Кто в тереме? - Лидия Луковцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, нынешний год – вы их кормилец?
– Ну да. Я бы даже сказал – кормчий, – без лишней скромности заявил дед Миша. – А так я все равно езжу кормить их, даже если не мой черед. Полезное с приятным соединяю, хоть свежего воздуху глотнуть, размяться.
– Командир, то есть? Рулевой?
– Командер, – согласился дед.
У Бурлакова был племянник Сережа, сын сестры его жены Лены. Когда ему было лет пять-шесть, как-то он однажды набедокурил. Отец, мужчина мягкотелый и добросердечный, взялся его отчитывать, даже вознамерился строго наказать. Маленькая дрянь, став в горделивую позу и всем видом демонстрируя презрительное бесстрашие, заявила:
– А ты у нас не командер! У нас командер – мама!
И это была-таки чистая правда. Все женщины-родственницы по линии жены были очень боевитыми и весьма склочными, и верховодили в семьях. Не стала счастливым исключением и его семья. Видать, праматерь их в седой древности была ведьма. А может, за какую-то провинность проклята была до седьмого колена, и проклятье передавалось именно по женской линии.
– Командер, значит?
Михаил Александрович приезжал на дачи по утрам и надолго не задерживался, потому при всей своей говорливости ничего полезного сообщить не мог. Разве что, дал краткую характеристику, по большей части нелестную, своим ближайшим соседям.
– А Легостаева вы хорошо знаете?
– Витьку? Ну, как не знаю, из старых дачников, родители еще дачу разбивали, камыш да солодку рученьками корчевали, деревья сажали. С ними-то мы хорошо общались. Они и пахали тут, главным образом. Витька – тот не любитель. Как родители умерли, он все забросил. Только и приезжал раз в месяц, чтоб деревья полить да вишню там собрать или абрикосы, продать да пропить. Я уж думаю, чего б совсем было не продать ту дачу? Сколько уже их продали вокруг, хозяева по нескольку раз на некоторых участках поменялись, многих и не знаю уже… Люди бы в земле ковырялись, кто любит. А так – почти без присмотра земля, соль подступает. А ему ничего не нужно. Семьи-то нет, ни жены, ни детей.
– Что, совсем никого?
– С женой давно разбежались, а детей у них не было. Может, и есть у него какая бабенка. Живет же он, наверное, с кем-то, мужик не старый еще. Да только сюда если и привозил бабу – отдыхать, неизвестно, от чего, и все разных. Беспутные, пьют, орут, визг, хохот, полуголыми на ерик бегали купаться. Все дачники этой картиной любовались. Чтоб тяпку в руки взять да хоть бурьян выкосить – нет, не царское дело! Уже камыш вовсю на участке попер!
– А может, родня у него какая есть? Он вот дом квартирантам сдал, где сам-то может жить?
– Родни нет. Может, дальняя какая, я не в курсе. Они сами-то с Украины, смолоду сюда переехали. Наверно, там вся родня и осталась. А живет, говорю же, скорее всего, у одной из своих бабешек. А что он натворил-то? С чего это Витьку полиция ищет?
– Да пока точно не знаем, – уклонился от ответа капитан. – Как свидетеля.
– Это ты если насчет мужика, что в колодец сбросили, так на Витьку не греши. Он и сильно пьяный в драку не лез. Не любитель был на кулаках разбираться. И зачем бы Витек сюда этого мужика привез? В такую-то пору! У него ведь дом имеется в старом городе.
– Говорю же, квартирантов пустил!
– Ну, а куда ж тогда он его привез, раз, ты говоришь, у дачи вид нежилой, запустение?
– Вот именно!
Бесполезной оказалась встреча.
Провожал Бурлакова Михаил Александрович не один. В ногах у него путалась и все норовила цапнуть за штанину рыжая кудлатая бестия. Она была хромолапой, но каталась вокруг капитана надоедливым ртутным шариком, пока хозяин не прикрикнул:
– Да уймись ты, Жулька!
Напрасно увещевал он Жульку! Невоспитанная была собака, не унималась до самой калитки. Наверно, это была та самая пострадавшая в неравной борьбе с машиной Жулька, которую всей стаей выхаживали дачные собаки.
Видно, дед Миша взял ее домой из жалости. А может, за то, что была такой звонкой и не ведала страха, хотя от хорошего пинка могла бы улететь далеко. Скорее всего, в азарте она сама бросилась под колеса. На месте машины, Бурлаков тоже бы ее переехал.
И уже вслед капитану Михаил Александрович прокричал:
– Ты знаешь, капитан, я пару раз видел: парень к нему приезжал – фу ты ну ты, в белых штанах, прямо картинка из журнала. Кто такой – не знаю, может, сын одной из баб.
– Почему вы так подумали?
– Я спросил, кто такой – весь из себя, а Витька смеется:
– А-а-а… сынок мой названный.
* * *
Жена Вадима Сергеевича Бурлакова была красавица. Не было ничего удивительного в том, что в свое время он влюбился и потерял голову.
Нет красавиц, с пеленок не осознающих факт своей избранности и не воспринимающих этот факт как нечто само собой разумеющееся. Судьбе угодно, чтобы на свет являлось время от времени чудо совершенства. И оно появлялось – на этот раз в образе Леночки Сударкиной.
В последнее время среди красавиц появилось новое поветрие. Нужно признаваться публично, что в детстве они были «гадкими утятами», и по этой трагической причине трудное у них было детство. Родители в них не верили, а сверстники притесняли.
Это вроде как хороший тон, признак демократичности, дающий возможность дурнушкам избавиться от комплексов и поверить в себя.
Лена всегда сознавала себя красавицей. Где-то классе в пятом-шестом на уроках истории Лена узнала о существовании в Древней Греции такой царицы – Елены Прекрасной, из-за которой случилась Троянская война. Даже то, что родители нарекли ее таким же именем, восприняла она как знак судьбы, а не как случайное совпадение.
Она с тех пор просила подруг и родителей называть ее Еленой, а не Леной, Леночкой, Ленуськой. И только в девятом, когда проходили «Войну и мир», сменила Елену на Элен.
Она не была классической блондинкой, натуральный цвет волос у нее был темно-русый, но анекдоты про блондинок недолюбливала. Как говорится, нутром чуяла их глубинный подтекст.
Лена считала себя интеллигентным и образованным человеком.
