Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме - Даниэль Гуревич

Это выражение очень интересно, так как названо по имени женщины, а не ее сына, которому предполагалось впоследствии вручить власть. Надо сказать, что в это самое время в Риме был опасный политик, сам стремившийся к власти — префект претория Сеян, который мало-помалу устранил близких Агриппины. Под его влиянием Тиберий, невзирая на слезы и мольбы вдовы Германика, отказался дать ей мужа: он слишком хорошо знал политические последствия такого брака; император даже сказал ей, что она считает для себя оскорблением, коль скоро не она царствует (non ideo laedi quia non regnaret){599}. Потом пошло еще хуже: против Агриппины с детьми начались форменные судебные процессы; все они{600} погибли — Агриппина в изгнании на острове Пандатерия, сыновья в темнице. Только позднее, когда Калигула сменил Тиберия, после смерти матери исполнив все ее желания, она удостоилась погребения, подобавшего ее положению. К несчастью, Калигула не стал новым Германиком и вскоре был убит. Заметим, что еще одна женщина — Антония — предупредила Тиберия о заговоре Сеяна и положила предел его проискам.

С концом династии Юлиев — Клавдиев участие императриц в политической жизни не прекратилось. Но выяснить политическую роль женщин во II в. н. э. сложнее, поскольку у нас меньше источников. При дворе Тиберия подвизалась не только Августа Плотина — жена императора, но также его сестра Марциана и племянница Матидия Старшая{601}. Они также имели титул Августы, и их изображения чеканились на монетах. Но ключевой роли они, по-видимому, не играли. Зато Плотина, если верить «Жизнеописаниям Августов»{602}, провела такую ловкую интригу, что добилась прихода к власти Адриана — двоюродного брата своего мужа, — о котором говорили, что и карьеру сенатора он сделал благодаря ее покровительству (usus Plotinae favore). Говорили также, будто Траян усыновил Адриана только на смертном одре и, возможно, также благодаря хитрости Плотины, подстроившей, чтобы уже после кончины принцепса некто прошептал имя Адриана «слабым голосом, похожим на голос Траяна».

При Коммоде состоялся неудачный заговор его сестры Луциллы{603}, казнена императрица Криспина{604}, обвиненная в прелюбодеянии, а затем наложница императора Марция организовала его убийство{605}, что означало конец династии Антонинов. В конце II — начале III в. н. э. при династии Северов на политической сцене также явились выдающиеся женщины: сирийские императрицы. Юлия Домна, родившаяся в Эмесе в знаменитой жреческой семье; в Риме она устроила весьма характерное местоблюстительство императорской власти на время военных походов (не при муже Септимии Севере, а при сыне Каракалле): получила право сама принимать прошения, отвечать на основную часть официальных писем; в посланиях принцепса сенату ее имя стояло рядом с именем императора. Юлии Домне не удалось примирить сыновей, так что Гета был убит у нее на глазах, но ей приписывают доброе влияние — в частности, в связи с эдиктом 212 г., даровавшим права гражданства всем свободным жителям Империи. Здесь мы выходим за поставленные нами хронологические рамки и только отметим еще более важную роль племянниц Юлии Домны, Юлии Соэмиады и Юлии Мамеи, в правление их сыновей — соответственно Гелиогабала и Александра Севера.

Марция, Сервилия, Аррия и другие

Участие женщин в политике не ограничивалось императорской фамилией, если только придать слову «политика» чуть более широкий смысл. За пределами узких кружков, где прямо ставился вопрос о захвате императорской власти, были свои политические идеи и идеалы, которые на практике подчас приводили к репрессиям. В этом смысле женщины также играли первостепенную роль. Некоторые из них прославились, но мы начнем с малоизвестной фигуры, от которой не сохранилось почти ничего, кроме имени: Марции, дочери историка Кремуция Корда. Ее отец написал историю эпохи Августа, в которой хвалил деяние убийц Цезаря — Брута и Кассия. Под этим предлогом Кремуций Корд (республиканец по убеждениям, но самое главное — противник Сеяна) получил приказ покончить с собой, а его сочинение предано сожжению эдилами. Дочь сохранила его книги и при Калигуле вновь опубликовала их. В меру своих сил Марция совершила политический акт, противостав тоталитарной власти{606}.

При Нероне мы видим Сервилию, дочь Бареи Сорана, обвиненную сенатом за то, что якобы «продавала свадебные уборы, чтобы добыть деньги для магических таинств»{607}. Дело в том, что Сервилия была замужем за Аннием Поллионом, замешанным в так называемый заговор Пизона 65 г. и сосланным. Год спустя, когда и случился процесс, ее деверь принял участие в другом заговоре (оба Поллиона были сыновьями заговорщика, при Калигуле получившего приказ покончить с собой). Барею же Сорана обвиняли в дружбе с еще одним заговорщиком, Рубеллием Плавтом, также сосланным и умершим в 62 г., и в участии вместе с ним в заговоре в Малой Азии. Сервилия защищала сама себя, но и отец, и дочь добились лишь одного: возможности самим себе избрать род смерти. Ей было девятнадцать лет.

Больше мы знаем об Арриях и Фаннии. Аррию Старшую, жену Авла Цецины Пета, изображают образцом супружеской любви и верности, но здесь нас интересует политическая сторона. Ее муж участвовал в восстании против Клавдия (так называемом Скрибониановом) 42 г. н. э. Ее дочь Аррия Младшая вышла замуж за знаменитого стоического философа Публия Клодия Тразею Пета, бывшего в оппозиции Нерону. Их дочь Фанния стала женой еще одного философа того же направления — Гая Гельвидия Приска, противника Веспасиана, а позже Домициана. Все трое пали жертвами своих философских и политических идей, и жены были осуждены вместе с ними{608}.

Аррия Старшая сперва отправилась с мужем в Иллирию, потом обратно в Рим, куда его отвезли и посадили в тюрьму. В конце концов, поняв, что супругу не избежать смерти, она отказалась воспользоваться своими связями (у нее были хорошие отношения с Мессалиной), а закололась, чтобы и мужа ободрить сделать то же. «Пет, не больно» (Paete, non dolet), — сказала она ему{609}. В 66 г., когда мужу Аррии Младшей было велено покончить с собой, она, по примеру матери, решила последовать за ним, но Тразея отговорил ее, умолив не лишать единственной опоры дочь Фаннию. Фанния тоже пострадала: Тразея, пав, увлек за собой и зятя, который был сослан. Фанния, видимо, отправилась с ним. Но на этом история славной семьи не кончилась. При Гальбе они вернулись из изгнания. Веспасиан опять увидел в них опасных смутьянов; жена снова была изгнана, а муж осужден на смерть. В царствование Домициана мы вновь видим мать и дочь — Аррию и Фаннию — в группе, оппозиционной режиму, включавшей нескольких сенаторов (в том числе Юния Маврика, искавшего мужа для племянницы) и еще одну женщину — Гратиллу. Фанния была изгнана: «Когда Сенецион находился под судом за то, что составил книги о жизни Гельвидия и в защитительной речи сказал, что его просила об этом Фанния, она на грозный вопрос Меттия Кара, действительно ли она об этом просила, ответила: "Да, просила"; на вопрос, дала ли она ему, когда он решил писать, материалы — "Да, дала"; с ведома ли матери — "Без ведома"; и после этого она не произнесла ни одного слова, которое было бы внушено страхом перед опасностью. Мало того, эти самые книги, хотя они и были уничтожены по постановлению сената <…>, она после конфискации ее имущества сохранила, держала при себе и унесла в изгнание причину своего изгнания»{610}. Обе вернулись в правление Нервы и помогали Плинию, отмстившему за них одному из обвинителей Гельвидия Приска — Церту. Нас не интересует, были ли оппозиционеры жертвами собственных идей или, как полагают некоторые историки, предателями.

Во всяком случае, в образованных женщинах, интересующихся философией, для нас нет ничего удивительного. Уже Корнелия училась у Карнеада{611}, уже Цереллия желала прочитать трактат Цицерона «О пределах добра и зла»{612}. Стоицизм же мог стать и политической идеей: он не отвергал монархии как таковой, но, если императора считали тираном, не мог не вызвать враждебности к режиму. Больше всего нас здесь интересует тот факт, что женщины участвовали в политических процессах: обе Аррии, вероятно, косвенно, Фанния — прямо: ее судили и осудили.

Как некоторым римлянкам удавалось играть роль, которая в принципе была для них закрыта, — одна из самых неоднозначных, но и самых интересных особенностей положения женщины в Риме.

Предвыборная агитация в Помпеях

Для этого можно спуститься по ступенькам социальной лестницы и не без любопытства посмотреть на помпейские предвыборные объявления. Одно из них гласит: С. Iulium Polybium duumvirum iure dicundo Specla [rogat] — «Спекла предлагает избрать Гая Юлия Полибия в дуумвиры-судьи». Вообще агитация перед муниципальными выборами в Помпеях, дошедшая до нас в эфемерной форме надписей, намалеванных и нацарапанных на стенах, показывает нам такую роль слабого пола, о которой нельзя было и подозревать. Женщины таким способом агитировали за своих кандидатов на разные должности наравне с мужчинами. Следовательно, хотя они и не голосовали, у них имелось и четкое мнение по этому вопросу, и возможность предать гласности свой выбор, и оказать поддержку. Притом речь идет о женщинах низкого звания: предвыборная надпись Спеклы{613} находится на стенах сукновальни, где она, вероятно, была работницей, надпись Змирины{614} — на стене питейного заведения (thermopolium), где она могла быть служанкой. Встречаются и греческие прозвища вольноотпущенниц: Ифигения, Евгодия, Олимпионика{615}. Корнелия, поддержавшая Цецилия Капелла{616}, и Овия, желавшая избрания Марка Весония{617}, происходили из более видных фамилий: они носят родовые имена, известные в городе, некоторые — совпадающие с именем кандидата. Тедия Секунда рекомендовала собственного внука — все оставалось в семействе{618}. В общем, всего на предвыборных объявлениях 28 кандидатов встречается 54 женских имени — доля немалая. Не позволяя себе чрезмерных обобщений, мы можем, опираясь на этот дошедший до нас как исключение пример, задаться вопросом об интересе женщин к выборам в других частях Империи и даже в республиканском Риме. Речь шла, разумеется, не о голосовании, а об участии в избирательной кампании, в «митингах»{619}: ведь чтобы агитировать за кандидата, надо знать его программу, то есть проявлять политическую активность. Конечно, женщины (по крайней мере некоторые из них) действуют в рамках клиентских отношений; другие выражают согласие с супругом, но мы-то ожидали, что они вовсе не участвуют в выборах по закону или не заинтересованы в дружеских и клиентских услугах такого рода. И даже если Помпеи — исключительный случай в римском мире, он все равно интересен.