Прибалтийский фугас Петра Великого - Александр Широкорад

Ну, допустим, русское правительство не нуждалось в государственных крестьянах. Так раздайте их русским дворянам, а те привезут свою дворню, попов, и пошла-поехала естественная русификация. Увы, Анна Иоанновна раздала все имения исключительно немцам.

Город Ревель получил самоуправление, осуществляемое магистратом, выбранным из наиболее богатых жителей. Магистрат и рейнское управление – обер-лантгерихты – содержались на средства городской казны. Был свой магистрат и в Риге, Дерпте и других крупных городах. Любопытно, что дерптская «Коронная школа» при Петре I и его преемниках была на «жаловании императорском», хотя обучение там велось исключительно на немецком языке.

После 1710 г. в Ревеле началось большое строительство. Русские создали новую гавань (на том месте, где она находится и сейчас), так как прежняя гавань у Морских ворот не отвечала потребностям ни военного, ни торгового флотов. В новой гавани были построены многочисленные каменные здания, верфь и мастерские. В районе Ласнамяги был разбит парк, украшенный скульптурами, известный под названием парка Кадриорг. В течение нескольких десятилетий Ревель сильно вырос и расширился. Рядом с Кадриоргом возник новый пригород Слобода (в просторечии Лободка). Пригороды, сожженные шведами летом 1710 г., были отстроены заново.

Со второй четверти XVIII века Ревель стал превращаться в аванпорт Петербурга в начале и конце навигационного периода, когда лед препятствовал судоходству в восточной части Финского залива. В связи с этим в 1734 г. были освобождены от таможенного обложения товары, провозимые через Эстляндию в Петербург. Несмотря на это, в связи с резким увеличением грузооборота Ревельского порта сбор таможенных доходов существенно возрос: 5339 талеров в 1711 г., 25 891 талер в 1725 г. и 52 878 талеров в 1740 г.

Петр I подарил Риге 20 торговых кораблей. Вскоре и рижские бюргеры начали строить большие торговые суда.

В 1710 г. Ригу посетили 15 кораблей, на следующий год – 79, в 1725 г. – 388, в 1740 г. – 597. С 1766 по 1776 г. в Ригу прибывали в среднем ежегодно по 765 кораблей, а с 1776 г. по 1785 г. – 841 судно.

Уже в 30-х гг. XVIII века Рига стала второй по объему торговли гаванью Балтийского моря. Граждане Риги официально делились на две части – немцев и «не-немцев» (так в официальных источниках). По национальности большинство «не-немцев» были латышами, но с появлением русских в 30-х годах XVIII века магистрат стал и их записывать в «не-немцы». Не состоя в гильдии, «не-немцы» не могли занимать должности в городском самоуправлении, не имели права заниматься более доходными отраслями промышленной деятельности и торговлей.

Опасаясь конкуренции «не-немцев», рижские немецкие цеха и гильдии издавали различные постановления, гарантировавшие немецкому меньшинству господствующее положение и всячески ограничивавшие доступ в привилегированные цеха. Так, например, в уставе цеха мясников имелось постановление, что учениками можно принимать только лиц, родители которых были немцами, а из цеха должны были немедленно исключаться все, женившиеся на «не-немках». В уставе цеха скорняков было постановление, что мастер, принявший ученика – «не-немца», подвергался наказанию, а ученик изгонялся из мастерской.

Магистрат Риги в 1738 г. опубликовал следующее распоряжение: «Так как, согласно старым постановлениям, не-немцам не дозволяется владеть недвижимым имуществом, и, кроме того, им не могут быть предоставлены принадлежавшие бюргерам права, вольности и преимущества, к которым надо причислить также владение недвижимым имуществом, то в силу этого предписывается всем и каждому не-немцу, владеющим в городе недвижимым имуществом, ликвидировать и продать его в течение одного года и одного дня здешним бюргерам или тому, кто имеет право владеть им».[122]

Эстонские историки Г.И. Наана и А.К. Вассар писали: «В Эстляндии и Лифляндии в основном сохранился также сложившийся в предыдущем столетии феодальный порядок управления и судопроизводства, который характеризуется привилегиями дворянства и городов, господством лютеранской церкви, признанием немецкого языка в качестве официального языка, сохранением различий в обложении податями и в течение долгого времени даже сохранением местных пошлин. Все это и составляло существо так называемого остезейского особого порядка, который отделял эти губернии от остальной России и предоставлял почти неограниченную власть местным помещикам-немцам. Остезейский особый порядок серьезно препятствовал более тесному сближению Эстонии с Россией и чрезвычайно усиливал крепостнический гнет немецких помещиков над крестьянскими массами. Остезейский особый порядок был воплощением феодально-крепостнической реакции и отсталости».[123]

Как видим, Петр и его преемники создали в Прибалтике эдакий германский заповедник. Местное население не только не обрусевало, а все более и более онемечивалось. Вспомним, что до Петра I все московские цари и великие князья, присоединив к Московскому государству окраинные территории, кнутом и пряником пытались перемешать их население с русскими из центральных областей.

Почему же Петр и все последующие цари, за исключением разве что Екатерины Великой, создавали этот заповедник? Основных причин две.

Во-первых, Петр был германофилом и предпочел бы больше иметь германских подданных, чем русских людей. Спор о том, было ли знаменитое «завещание Петра Великого» подлинным, выходит за рамки работы. Скажу лишь одно, если это завещание и фальшивое, то наш великий реформатор постоянно думал о возможности присоединения германских земель.

Все наши цари лезли в германские дела, и их остановил лишь разгром Франции в 1870 г. и создание Германской империи. Вполне логично, что захват немецких земель царями мог быть облегчен при наличии мини-Германии в составе своей империи.

Была и вторая причина, куда более прозаичная. Ни один царь после Петра не сидел твердо на троне. Недаром в Европе острили, что «русский режим – это самодержавие, ограниченное удавкой». Призрак Ропши или Михайловского замка не давал спокойно спать всем императорам, включая Николая II.

Романовы знали римскую формулу «разделяй и властвуй» и с удовольствием взирали на конфликт между русским и германским дворянством. Вспомним, сколько германских фамилий встречается среди руководителей карательных служб XIX века. Правда, иной раз и достаточно обрусевшие немцы досаждали династии. Их хватает и среди убийц Павла, и среди декабристов.

Русская образованная общественность от аристократов до разночинцев считала Прибалтику чем-то типа Саксонии или Баварии, а об эстонцах или латышах никто ничего не знал. Так что на фразу из повести и фильма «Гардемарины, вперед!» – «Ах ты, сука курляндская!» – латыши не обижаются. Русский человек, пусть даже поручик, и не знал, что в Курляндии, кроме немцев, есть еще какие-то латыши.

Стоит заметить, что «германский заповедник» раздражал Екатерину Великую. Она, будучи этнической немкой, больше заботилась об интересах России, чем псевдорусская династия Романовых.

Вот, к примеру, в 1762 г. рижский магистрат пожаловался русскому генерал-губернатору Броуну, что русские, приехавшие в Ригу, начали заниматься содержанием трактиров и мелкой торговлей. По мнению магистрата, их надо было принудить к физическому труду, «что принесло бы пользу рижской торговле и всей городской общине». Сейчас националисты и их приспешники в России утверждают, что Прибалтика была колонией России. Представим на секунду, что туземцы из Сенегала или Нигерии жалуются, что французы или англичане ведут у них торговлю, вместо того чтобы заниматься тяжелым физическим трудом!

Матушка Екатерина оставила сию просьбу без последствий, а 7 декабря 1765 г. утвердила новый Устав о рижской коммерции, сильно ограничивавший права магистрата. Но немцы из магистрата не унимались. Вот характерный пример. Один приехавший из-за границы немец, по фамилии Эфлейн, женатый на латышке, дочери Яна Штейгнауера, в 1767 г. подал магистрату просьбу о принятии его в полноправные бюргеры Риги. Магистрат отклонил просьбу Эфлейна на том основании, что его жена – латышка и что «пострадает хорошая слава города и торговля с заграницей, если бюргерами начнут принимать латышей, что ни в коем случае не являлось намерением ее императорского величества и ее предшественников…».

Но обстановка была уже иная, и сенат, который должен был решать дело Эфлейна, указал на эту перемену в политике правительства: «Рижское Большой гильдии мещанство, не входя в ее императорского величества попечение о истинной пользе своих верноподданных городов, каково особливо высочайше изъявить… соизволила в изданном 1763 года июля 25 дня манифесте, затмевает опубликованные манифесты…» Сенат приказал зачислить Эфлейна и его жену полноправными рижскими гражданами. Давая по этому делу указание принципиального характера: «…да и впредь в Риге принятием в мещанство таковых же, поступать на основании публикованного в 1763 году 25 июля ее императорского величества высочайшего манифеста и тамошних вышеписанных законов».