Гроза тиранов - Андрей Муравьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полковник, так и оставшийся для меня безымянным, пожал плечами и сделал знак артиллеристам. За время переговоров те успели подтянуть вторую пушку.
В запальных отверстиях коротко зашипело, взметнулся огонь. Два шестифунтовых ядра врезались в уже горящую кровлю головной башни, обрушив пылающую крышу на собравшихся на этажах защитниках.
Грохот ломающихся балок, крики раненых, вой.
Створки ворот распахнулись. Наружу устремился людской поток. Полуослепшие от дыма, задыхающиеся, обожженные копты шли в последний бой. Впереди бежал тот самый белотюрбанный офицер, ведший переговоры. В его руках мелькнул клинок, лицо исказилось гримасой яростной обреченности.
Пушки по очереди окутались огнем. Два заряда картечи, выпущенные с двухсекундным промежутком, врезались в людскую массу.
Тут же перед пушками построились мушкетеры. Три ряда русских солдат плотно закупорили единственный путь к спасению для еще живых защитников. Первый ряд мушкетеров дал залп и тут же уступил место второму ряду. Еще залп! Третий ряд двинулся вперед. Последний шквал свинца!
Строй ощерился штыками, приготовившись встретить тех, кто умудрился выжить в этом огненном аду. Клубы пороховой гари, смешавшись с дымом, полностью скрыли поле брани.
Защитников больше не было.
В шуме трещащих, пылающих перекрытий, в криках умирающих, в их последних проклятиях, послышались новые звуки.
Собравшиеся у ворот русские офицеры обернулись.
В двух сотнях шагов позади, у оставленного штабного навеса, катались по земле и стенали подошедшие из деревни женщины. Несколько десятков их, старых и молодых, рвали волосы, молились, а большинство просто безнадежно выло. В крепости сгорали их мужчины, мужья, дети и братья.
– Медад, медад![106] – неслось отовсюду.
Огонь, пожирающий центральную башню форта, начал перекидываться на соседние стены. Высушенное дерево ходов, лестниц, перекрытий шло в пищу разбушевавшемуся пламени.
Сверху посыпались гренадеры. Артиллеристы начали откатывать пушки от раскаленных стен. Гигантский костер устремился к темнеющему вечернему небу.
Когда русские отошли от форта, в ворота устремились женщины. В бушующей стихии, в дыму, они силились отыскать выживших.
Через десяток минут из проема начали появляться согнувшиеся под тяжестью хрупкие фигурки. К ним сразу двинулись егеря. Женщины истошно завизжали, но солдаты жестами показали, что не собираются добивать спасенных. Егеря снимали с тел оружие и помогали укладывать коптов. Чуть в стороне размещали убитых и раненых русских солдат. Тут же колдовал батальонный доктор. Женщины же, кашляя и шатаясь, бежали обратно в дым, закрывая лица смоченными в воде покрывалами.
Рядом со мной о чем-то эмоционально спорили два капитана. Разговор велся на французском, знакомом мне языке, но смысл почему-то ускользал. Еще дальше окруженный казаками-телохранителями граф раскуривал очередную трубку. С ним находился полковник и пара офицеров с золотыми нагрудными бляхами.
От дыма першило в горле и слегка кружило голову.
Салтыков поманил меня пальцем и крикнул:
– Петр Николаевич, право слово, не стоит стоять так близко к огню! Идите сюда!
Он развернулся и двинулся к штабному навесу, под которым денщик уже разложил походный столик. Серебряная посуда и запотевший графин казались чуждыми этому миру предметами.
У навеса, на ящике, сидел раненый Емельянов. Мрачный увалень прилаживал повязку ему на щеку. Стрела воткнулась чуть ниже глаза, разворотив лицо, но не причинив никакого серьезного вреда, кроме выбитого зуба и порванной кожи.
Капитан помахал мне рукой и тут же скривился от боли.
Граф уселся за стол и указал мне на место рядом с собой.
– Не стоит оставаться на поле брани без необходимости, Петр Николаевич. Вы, я верю, еще послужите Отчизне.
При виде пищи к горлу подступил комок.
– Есть в такое время?
– А что? Мертвый враг всегда хорошо пахнет, – граф пододвинул к себе блюдо с бужениной. – Да и в животе урчит – с рассвета толком не емши.
Я покачал головой. К запаху гари прибавился тонкий душок паленой плоти, так схожей с ароматом шашлыка. Нутро взбунтовалось и грозило конфузом.
Пришлось отойти подальше, к кустам.
За моей спиной граф пожал плечами, обернулся к офицерам и взялся за лафитничек.
– Ну-с, господа! За победу!
Глава 10
Чужой подарок
1
– Ну что же ты? Иди сюда скорее, – окончание фразы приглушилось страстным дыханием.
– Ну я не знаю… Это же…
– Давай, милая! Иди ко мне!
Данко потянул Нелли за руку. Сам он уже расположился на свежем душистом сене.
Девушка не решалась.
– Это для меня… Я еще ни разу.
Губы Данко разошлись в улыбке, усмехнулись, глаза заискрились.
– Ты мне не веришь?
Нелли, получив передышку, оправила платье и, потупив глаза, тихо выдавила:
– Я боюсь.
Данко вскочил с ложа, обнял ее и тихо прошептал в ушко:
– Не надо, так и не надо… Я не буду требовать от тебя ничего, если ты сама этого не хочешь, любимая. Верь мне, и все у нас получится. Как только отец уедет в Котор на праздник, я приеду за тобой. Это уже скоро! – он поцеловал ее в шею, продолжая страстно нашептывать. – Мы убежим. В Грецию или Италию. Ну, или в Рисан… Там обвенчаемся. И когда отец вернется, то будем мужем и женой, так что никто, никто ничего уже не поменяет!
Нелли размякла в ласковых руках, обернулась к возлюбленному, подалась навстречу. Руки любовников сплелись, пальцы Данко скользнули за тонкую перевязь домотканого платья. Губы встретились в страстном, долгом поцелуе…
– Данко, чертов пострел! Где ты шляешься?! Я за тебя буду бадьи в трюм тягать?! – голос отца Данко, старого Тодора, звучал громовыми раскатами. – Уж я тебя отыщу – мало не покажется!
Юноша отстранился от трепещущей фигурки, вздохнул, потом чмокнул ее в щечку, прошептал одними губами «извини» и вынырнул в дверь.
Нелли, еще не отошедшая от горячих объятий, опустилась на мягкое сено. Кружилась голова, и сладостно тянуло внизу живота.
…Все это началось после поездки в Радовичи. Пока старый рыбак с дочерью, получив серебро за свой улов, гуляли на рынке, Нелли и младший сын Бояна сторожили лодку. Там Данко и заприметил интерес, который его персона вызвала у воспитанницы Бояна – именно так представляли Нелли. За время проживания в рыбацкой деревеньке она изрядно отдохнула, поправилась. Фигура обрела приятные глазу очертания, на лицо вернулся румянец, в глаза – озорная шаловливость и огонек.
Игру в гляделки Данко проиграл безоговорочно.
В следующий раз, через неделю, рядом с Нелли сторожить лодку остался уже сам сын хозяина лавки. Потом Тодор решил, что опасность со стороны юнаков исчезла, купцы вновь появились в деревне, и встречи Нелли и Данко стали происходить чаще.
Они гуляли по берегу, разговаривали, заигрывали и хихикали. Пока Нелли не осознала, что в отсутствие ухажера начала вести счет времени до момента, когда снова к деревенскому причалу подойдет лодка торговцев.
Сегодня Данко фактически сделал ей предложение. И затянул на сеновал. Если бы свидание происходило в другом месте, она согласилась бы на все, но…В ушах стоял голос Ливки с описанием возможного будущего: «сеновал – разлука». Хотелось большего…
2
К утру деревню засыпал первый снег.
Осень была достаточно теплой, и вдруг, на тебе – снегопад! Конечно, к обеду снег растает, исчезнет без следа. Но все же…
Нелли поежилась. Тоненькое платьице почти не удерживало тепло.
– Вот тебе и «солнышко, солнышко жгучее»… – тихо вздохнула девушка.
Надо будет достать одежонку потеплее, овчинную безрукавку или, на худой случай, свитер.
Стоявшая рядом на крыльце Ливка удивилась:
– Что ты сказала?
Нелли махнула рукой:
– Ничего… Присказка такая, из города, где я жила. Слова песенки, – девушка зябко потерла плечи и вспомнила всю фразу, как она звучала на русском языке. – Солнышко, солнышко жгучее. Колючки, колючки колючие.
Родная речь из ее уст звучала уже с легким акцентом, чуть более напевно, чем надо. Она перевела слова на привычный для подружки сербский и побежала к замерзшему корыту с разделанной рыбой. Пора было браться за дело.
«Скоро прежнюю жизнь забывать стану», – пронеслась в голове неприятная мыслишка.
Ливка почесала голову, хмуря лоб, потом побежала следом:
– Вспомнила… Думала: «я ж такое уже где-то слышала». И вспомнила! Старик так говорил, что нас от турков выручил. Я тогда удивилась, решила, что заговор шепчет, а он, оказывается, про солнышко говорил. Песенку напевал, стало быть.
Нелли закашлялась.
– Ты… Как? Где?
Она схватила сербку за руку:
– Ты точно помнишь, что он именно так сказал?!
Та высвободила руку:
– Конечно… Разве ж такие моменты забудешь? «Солны, солны шгуча, колюч, колю колюча», – она попробовала повторить, но лишь неудачно спародировала.
