В объятиях смерти - Патриция Корнуэлл

- Тот человек в Нью-Йорке, он умер?

- О да. В реанимации. Мы оба ехали в госпиталь в одной машине "скорой помощи". Вот это было путешествие!

- Ты был сильно ранен?

Марино ответил с непроницаемым лицом:

- Нет. Семьдесят восемь швов. Поверхностные раны. Ты никогда не видела меня без рубашки. У парня был нож.

- Какой ужас, - пробормотала я.

- Я не люблю ножи, док.

- И я тоже.

Мы направились к выходу. Я чувствовала себя перемазанной ружейным маслом и пороховой сажей. Стрельба гораздо более грязное занятие, чем воображают многие люди.

Не останавливаясь, Марино достал свой бумажник и вручил мне маленькую белую карточку.

- Я не заполняла заявление, - сказала я, с изумлением уставившись в лицензию на право ношения личного оружия.

- Да, но судья Рейнхард весьма расположен ко мне.

- Спасибо, Марино, - поблагодарила я. Придерживая для меня дверь, он улыбнулся.

Несмотря на указания Уэсли и Марино, а также вопреки собственному благоразумию, я-таки задержалась в здании до темноты. Стоянка к этому времени уже опустела. Я махнула рукой на свой рабочий стол, но взгляд на календарь почти доконал меня.

Роза систематически занималась реорганизацией моей жизни. Встречи переносились на недели вперед или отменялись, а лекции и показательные вскрытия передавались Филдингу. Член комиссии по делам здравоохранения, мой непосредственный босс, трижды пытался связаться со мной и, в конце концов, заинтересовался, не заболела ли я?

Филдинг стал настоящим специалистом по части замещения меня. Роза печатала для него протоколы вскрытии и микро-распоряжения. Теперь она работала на него. Солнце вставало и садилось, отдел продолжал работать без помех, потому что я прекрасно подобрала и натренировала свой персонал. Интересно, думала я, как чувствовал себя Бог, создав мир, который посчитал, что не нуждается в своем Создателе?

Я не отправилась сразу же домой, а поехала в "Уютные сады". На стенках лифта висели все те же самые устаревшие объявления. Я поднималась наверх с изнуренной маленькой женщиной, не отрывавшей от меня унылых глаз, которая держалась за костыли, как птица, уцепившаяся за сук.

Я не предупредила миссис Мактигю о своем визите. Когда после нескольких громких стуков дверь с номером 378 наконец открылась, она недоуменно выглянула из своей комнаты, заполненной мебелью и громким шумом телевизора.

- Миссис Мактигю? - Я снова представилась, совсем не уверенная, что она вспомнит меня.

Дверь открылась шире, и ее лицо просветлело:

- Да. Ну конечно же! Как замечательно, что вы зашли. Входите, пожалуйста!

Она была одета в розовый стеганый халат и такого же цвета шлепанцы. Когда я прошла за ней в гостиную, она выключила телевизор и убрала плед с дивана, где она, очевидно, ужинала кексом с соком и смотрела вечерние новости.

- Пожалуйста, простите меня, я прервала ваш ужин, - извинилась я.

- О, нет. Я просто решила перекусить. Могу я предложить вам что-нибудь выпить и подкрепиться? - быстро проговорила она.

Вежливо отказавшись, я присела, пока она суетилась вокруг, наводя порядок. Мое сердце больно царапнули воспоминания о бабушке, которую чувство юмора не покинуло, даже когда ее тело превратилось в полную развалину. Никогда не забуду, как летом, незадолго до своей смерти, она приехала в Майами. Я взяла ее с собой за покупками, и на ее импровизированном подгузнике из мужских трусов и прокладок "Котекс" расстегнулась английская булавка. И вот, посреди "Вулворта" все это хозяйство сползло вниз до ее колен. Она стоически переносила эту неприятность, пока мы торопливо разыскивали женский туалет и при этом так хохотали, что я тоже чуть было не утратила контроль над своим мочевым пузырем.

- Говорят, что ночью может пойти снег, - усаживаясь, заметила миссис Мактигю.

- На улице очень сыро, - ответила я рассеянно, - и достаточно холодно, чтобы пошел снег.

- Впрочем, я не верю, когда они предсказывают, что он не растает.

- Я не люблю ездить по снегу. - Моя голова была занята тяжелыми, неприятными мыслями.

- Возможно, в этом, году будет белое Рождество. Это было бы так необычно, не правда ли?

- Да, это было бы необычно. - Я тщетно пыталась обнаружить следы пишущей машинки.

- Не помню, когда последний раз у нас было белое Рождество.

Возбужденной болтовней она пыталась прикрыть свою нервозность. Знала, что я пришла не просто так, и вряд ли принесла хорошие новости.

- Вы уверены, что ничего не хотите? Рюмку портвейна?

- Нет, спасибо, - отказалась я.

Молчание.

- Миссис Мактигю, - решилась я наконец. В ее глазах читалась такая же неуверенность и уязвимость, как у ребенка. - Нельзя ли мне взглянуть еще раз на ту фотографию? Которую вы показывали мне в прошлый раз, когда я была здесь.

Она несколько раз мигнула, ее улыбка, тонкая и бледная, напоминала шрам.

- На фотографию Берил Медисон, - добавила я.

- Ну, конечно, - сказала она, медленно вставая и смиренно направляясь к секретеру, чтобы достать конверт с фотографией. Страх, а может быть, просто смущение, отразился на ее лице, когда, после того как она вручила мне фотографию, я попросила также конверт и лист плотной канцелярской бумаги.

Я сразу же поняла, что это двадцатифунтовая бумага, и, посмотрев на просвет, я увидела водяные знаки. Я быстро глянула на фотографию, миссис Мактигю к этому моменту была в полном замешательстве.

- Извините, - сказала я. - Я знаю, что вы, должно быть, удивлены моими действиями.

Она не знала, что ответить.

- Мне любопытно. Фотография выглядит гораздо старше, чем бумага.

- Так оно и есть, - ответила она, не отрывая от меня испуганных глаз. - Я нашла фотографию среди бумаг Джо и положила ее в конверт для большей сохранности.

- Это ваша бумага? - спросила я насколько могла доброжелательно.

- О нет. - Она протянула руку за своим соком и осторожно отпила. - Это бумага моего мужа, но я выбирала ее для него. Замечательная бумага с фирменным оттиском для его бизнеса, понимаете? После его смерти я оставила только чистые, без оттиска, листы и конверты. Это гораздо больше, чем мне когда-либо понадобится.

- Миссис Мактигю, у вашего мужа была пишущая машинка? - спросила я напрямик, не видя другого способа выяснить то, что меня интересовало.

- Ну да. Я отдала ее своей дочери. Она живет в Фолз Чеч. Я всегда пишу письма от руки, не так уж много из-за своего артрита.

- А какая именно?

- Боже мой, я совершенно не помню ничего, за исключением того, что она электрическая и совершенно новая, - сказала она, запинаясь. - Джо каждые несколько лет сдавал старую машинку, чтобы учесть ее стоимость при покупке новой. Знаете, даже когда появились эти компьютеры, он предпочел вести свою корреспонденцию так же, как всегда. Берт - администратор его конторы, много лет пытался убедить Джо использовать компьютер, но Джо всегда была нужна его пишущая машинка.

- Дома или в конторе? - спросила я.

- Ну, и там, и там. Он часто допоздна засиживался в своем домашнем кабинете, работая над какими-то документами.

- Он переписывался с Харперами, миссис Мактигю?

Она достала из кармана своего халата бумажный носовой платок и стала бесцельно перебирать его пальцами.

- Простите, что приходится задавать вам так много вопросов, - мягко настаивала я.

Она пристально разглядывала свои узловатые, обтянутые тонкой кожей руки, ни слова не говоря.

- Пожалуйста, - сказала я тихо, - это очень важно, иначе я бы не стала спрашивать.

- Вы спрашиваете о ней, не правда ли? - не поднимая глаз, она продолжала терзать носовой платок.

- Вы имеете в виду Стерлинг Харпер?

- Да.

- Пожалуйста, расскажите мне, миссис Мактигю.

- Она была очень хороша. И так добра. Изысканная дама, - сказала миссис Мактигю.

- Ваш муж писал мисс Харпер? - спросила я.

- Я совершенно в этом уверена.

- Почему вы так думаете?

- Я несколько раз заставала его, когда он писал письмо. Всякий раз он говорил, что это деловая переписка.

Я промолчала.

- Да. Мой Джо, - она улыбнулась, ее глаза погасли, - такой дамский угодник. Знаете, он всегда целовал даме руку и заставлял ее чувствовать себя королевой.

- А мисс Харпер тоже писала ему? - неуверенно спросила я, мне было неприятно бередить старую рану.

- Нет, насколько мне известно.

- Он писал ей, а она никогда не отвечала?

- Джо любил писать письма. Он всегда говорил, что когда-нибудь напишет и книгу. Знаете, он всегда что-нибудь читал.

- Понятно, почему ему так нравился Кери Харпер, - заметила я.

- Очень часто мистер Харпер звонил, когда был не в настроении, пребывал в творческом кризисе, я полагаю. Он звонил Джо, и они говорили о разных интересных вещах - о литературе и всяком таком... - Носовой платок превратился в кучу скрученных бумажек у нее на коленях. - Можете себе представить, Джо любил Фолкнера. И он увлекался Хемингуэем и Достоевским. Когда он ухаживал за мной, я жила в Арлингтоне, а он - здесь. Он писал мне самые прекрасные письма, какие вы только сможете себе представить.