Путешествие тигра - Коллин Хоук

– Мистер Кадам, почему у этого храма два здания?

– Строго говоря, здесь три постройки, просто третью отсюда не видно, она приютилась между двумя другими. Самая высокая башня состоит из пяти ярусов.

– А кому посвящен этот храм?

– В основном Шиве, но в древности здесь почитались и другие божества. Видите ли, мисс Келси, Береговой храм – это последнее из семи святилищ, ныне погребенных под водой. – Мистер Кадам указал на стену. – Видите вон те большие статуи, вдоль стен?

– Коровы?

– Вообще-то это быки. Они изображают Нанди, слугу Шивы.

– Я думала, Нанди принял обличье акулы!

– Да, но помимо этого он часто превращался в быка. Ну-ка, давайте отойдем вот сюда. Я хочу вам кое-что показать.

Мы взошли на каменное крыльцо и остановились перед загадочной статуей, показавшейся мне похожей на изображение огромного тигра с маленькой куклой, сидящей на его лапе.

– Это что такое? – спросила я.

– Дурга и ее тигр.

– А почему Дурга такая маленькая?

Он наклонился, провел пальцем по статуе.

– Не знаю, мисс Келси. Такое вот изображение. Кстати, вы обратили внимание на углубление в груди тигра?

Я кивнула.

– Думаю, оно тоже служило своего рода алтарем.

– Значит, мы можем положить сюда наши приношения?

– Не уверен. Давайте для начала обойдем весь храм и посмотрим, не найдется ли более подходящее место.

Мы вошли внутрь через высокую сводчатую башню. Мистер Кадам объяснил мне, что такой богато украшенный вход, внушающий благоговение и восхищение, носит название гопурам. Это то же самое, что врата духа в японских святилищах. Входя в храм, люди чувствуют, что ступают из обыденного мира в священное место.

Мы догнали Рена и Кишана и вместе вошли в сумрачный храм. Кромешная тьма, царившая внутри, делалась еще гуще из-за карнизов, не пропускавших лунный свет. Кишан включил фонарик.

– Сюда, – сказал мистер Кадам. – Внутреннее святилище должно располагаться под центральным сводом.

Мы осмотрели меньший из двух залов, но не нашли в нем ничего необычного. Мистер Кадам указал нам на необработанный камень, стоявший посреди зала.

– Это мурти — статуя, изображение или, в некоторых случаях, алтарь.

– Но ведь это просто камень, он ничего не изображает!

– Это неважно. Необработанный камень так же, как и статуя, может служить символом. Помещение, в котором мы с вами находимся, называется габхагриха – святилище, или «чрево» храма.

– Да уж, тьма тут точно как в чреве, – хмыкнула я.

Мы подошли к стенам, чтобы разглядеть резные изображения. А через несколько минут мне показалось, будто у дверей промелькнуло что-то белое. Я обернулась, но ничего не увидела. Мистер Кадам сказал, что пора переходить в следующее святилище. Когда мы проходили мимо выхода, я бросила быстрый взгляд в сторону океана. На берегу стояла красивая женщина в белом платье и прозрачной накидке на волосах. Поймав мой взгляд, она приложила палец к губам и растаяла в тени шелковичного дерева.

– Кишан! Мистер Кадам!

– Что? – резко обернулся Кишан.

– Я что-то увидела! Женщину, она стояла вон там. Одета во все белое, по виду индианка или китаянка. Но она быстро исчезла, мне показалось, будто она вошла прямо в эту шелковицу!

Кишан обвел глазами берег.

– Я ничего не вижу, но на всякий случай давайте держаться вместе.

Он взял меня за руку, и мы вошли во второй храм. При этом мы миновали Рена, которого я не сразу заметила в темноте. Он стоял у нас за спиной, скрестив на груди руки, в одной из своих так хорошо мне знакомых «опекающих» поз. В следующем святилище я ни на шаг не отходила от Кишана, который внимательно рассматривал рисунки на стенах. Вскоре мне на глаза попалось изображение женщины-пряхи, и я задумчиво обвела его пальцем. У ног пряхи стояла корзинка с пряжей, а одна нитка выпала оттуда и убегала куда-то вдаль по стене. Из любопытства я последовала вдоль стены за вьющейся нитью.

Сначала она обвилась вокруг ноги крестьянина, на следующей панели с ней играл котенок. Потом нитка убежала в пшеничное поле, где я потеряла ее из виду и отыскала только через несколько панелей, где она вплелась в шарф на шее стройной женщины, а затем в толстую веревку, охваченную пламенем. Дальше нить стала рыбацкой сетью, оплелась вокруг большого дерева, сделалась силком, поймавшим мартышку, попалась в когти птице, а потом… исчезла. Она оборвалась в углу комнаты, и я несколько минут тщетно разыскивала ее на соседней стене.

Тогда я вернулась назад и прижала палец к вьющейся линии, вырезанной в толще стены, чтобы лучше почувствовать ее фактуру. Желобок был настолько узким, что я едва ощущала его под пальцем. Когда я снова дошла до угла, в котором оборвалась нить, случилось нечто странное. Мой большой палец засветился красным – не вся кисть, как обычно, а только один палец! Я отошла от стены и вдруг увидела бабочку, выползавшую из трещины. Она быстро-быстро захлопала крылышками, но почему-то никак не могла взлететь. Присмотревшись внимательнее, я поняла, что это не бабочка, а здоровенный белый мотылек.

Это было довольно необычное насекомое – с очень пушистым тельцем, большими черными глазками и смешными гребенчатыми антеннами спереди, похожими не то на расчески, не то на зубы кита. Когда бабочка снова захлопала крыльями, со стеной что-то произошло. Узкая панель, только что от пола до потолка покрытая затейливой резьбой, вдруг сделалась совершенно гладкой.

Затем на ней стали появляться белые линии, отходившие от выдолбленного в стене изображения нити, которую я рассматривала. Линии светились так ярко, что мне пришлось зажмуриться. Когда я протянула руку к одной из них, свет перепрыгнул со стены на мою ладонь, а белые линии вспыхнули и запульсировали всеми цветами радуги. Потом на моей ладони ярко проступила татуировка, нанесенная Пхетом, – сначала все символы сияли все той же белизной, но быстро поменяли цвет.

Я повернулась к Кишану, но за мной была только тьма. Я хотела закричать, но не смогла выдавить ни звука. Я не могла ни сойти с места, ни пошевелиться, все, что мне оставалось, – это смотреть на стену, где лихорадочно плясали линии. Вскоре я поняла, что они не просто движутся, а рисуют – передо мной возникало изображение женщины, сидевшей у окна с вышивкой на коленях. Дальше все произошло очень быстро. Только что я стояла у стены, разглядывая рисунок, а в следующую секунду женщина вздохнула и опустила ресницы, а я очутилась рядом с ней. Это была та самая женщина, которую я видела на берегу. На ней было белое шелковое одеяние и легкая, как паутинка, накидка на волосах.

Женщина приветливо улыбнулась мне и указала на стул, стоявший напротив. Когда я села, она протянула мне круглые пяльцы, и я увидела прелестнейшую вышивку, изображавшую Дургу. Стежки были столь миниатюрны и изящны, что вышивка казалась нарисованной. Цветы, обрамлявшие лицо богини, выглядели живыми, прекрасные волосы Дурги, ниспадавшие из-под ее золотого головного убора, струились густыми волнами, столь нежными и мягкими, что я невольно дотронулась до них пальцем, чтобы убедиться, что они ненастоящие. Женщина с улыбкой протянула мне иголку и маленькую шкатулку с мелким жемчугом.

– Что я должна сделать?

– Дурге нужно ожерелье.

– Но я никогда не вышивала жемчугом.

– Взгляни-ка… Видишь эти маленькие дырочки? Я пришью две первые жемчужины, а ты доделаешь работу.

Она ловко вдела нитку в иголку, сделала крошечный стежок, нанизала на иглу жемчужинку, обвязала ее нитью и снова воткнула иглу в ткань. Под моим пристальным взглядом женщина повторила эту операцию во второй раз, после чего передала мне иглу и поставила шкатулку с жемчугом на подоконник.

Затем она взяла пяльцы, выбрала голубую нитку и вернулась к работе. Я старательно пришила две жемчужины и осталась настолько довольна своей работой, что осмелилась спросить:

– А вы кто?

Женщина ответила, не поднимая глаз от работы:

– Все называют меня по-разному, но больше всего я известна под именем госпожи Шелкопряд.

– Дурга послала меня к вам! Она сказала, что вы дадите нам указания в поисках. – Я моргнула. – Ой, да ведь вы из пророчества! Вы – повелительница шелка, которая должна указать нам пусть в бездны моря.

Она улыбнулась, иголка споро мелькала в ее пальцах.

– Да. Я плету шелк и вышиваю шелком. Раньше я зарабатывала этим себе на жизнь, но теперь это мое наказание.

– Наказание?

– Да. Кара за то, что я предала мужчину, которого любила.

Я уронила пяльцы на колени и уставилась на нее. Женщина подняла голову от вышивки и замахала на меня руками, пока я снова не вернулась к работе.

– Хотите услышать, как это случилось? – спросила она. – Вот уже много лет я никому не рассказывала свою историю, но сердце подсказывает мне, что вы поймете.

Я молча закивала, и женщина начала свой рассказ:

– Много-много лет тому назад мастерство вышивальщиц ценилось очень высоко. Девочек начинали обучать этому ремеслу с детства, а самым искусным мастерицам выпадала честь вышивать для самого императора. Некоторые искусницы – правда, очень немногие – могли даже выйти замуж за знатных и богатых мужчин, ведь ремесло делало их богатыми.