Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

Более существенным, по крайней мере для стороннего наблюдателя, было социальное деление людей в окружении князя. Оно состояло в отличии бояр от прочих людей. Согласно Житию, в Невской битве принимали участие, кроме бояр (к новгородским надо, видимо, прибавить Якова, ловчего Александра), также их «дружины». Выше были приведены данные, из которых следует, что у бояр были свои отроки (у Свенельда и у Ратибора). Очевидно, эти отроки (а может быть, и вообще всякого рода зависимые люди) и составляли боярские «дружины»[507]. У князя, как и у бояр, тоже были такие зависимые люди, отличавшиеся от знати. В древности они тоже назывались отроками, в XII в. появились разные другие термины (милостники, детские, дворяне и др.), а в Житии о них сказано наиболее общим названием слуги, которое в XIII в. закрепилось как terminus technicus[508]. Их представлял последний из героев в списке – некий Ратмир, «от слуг» Александра. Ратмир, кстати, единственный из всех шести перечисленных героев погиб в битве, и это может косвенно свидетельствовать о большей уязвимости «слуг» по сравнению с боярами, которых защищали их «дружины». Видимо, княжеские военные слуги были фигурами более заметными, чем боярские, – во всяком случае, источники, насколько я знаю, не сохранили ни одного имени кого-либо из боярских слуг, возможно, лишь за одним исключением[509].

Наконец, в списке был указан Савва, «от молодых людии». Его место впереди Ратмира, но после всех бояр. Если думать, что список был составлен согласно некоей иерархии (а это выглядит вполне естественным и уместным), то «молодые» оказываются статусом ниже бояр, но выше княжеских «слуг». Выше в связи с разбором выражения «молодшая дружина» было высказано предположение, что под «молодыми» подразумевались хуже экипированные в военном отношении люди, которые часто или преимущественно и были собственно в молодом возрасте. Вероятно, социальное происхождение их могло быть разным. Упоминание Саввы в Житии Александра Невского этой мысли никак не противоречит. Савва мог быть молодым человеком боярского происхождения или просто свободным, сохранявшим относительно самостоятельное положение (в отличие от слуг).

Разбор данных Жития о людях, окружавших князя, переводит уже из сферы терминологии в область социальной истории, – но об этом речь пойдёт в следующих главах. В заключение же этого раздела стоит отметить, что упоминание дружины в Житии Александра Невского не является исключительным в памятниках XIII в. Слово употреблялось в летописях и других нарративных памятниках и в эпоху после монгольского нашествия. Этот факт обычно игнорируется или затушёвывается историками, которые видят в древнерусском слове дружина обозначение некоей организации или корпорации «служилых» людей домонгольского времени и делают акцент на широком употреблении слова в летописании конца XI – начала XIII в.[510] Между тем, оно присутствует не только в летописании XIII в. (это признаётся и этими историками), но встречается и позднее. Так, в Рогожском летописце, одном из древнейших сохранившихся летописных списков (конец 1440-х гг.), в известиях за XIV в. (московское и тверское летописание) слово дружина употребляется около 30 раз (ср. 35 упоминаний в известиях НС за конец IX–X в.), и из них два раза в значении люди/войско князя (в остальных случаях – значения «свои, спутники, товарищи» и «войско, отряд»)[511].

Нельзя, конечно, отрицать, что частотность использования этого слова в ПВЛ, в Киевском своде конца XII в. и владимирском летописании конца XII – начала XIII в. наиболее высока и что в этих текстах оно выступает в значении "люди/войско князя" преимущественно, а в более поздних – лишь эпизодически. Однако, объяснить это обстоятельство можно по-разному, и совсем не обязательно с помощью идеи о дружине как институте или корпорации.

Если, как выясняется, слово не имело терминологического значения и лишь приблизительно указывало на некий круг лиц (то более широкий, то более узкий), причастных к власти и выдающихся в социальном плане, то его активное употребление в текстах конца XI–XII в. говорит, на мой взгляд, о том, что сам этот круг лиц в то время не был устойчивым и ясно оформленным. Простое перечисление разных наименований XI–XII вв. для лиц, которых историки обычно относят к княжеским людям («дружине»), показывает, что они составляли очень разные и даже, видимо, разношёрстные группы и слои. Отроки, гриди, огнищане, детские, пасынки, милостники, дворяне – если перечислять только те из наименований, которые указывали явно на отдельные категории княжеских слуг, но не учитывать обозначения полу– или несвободных слуг (например, тиуны) и названия, которые можно (хотя и не всегда обязательно) трактовать как указания на должность (ябетник, мечник, вирник, староста и др.). В XIII в. большинство этих наименований исчезают, и вплоть до середины XV в. для обозначения княжеских людей довольно последовательно используется формула «бояре и слуги» (причём в разных источниках– как нарративных, так и документальных[512]), пусть даже и выделяются среди бояр некоторые прослойки, а среди слуг упоминаются, например, слуги вольные или «слуги под дворским» (потом слуг сменяют дети боярские). Бояре и слуги в XIII – первой половине XV в. – это уже, действительно, настоящая терминология, и она, очевидно, указывает на более или менее структурированные слои– очевидно, высшую и низшую знать. Оба этих слоя (особенно в совокупности с какими-то более мелкими и неустойчивыми группами) ещё можно было по старинке назвать «дружиной», но прибегали к этому обобщающему и неточному обозначению относительно редко (ср. только два таких случая в известиях Рогожского летописца). К концу XV в. со складыванием сословно-чиновной организации знати Московского государства обобщающим термином для обозначения этой организации стало слово двор[513], и слово дружина в значении «люди/войско князя» практически исчезло.

Выводы

Последовательный терминологический анализ употребления слова дружина в церковнославянских и древнерусских текстах подтверждает тот тезис о смысловом расхождении между научным понятием и древним словом, который в своё время высказывали Т. Василевский и X. Ловмяньский и на который обращалось внимание во введении к данной главе. В этом древнем слове нет оснований видеть термин, и ни в одном из значений, которые фиксируются за ним источниками, оно не указывало на какие-то конкретные институты и структуры.

Общая тенденция употребления слова была намечена лексикографами правильно – изначальное широкое значение "спутники, товарищи, свои (люди)", в котором оно выступает в памятниках кирилло-мефодиевского круга, специфицировалось в разных (новых) контекстах. Однако эта тенденция вовсе не была столь прямолинейна, как пытался её представить, например, Ф. П. Сороколетов: "спутники" —> "войско" —> "княжеское войско" —> "политическая организация (орган власти) при князе".

Уже в древних церковнославянских текстах слово означает не просто "спутников", но "соратников" (то есть выступает с военными коннотациями), а также указывает на окружение правителя, тем самым получая некое политическое содержание. У Козьмы Пресвитера оно попадает в контекст рассуждений о социальном угнетении и упоминается в одном ряду с «владыками земными» и «старейшими». В памятнике древнечешской литературы, «2-м Старославянском житии Вячеслава», «дружиной» названы люди в окружении князя. Однако, это военное или политическое содержание весьма расплывчато и неустойчиво. Слово постоянно как бы возвращается к своему основному, широкому и социально нейтральному значению. С другой стороны, во 2-м Житии Вячеслава при указании на княжеское окружение оно может иметь в виду как вообще всех людей, связанных с князем, так и только какую-то отдельную группу среди них, то есть употребляется метонимически.

Если лексема дружина указывала на некую организацию, то надо было бы ожидать упоминания в источниках какого-то слова, предпочтительно этимологически родственного, обозначавшего одного члена-представителя этой организации. В таком духе некоторые авторы пытались трактовать несколько упоминаний слова друг в церковнославянских текстах. Лишь в одном случае – упоминание «другов» в Востоковской редакции «1-го Старославянского жития Вячеслава» – эти трактовки имеют, пусть и шаткие, но всё-таки некоторые основания. Однако и это упоминание надо скорее признать либо случайным (ошибочным) чтением, либо обозначением особой категории зависимых людей в древней Чехии (так называемые druhones), не связанным с историей слова дружина.

Древнерусские тексты тоже не знают никаких обозначений для отдельных представителей дружины («дружинников») и в целом подтверждают обозначившиеся тенденции словоупотребления. Лексема выступает собирательным понятием и не теряет древнее значение «спутники, товарищи», однако, это значение специфицируется (сужается), и в каких-то случаях можно даже говорить о появлении новых значений. По крайней мере, в летописании XI–XII вв. можно выделить ещё два значения: «войско» и «княжеское войско/княжеские люди».