Таймлесс. Рубиновая книга - Керстин Гир

Гидеон окинул меня испытующим взглядом, который я парировала.

Он, должно быть, подумал, что я сбежала, трясясь от страха? Нет, не выйдет.

Вообще-то, он учил меня далеко от него не отходить. А сам при первой же возможности оставил меня одну.

— Как вы тут? Беседуете? Что скажете, лорд Бромптон, понравилось ли вам в XXI веке? — спросил граф.

— Без сомнения! Какие восхитительные идеи у вас, — сказал лорд Бромптон и захлопал в ладоши. — Это и впрямь было очень занятно.

— Я знал, что вам понравится. Но что же вы не предложили бедной девочке присесть?

— О, я предлагал. Но она предпочла постоять, — лорд наклонился ко мне и доверительным тоном продолжил:

— Я бы очень хотел получить этот серебряный ящичек, граф.

— Серебряный ящичек?

— Спешим откланяться, — сказал Гидеон, быстрыми шагами пересёк комнату и подошёл ко мне.

— Понимаю, понимаю. XXI век ждёт, — сказал лорд Бромптон. — Большое спасибо за ваш визит. Было очень интересно.

— Могу только присоединиться к словам лорда, — сказал граф.

— Надеюсь, вы почтите нас своим визитом ещё раз, — сказал лорд Бромптон.

Ракоци не сказал ничего. Он просто посмотрел на меня.

Неожиданно я почувствовала себя так, будто на шею мне легла ледяная рука. Я начала испуганно хватать ртом воздух и оглядываться по сторонам. Вокруг не происходило ничего подозрительного. И всё-таки я совершенно чётко ощущала железные пальцы, которые всё крепче и крепче сжимались вокруг моей шеи.

— Могу надавить в любой момент.

Но произнёс эти слова вовсе не Ракоци, а граф. При этом губы его оставались неподвижными. Я в замешательстве переводила взгляд с его рта на его руку. Между мной и графом было около четырёх метров. Как ему удавалось держать ладонь на моём горле? И почему в моей голове звучал его голос, хотя сам он в это время молчал?

— Я не знаю, какова твоя роль, девочка, и вообще, важна ли ты. Но я не потерплю, чтобы кто-то нарушал мои правила. Это предупреждение. Ты поняла?

Давление на мою шею усилилось.

Я была парализована страхом. Я могла только уставиться на него и хватать ртом воздух. Неужели никто не видит, что со мной творится?

— Так ты поняла меня или нет?

— Да, — прошептала я.

Хватка сразу ослабла и рука отцепилась. Воздух свободно хлынул в мои лёгкие.

Граф скривил губы и встряхнул кистью руки.

— Мы ещё увидимся, — сказал он.

Гидеон поклонился. Трое мужчин ответили поклоном на поклон.

Только я стояла как вкопанная, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой, пока Гидеон не схватил меня и не вытащил из комнаты.

Даже когда мы уже сидели в карете, напряжение не покидало меня. Я чувствовала себя вялой и бессильной, и даже униженной.

Как графу удалось поговорить со мной так, чтобы никто этого не услышал? И как он смог дотронуться до меня, хотя мы стояли на расстоянии четырёх метров друг от друга?

Мама была права. То, что о нём говорили — правда. Он был в состоянии проникать в тело человека и контролировать его ощущения. Меня обманули его пустая, нарочитая болтовня и хрупкий вид. Я сильно недооценила силу графа.

Как глупо с моей стороны.

Да я вообще как-то недооценила всю эту историю, в которую ввязалась.

Карета тронулась с места. Её подбрасывало так же сильно, как и во время первой поездки. Гидеон отдал приказ жёлтоштаннику поторапливаться. Мне это показалось совершенно излишним. Ведь уже на пути сюда он нёсся как ошалелый.

— С тобой всё в порядке? У тебя такой вид, будто ты повстречала привидение, — Гидеон стянул свой плащ и положил его на сидение. — Очень даже жарко для сентября.

— Нет, не привидение, — сказала я, не в состоянии смотреть ему в глаза.

Мой голос дрожал.

— Лишь графа Сен Жермена и один из его фокусов.

— Он был с тобой не особенно вежлив, — рассуждал Гидеон. — Но этого и следовало ожидать. У него наверняка было о тебе несколько другое представление.

Я ничего не ответила, поэтому он продолжал:

— В предсказаниях двенадцатый путешественник во времени всегда предстаёт как некто особенный. «Магией ворона он наделён». Что это означает, правда, не знает никто. Граф, кажется, так и не поверил мне, что ты всего лишь обычная школьница.

Странно, но это замечание подавило во мне чувство бессилия и собственной никчёмности, которое появилось после знакомства с графом. Вместо покорности и страха я ощущала теперь жесточайшую обиду. И ярость. Я прикусила губу.

— Гвендолин?

— Что ещё?

— Это не должно тебя обидеть. Я не имел в виду «серая мышка», я имел в виду «обычная девочка».

— Да всё в порядке, — сказала я и обдала его гневным взглядом. — Мне всё равно, что ты обо мне думаешь.

Его вид оставался совершенно невозмутимым.

— Что поделаешь.

— Ты же совсем меня не знаешь! — воскликнула я.

— Вполне возможно, — сказал Гидеон. — Но я знаю целую толпу таких же девочек, как и ты. Все вы одинаковы.

— Целую толпу? Да ну!

— Такие девочки, как ты, интересуются только причёсками, одёжками, фильмами и звёздами. Вы постоянно хихикаете и бегаете стайками в туалет. И презираете Лизу, которая футболку купила на распродаже в Marks & Spencer.

Хоть я и была ужасно зла, мне никак не удалось сдержать улыбку.

— Хочешь сказать, все девчонки, которых ты знаешь, презирали Лизу, купившую футболку в Marks & Spencer?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Знаю, — я не хотела продолжать разговор, но меня понесло. — Ты считаешь, что все девчонки, которые не похожи на Шарлотту — поверхностные дурочки. Только потому, что у них было нормальное детство, а не постоянные уроки фехтования и тайноведенья. На самом деле, у тебя просто никогда не было времени, чтобы познакомиться с нормальной девочкой, поэтому ты мелешь такую чепуху.

— Вот ты как! Неправда! Я ведь, как и ты, учился в обычной гимназии.

— Да уж! — остановиться я уже не могла. — Если ты готовился к путешествиям во времени хотя бы наполовину так же старательно, как и Шарлотта, то друзей у тебя не было ни среди мальчиков, ни среди девочек. А все твои соображения насчёт обыкновенных девчонок основывались на наблюдениях, которые ты сделал, одиноко болтаясь на школьном дворе. Или ты хочешь меня убедить, что одноклассники разделяли твои страшно прикольные увлечения — латынь, менуэт и езду в каретах?

Вместо того, чтобы обидеться, Гидеон, казалось, развеселился.

— Ты забыла игру на скрипке, — он откинулся на спинку и скрестил руки на груди.