам этот план, я вынужден высказаться против.

— Почему? Вы не верите в успех нашего дела? — перебил его Арсланкул.

— Несомненно, — это решимость, достойная джигитов, — серьезно продолжал Зейн-ад-дин, сдвинув брови. — Десятки наших противников, конечно, погибнут, но из нас тоже никто не останется жив. А результат? Вероятно, никакого.

Наступило тягостное молчание.

Арсланкул сидел, низко склонив голову. Его богаырская спина согнулась, руки опустились. — По-моему, брат мой, — снова обратился Султанмурад к Арсланкулу, — ваше решение возможно будет осуществить в последнюю минуту, когда не останется никакого другого выхода. Тогда подобная храбрость приобретем быть может, особый, глубокий смысл. Но сейчас нет такой надобности. Мы говорили с некоторыми высокопоставленными людьми. Казнь Дильдор отложена. Надо постараться, чтобы об этом деле забыли.

— Можно не опасаться казни? — дрожащим голосом спросил Арсланкул.

— Трудно сказать, ведь существуют такие хищники, как Туганбек, — ответил Султанмурад.

— В нашей стране, хвала аллаху, найдутся люди, которые смогут призвать к ответственности и такого человека, как Туганбек, — убежденно сказал Зейн-ад-дин.

— Если так, я отправлюсь в Мерв к Алишеру Навои, — заговорил, выпрямившись, Арсланкул. — Открою поэту всю боль моего сердца. Эта мысль приходила мне в голову и раньше, но я думал, что времени мало, что каждая минута дорога. Если казни опасаться нечего, я поеду.

— Вот за эту мысль я готов отдать душу! — воскликнул Султанмурад. — Она приходила в голову и мне. Алишер — лев в борьбе с жестокостью, меч правды и справедливости.

Предложение Арсланкула понравилось и Зейн-ад-дину, Арсланкул оживился, у него как будто гора свалилась с плеч. Все трое принялись горячо обсуждать план. Прежде всего надо было найти сильную, быструю лошадь. Этот вопрос заставил молодых людей поломать голову. Наконец Султанмурад решил попросить коня у одного богатого человека, который брал у него частные уроки. Он собрался и быстро ушел. Арсланкул отправился к крепости Ихтияр-ад-дин. С ним пошел и Зейн-ад-дин. Он хотел на всякий случай познакомиться с товарищами Арсланкула.

На рассвете, когда раскрылись городские ворота, первым человеком, который выехал из Герата, был Арсланкул. Несчастный влюбленный редко останавливался в рабатах. Словно дух, ищущий жертвы, ом мчался по степи, даже по ночам не прерывая пути. Останавливаясь на постоялых дворах, Арсланкул перед выездом покупал на деньги, данные теткой, корм для коня, а сам садился а седло голодным. Разговоры спутников, отдыхавших в рабатах, не доходили до его ушей, сердце его непрестанно трепетало: а вдруг Дильдор сейчас казнят! А может быть ее теперь пытают, а может быть его товарищи-храбрецы были вынуждены совершить нападение на тюрьму, и все погибли. Эти мысли охватывали джигита, словно мрачная пучина.