Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности - Самюэль Хантингтон

Белл, — в общество был успешно внедрен, причем без публичного обсуждения, новый принцип общественного устройства». Герман Бельц соглашается с Беллом: «Групповые права и равенство условий были навязаны обществу в качестве новой философии, которая разделяет граждан по расовой и этнической принадлежности и категорически отрицает такое понятие, как общее благо». Последствия подобной политики четко сформулировали Тернстромы: «Расовые привилегии внушают обществу, что расовые отличия обладают абсолютной ценностью. Отсюда следует, что белые и черные принципиально отличаются друг от друга, что расовая и этническая принадлежность конкретного человека — единственное, что имеет значение. Расовые привилегии предполагают, что человека нужно оценивать по его „крови“ — а не по характеру, социальному статусу, религиозным убеждениям, возрасту или образованию. Но категории, подходящие для кастовой системы, неприменимы в обществе, целью которого заявлено построение общества равноправных граждан, руководимого демократическим правительством»{236}.

Вызов языка

Во время кампании 1988 года по признанию английского языка официальным языком Флориды губернатор-республиканец Боб Мартинес заявил: «Мы не выбирали себе американской религии. Мы не выбирали себе нации. И мы не выбирали себе языка»{237}. Он ошибался — выбор был сделан почти триста лет назад, и голосование в штате подтвердило этот выбор: 83,9 процента жителей Флориды признали английский своим языком. Сама постановка на голосование вопроса об языке симптоматична для Флориды (и для двух других штатов, где в том же году также состоялись референдумы) и для страны в целом: на протяжении 1980-х и 1990-х годов языковый фактор сделался определяющим признаком американской идентичности. Вспомним дебаты о двуязычном образовании, вспомним работодателей, которые требовали от своих сотрудников говорить только по-английски, вспомним государственные документы на других языках, всевозможные опросы и кампании в районах, где преобладало неанглоговорящее население; наконец, официальное признание английского государственным языком США. Судьбоносная для страны роль этого языка определилась еще до возникновения Соединенных Штатов, тем не менее вплоть до последнего времени предпринимались и предпринимаются попытки умалить его значимость. «Битва за английский» есть фактически один из фронтов войны за американскую идентичность. Как заметил один ученый, на этом фронте решается, «останутся ли США страной англоговорящего большинства или превратятся в мультиязыковое общество»{238}. На самом деле речь идет не о мульти-, а о билингвизме.

Лишь немногие подвергали сомнению значимость английского языка в американской культуре и стремление американцев совершенствоваться в английском. Однако языковые споры позволили сформулировать два важнейших вопроса. Первый: в какой степени правительству США необходимо поддерживать изучение и использование других языков и ограничивать в правах государственные и частные компании, а также учреждения, настаивающие на исключительном употреблении английского? Как правило, «под другими языками» чаще всего подразумевается испанский, вследствие чего возникает второй вопрос: должны ли Соединенные Штаты превратиться в двуязычное общество и должен ли испанский язык приобрести в обществе равные права с английским?

«Язык, — писал Мигель Унамуно, — это кровь духа». Вместе с тем язык — нечто гораздо более приземленное. Это основа общества. И потому, вопреки утверждению губернатора Мартинеса, существуют фундаментальные различия между языком, с одной стороны, и религией и нацией — с другой. Люди различной расовой и национальной принадлежности и различного вероисповедания часто враждуют друг с другом, но при этом, пользуясь одним и тем же языком, они могут продолжать общаться и читать то, что пишут их противники. Нации, как показал в своей классической работе «Национализм и социальные коммуникации» Карл Дойч, суть группы людей, которые осуществляют коммуникацию друг с другом гораздо активнее и шире, чем с другими людьми{239}. Без общего языка коммуникация становится затруднительной, если вообще возможной, а нация превращается в конгломерат автономных языковых сообществ, члены которых осуществляют коммуникацию внутри своих групп — и крайне редко общаются с членами других групп. Страны, где почти все говорят на одном и том же языке, будь то Франция, Германия или Япония, сильно отличаются от стран с двумя и более лингвистическими сообществами — например, Швейцарии, Бельгии или Канады. В последних всегда существует опасность языкового и политического «развода»; исторически эти страны сохраняли свою целостность исключительно благодаря страху перед более могущественными соседями. Усилия же по утверждению языка одной группы в языковой среде «конкурента» редко приводят к успеху. Немногие англоканадцы бегло говорят по-французски; немногие фламандцы и валлоны могут похвастаться свободным владением языками друг друга, а франкоговорящие и немецкоговорящие швейцарцы и подавно общаются между собой по-английски.

На протяжении американской истории английский язык являлся ключевым элементом американской национальной идентичности. Иммигрантские сообщества время от времени предпринимали попытки ввести в обиход свои родные языки, но, если не считать крохотных общин в сельской глубинке, английский побеждал соперников — второе, а тем более третье поколения иммигрантов сами отказывались в его пользу от своих языков. Обучение новых иммигрантов английскому является основной заботой федерального правительства, американских корпораций, церквей и организаций социального обеспечения.

По крайней мере, так обстояло дело до конца двадцатого столетия, когда началось «продвижение» языков национальных меньшинств и умаление роли английского, вызванные стремлением правительства утвердить в обществе субнациональные идентичности. Важнейшими этапами на этом пути были соответствующие интерпретации Акта о гражданских правах (1964), Акта об избирательных правах (1965) и Акта о двуязычном образовании (1967). Пункт VI акта о гражданских правах запрещал дискриминацию на основе «национального происхождения» в федеральных программах и в деятельности местных властей и организаций. Пункт VII запрещал «национальную» дискриминацию при найме на работу в компанию или учреждение, где работает не менее пятнадцати человек. В Акте об избирательных правах присутствовало положение, включенное в текст закона по настоянию сенатора Роберта Кеннеди и требовавшее от избирательной комиссии Нью-Йорка предоставить избирателям в Пуэрто-Рико необходимые материалы на испанском языке. Акт о двуязычном образовании, инициатором принятия которого выступал сенатор от Техаса Ральф Ярборо, был призван помочь детям американцев мексиканского происхождения, испытывавшим трудности в учебе по причине плохого знания английского. Согласно этому Акту, сумма первоначальных ассигнований на помощь этим детям составляла 7 500 000 долларов.

Начало было скромным и ограниченным в средствах, однако со временем из этих инициатив возник целый комплекс федеральных постановлений, судебных решений и прочей документации, причем процесс его возникновения во многом напоминал тот, в ходе которого из Акта о гражданских правах «проклюнулись» расовые привилегии. Федеральные чиновники истолковали эти законы следующим образом: необходима официальная поддержка других языков. Данное мнение, как правило, разделялось и судьями. Конгресс принимал все новые законы, расширявшие сферу действия других языков и сужавшие «оборот» английского. Все эти шаги, разумеется, не могли не вызвать недовольства в обществе: состоялось более десятка референдумов, и на