Оружейник-3 - Олег Шовкуненко

Приободренный Леший прокричал мне сквозь распахнутый водительский люк. Подполковник вместе с Лизой, Пашкой и Нестеровым обосновался на бронированной крыше. Они старательно отстреливали тварей, которых как магнитом тянуло к нашей израненной «восьмидесятке».

— Забирайтесь внутрь!

Я уже в который раз попытался напомнить, что Проклятые земли совсем не место для катания на броне, но Загребельный меня опередил:

— Выберемся на Киевское шоссе, тогда и спустимся, а пока… — чекист дал короткую очередь, и кто то, очень похожий на крупного пятнистого паука, шмыгнул за угол стоящего неподалеку ангара.

— Забирайтесь, мать вашу! Это приказ! — меня это пижонство стало выводить из себя. Мало что ли навидались? Башку снесут, и ойкнуть не успеешь.

Вцепившись в болезненно вибрирующий руль, я ждал когда стрелки заберутся внутрь. Именно в этот момент моего плеча и коснулся Главный:

— Ветров, где ты намерен ночевать?

— Километров тридцать на юг по Киевскому… Есть там одно интересное местечко. Тебе должно понравиться.

— Тридцать… — ханх наморщил лоб, что-то прикидывая.

— Есть возражения или я не знаю чего то, что должен? — Я сразу насторожился.

— Не знаешь, — наш проводник подтвердил мои опасения.

— Так просвяти.

Как раз в этот момент в люк над местом командира ввалился Леший.

— Мы на месте, — прогудел он своим сочным басом.

— Трогай, по пути поговорим, — предложил ханх.

— Ладно, поехали, — согласился я и как можно плавнее стронул с места изувеченную машину.

Для «302-го» закончилась эпоха неистовых рывков и бешеных скоростей. Теперь, как и положено инвалиду, он мог лишь медленно и грузно ползать. Понимая это, я скорее смял, чем пробил ограждение из рабицы и мимо дотла сожженной автозаправки «Газпромнефти» выполз на широкую ленту Киевского шоссе.

Дорога уходила вдаль практически по прямой, а потому просматривалась километра на полтора. Шоссе на этом участке оказалось буквально запружено брошенными автомобилями. В основном это были грузовики, бортовые и самосвалы. Наскоро набитые знаки «Осторожно радиоактивность!» указывали, что это именно те самые машины, которые участвовали в расчистке Наро-Фоминска еще до того, как его покинули люди. Перевозившую радиоактивный шлак технику парковали за городом, где она так и осталась стоять по сей день.

Мертвые глыбы ржавого металла на обочинах стали для меня уже привычной вещью и при всем своем жутковатом, напоминающем об Армагеддоне виде, не привлекали особого внимания. Зато огромные пятна, отчетливо проступающие на грязном асфальте, сразу заинтересовали, вызвали подозрение. Вернее это были даже не пятна, а целые участки протяженностью от двадцати до пятидесяти метров. На них дорожное покрытие утратило свой обычный грязно-серый цвет и стало светло-коричневым, кое-где даже рыжим. Первое такое образование виднелось прямо на перекрестке, где в Киевское шоссе утыкалась улица Погодина.

— Что за пятна? — я задал вопрос, воспользовавшись тем, что Главный находился рядом.

— Зоны тепловых выбросов, — ханх сразу понял, о чем именно я спрашиваю. — Ничего опасного, но лучше не наезжать. Асфальт там хрупкий, часть битума выпарилась, так что может и не выдержать. Завязнем еще.

Да-а-а, завязнуть очень не хотелось, тем более на машине с едва живой трансмиссией и огромным весом, который распределен на четыре колеса вместо восьми. Понимая это, я снизил скорость и на первой передаче буквально пополз по краю аномального пятна.

— Никогда не видел такого, — в наш разговор вклинился еще один голос, и принадлежал он Анатолию Нестерову.

— Ты, майор, на Проклятых не бывал, а потому многого чего не видел, — ответил ему Главный.

Милиционер на это промолчал, но я прямо таки почувствовал, как внутри «восьмидесятки» возникло напряжение. Изучающие, едва ли не настороженные взгляды Нестерова, которыми тот то и дело одаривал Главного, я замечал все чаще и чаще. Вот и сейчас ханх и милиционер, как пить дать, сошлись в безмолвной зрительной дуэли.

Как ни прискорбно это осознавать, но я был вынужден еще больше подлить масла в огонь этого противостояния.

— Олесь! — я окликнул ханха. — Что там впереди? — знать мне было просто необходимо, ведь именно от этого и зависел наш дальнейший маршрут.

— Сейчас мы в зоне перехода. Это по сути все те же пустоши, только насыщенные аномалиями, или лучше сказать побочными флуктуациями, вызванными энергетической реструкцией.

— Ого, мужичок-лесовичок, откуда слов-то таких набрался? — Цепкий ум Одинцовского милиционера среагировал моментально.

— Не перебивай, майор, — вмешательство подполковника ФСБ позволило Главному уйти от ответа.

— Дальше, — это уже потребовал я. — Какова ширина этой самой зоны перехода и что нас ждет за ней?

Слава богу рыжих пятен на дороге стало поменьше, да и окрестности представляли собой полуистлевшее редколесье. Из всего этого следовало, что опасность не могла подкрасться к нам неожиданно. Именно поэтому я и смог сосредоточиться на разговоре.

— В глубине Проклятых земель нас встретит совсем иной мир.

— Что значит иной мир? — похоже, Нестеров не совсем понял, что именно Главный вложил в это понятие.

— Мы там сможем дышать? — вопрос Лешего был куда более конкретным.

— Дышать? — милиционер не поверил своим ушам.

— Дышать сможем, — ханх ответил уверенно. — Атмосфера едина для всей планеты, интенсивные изменения начнутся только на последней стадии.

— Что же тогда изменится?

— Состав горных пород, рельеф, ландшафт, радиоактивный фон, гравитация…

— Уменьшится или увеличится? — быстро поинтересовался Загребельный. — Фон и гравитация уменьшатся или увеличатся?

— Врать не стану, радиоактивный фон возрастет втрое. Это вызвано резким увеличением радиоактивных элементов в реконструированных слоях литосферы. Что касается гравитации, то она уменьшится. Да она уже здесь и сейчас меньше земной. Отчасти именно это позволило нам перенести удар во время падения. А, кроме того… — Главный по-дружески потрепал меня по плечу: — Уж извини, полковник, но идея взвалить четырнадцать тонн металла на четыре совершенно не предназначенные для такой нагрузки колеса, была не очень хорошей. И не случись изменение гравитации, все твои усовершенствования…

— Понятно.

Я постарался как можно вежливей прервать издевательства над моим самолюбием инженера. Сделать это хотелось еще и потому, что на протяжении всей этой речи по занимательно механике в голове моей вертелся один весьма любопытный вопрос:

— Радиоактивные элементы, говоришь… Стронций девяносто, например? — в этот момент мне так захотелось увидеть лицо ханха, что призрев опасность налететь на очередную рыжую подпалину, я обернулся.

Главный словно ждал этого. Он сразу нашел мои глаза и, хмуро глядя в них, едва заметно кивнул:

— Стронций девяносто это непременный атрибут планет с активным термоядерным ядром. Такие планеты очень редки и очень нестабильны, но порой на них зарождаются уникальные формы жизни.

Не знаю, понял ли кто другой этот ответ. Скорее всего, нет. Однако я понял. Прекрасно понял. Решение было принято. Следующими квартирантами на планете Земля должны были стать кентавры. Это именно их нестабильная планета с термоядерным ядром трещит по швам. И именно в точно такой же термоядерный котел, может слегка модернизированный, создатели решили превратить наш дом, нашу голубую планету.

От осознания всего этого захотелось вцепиться ханху прямо в глотку и не отпускать до тех пор, пока тот не испустит дух. Хотя наверное и этого будет мало. За все то, что они сделали, его следует повесить, утопить, расстрелять, четвертовать, а затем поджарить на медленном огне. Я бы так и сделал, точно сделал, кабы в этот момент у меня не были заняты руки. «302-ой» как раз полз по узенькому перешейку между двумя крупными рыжими подпалинами, и отпустить руль, остановиться или хотя бы притормозить не получалось. Никак не получалось! Каким-то внутренним чутьем я чувствовал, как трещит асфальт под колесами тяжелой машины. Какая уж тут, к дьяволу, остановка!

Когда мы наконец миновали опасную зону, я уже немного подостыл. В голове появились совсем другие мысли. Первая, самая яркая — как бы так побыстрее добраться до заветного модуля. Вторая, пропитанная грязно-зеленым цветом сомнений — а можно ли верить Главному? Не обманет ли, гад? И третья, уж совсем темная — кто те неведомые существа, которые взяли ханхов за яйца? Насколько к ним применимо изречение: «Враг моего врага — мой друг».

К этому моменту я уже настолько владел собой, что смог понять: сговор с врагами создателей лично нам может ничего и не дать. Кто гарантирует, что эти существа могут остановить превращение планеты? Да никто! И что из этого следует? А следует лишь одно — мы должны идти своим путем, продолжать делать то, что начали и надеяться, что бог на нашей стороне.