Угроза вторжения - Олег Маркеев

— Сука! — прошипел человек. Белов приложил его лицом об пол.

— Считай, гад, что я этого не слышал.

— Прокурора! Ордер покажите, сволочи…

— Ребята, кто из вас прокурор? — обратился Белов к равнодушно стоящим у стены спецназовцам.

— Я, наверно, — сказал один и сделал шаг вперед. Услышав скрип приближающихся бутсов со стальными подковками, человек забился в руках Белова.

— Понял. Прокурора уже не надо. — Белов наклонился и в самое ухо как только мог зло зашептал: — Я тебя, Рафик, замочу прямо здесь. При свидетелях. Все подтвердят, что была попытка сопротивления. — Он достал пистолет, вдавил ствол в ухо слабо вскрикнувшему Рафику. — Дима, снимай с него наручники, мочить буду гада!

— На куски порежут! Всю семью твою под нож пустят! Сам, собака, смерти просить станешь. — Дальше он что-то кричал на гортанном языке, словно птица, захлебнувшаяся куском.

— Давай, ребята! — Белов за волосы стащил Рафика на пол и сел на кровать.

Ребята втроем принялись пинать Рафика. Тот сначала пытался уворачиваться, но потом только вздрагивал от каждого нового удара.

— Стоп! — Белов встал, бросил на пол раскрошенную сигарету. — На кровать его. Мордой кверху. Прекрасно! Ребята свободны. Дима, готовь аппарат.

При слове «аппарат» Рафик засучил ногами, сбивая серые простыни. В темноте он не видел, что Дмитрий достал из кармана диктофон.

Белов сел рядом с Рафиком, разбросал в стороны полы черного пальто:

— Значит, за тебя, падаль, мою семью вырежут? А я смерти просить буду, да? — Он ткнул пистолетом в пах дрогнувшего всем телом Рафика. — А ты будешь со своим Аллахом по телевизору это смотреть! Только райские гурии будут хихикать в кулачок, Рафик-джан. Потому что я сейчас отстрелю тебя яйца, сучье отродье. — Он вдавил пистолет, Рафик до отказа открыл рот, но крикнуть не смог, дыхание сперло от тягучей боли. — Говори, тварь, где товар! Говори!! — Он махнул рукой Дмитрию, тот щелкнул кнопкой.

Услышав щелчок над ухом, Рафик округлил от страха глаза. Если до этого еще держался, щерился, как волк, то тут вдруг потек. Никогда не знаешь, на чем сломается человек. Хорошо заранее выяснить, что его гложет по ночам, какие страхи точат его с детства, где предел унижения. А если не знаешь, то вся надежда на интуицию. Что взбрело Рафику в голову, Белов до конца не понял, но моментально, повинуясь чутью, перестроился на ходу:

— Ну, писец тебе, падла! — Он ослабил нажим пистолета, которого Рафик почему-то боялся меньше, чем диктофона. Догадка поразила его своей простотой, и он тут же пошел в безудержную импровизацию, как музыкант, подхвативший джазовую тему. — А, бля, сейчас мозги закипят! Останешься кретином на всю жизнь. Сопли жевать будешь и под себя делать. Дима, врубай на полную мощность!! — По нахлынувшей волне пьянящей злобы понял, что раскол пошел, клиента он сделал.

— Сейчас дам заряд, — с ходу подхватил Дмитрий.

— В ухо вставляй! В ухо, говорю!!

Они навалились на вырывающегося Рафика, тот отчаянно вертел головой, не давая Дмитрию прижать к уху холодную кнопку встроенного в верхнюю панель микрофончика.

— Не на-а-а-до! — протяжно завыл Рафик.

— Что — не надо, а?! Молчать не надо! Колись, сука, пока ток не дали! Сейчас электрошоком долбану, мозги на хрен сгорят!! — Чтобы быстрее дошло, Белов дважды влепил основанием ладони в сморщенный лоб Рафика. Тот попытался увернуться, и второй удар пришелся в переносицу. Сразу же брызнули два красных ручейка.

— Не…Нету товара. — Белов надавил сильнее, почти расплющив ухо диктофоном. — А-а! Здесь нету, — прохрипел Рафик, захлебнувшись кровью. — Только едет товар.

— Много?

— Очень много. Три фуры.

— Кто купил? Живо! — Он для проверки еще раз занес руку для удара, Рафик сжался, веки беспомощно затрепетали. «Готов! Полный раскол!» — радостно констатировал Белов и убрал руку.

— М-м. Гога… Гога купил!

— А горбатого лепить не надо, Рафик-джан! Все знают, Гога с «дурью» не работает. — Теперь Белов заставил себя говорить спокойно, с пониманием.

— Теперь будет. Много товара захотел. — Он шмыгнул разбитым носом.

— Димка, дверь плотнее! И давай сюда! — Белов потрепал Рафика по голове. — Успокойся, дорогой. Спокойно, не торопясь говори дальше. Только не ври. Будешь врать, — он рванул Рафика за лацканы, притянул к себе, заглянул в белые от страха глаза. — По капле кровь выпущу!

Барышников, казалось, дремал, прислонив голову к стеклу.

— Не спи, замерзнешь! — Белов постучал по дверце разбитого за долгие годы службы «жигуленка».

— Уже отстрелялись? — Барышников открыл изнутри дверь, впуская их в прокуренное тепло салона.

Белов плюхнулся на сиденье рядом с ним, Дмитрий сел рядом с водителем.

— Ты, старый, как радистка Кэт, — усмехнулся Белов. — В эфире тихо?

— Хорошая штука. — Барышников вытащил из мясистого уха цилиндрик наушника, смотал проводок и протянул Белову.

— А остальное? Учти, имущество не казенное!

— Чуть не забыл. — Барышников достал из кармана маленький приемник.

— Шутки у тебя горбатые! — беззлобно бросил Белов. Широкополосный приемник, позволяющий засекать работу УКВ-раций в радиусе двух километров, он взял в бессрочное пользование у Ярового, тот покряхтел, но промолчал.

— Мой горб спереди растет. — Барышников похлопал себя по тугому животу. — В эфире все было тихо. Но вы же тихо работать не умеете. Вы американских фильмов насмотрелись! Кто стекло коцнул, какой дурак в потолок шмалял? Тут соседи по самые пятки из окон повысовывались. И телевидение вот-вот заявится, я сам по рации слышал. Уже едут, стервятники.

— Не ворчи, старый! — Белов потер руки, стараясь унять нервную дрожь. — Мы такое намыли, ты себе не представляешь. Да, Дим?

— Да, Игорь Иванович, — кивнул Дмитрий.

— А что молодой не рад? Не понравилось? — Барышников говорил, как всегда, ерничая, но на Белова посмотрел с тревогой.

— Это нервы, — успокоил его Белов. — Сейчас пройдет.

— Так, может, по дороге у ларька тормознем? Купим парню лекарства, Иванович, дозволяешь сто капель в каждый глаз? Чисто для профилактики.

— Некогда. В управу ехать надо, клиентов окучивать.

— Ну, раз некогда… — Барышников заворочался. — Я же запасливый. Кто о тебе подумает? Только ты сам. Всем же плевать, что дождь, слякоть и настроение сволочное. Всем вынь да положь! А здоровье у меня одно, оно внимания требует. — Он выудил плоскую никелированную фляжку. — Во! Друган подарил. Хотел еще чекистский «щит-меч» на боку выгравировать, но я отговорил. Зачем аппетит портить, да?

— Ну, старый! — Белов затрясся нервным смехом. — Ой, не могу… — Он вытер повлажневшие глаза. — Димка, принимай сосуд. С крещением!

— Э, нет. — Барышников задержал фляжку и улыбнулся повернувшемуся к ним Дмитрию. — За крещение он завтра поставит. А сегодня мы его, голубя сизого, просто лечим.

Потом курс лечения продолжили в отделе, уже за полночь, когда расколовшегося до сопливого всхлипывания Рафика отправили отдыхать в камеру. Дмитрий пил, не пьянея. Хмель никак не мог пробиться через нервную лихорадку, все еще не отпускающую тело. Сколько было выпито и под какие тосты, так и не запомнил.

На осиротевшую без штыкообразного Феликса площадь вышел чуть покачиваясь, с глупой и счастливой улыбкой на лице. Долго стоял, соображая, куда же ехать.

Домаячил на самой «режимной» площади страны до того, что в припаркованной у Детского мира машине решили, наконец, проявить бдительность. Из прокуренного салона нехотя вылез человек и не спеша направился к Дмитрию. Явно давал шанс подгулявшему законопослушному гражданину сообразить, где он находится и в какой стране все еще живет.

Дмитрий встретил его счастливой улыбкой, как своего. Хоть и из охраны мужик, но свой. Из того же братства, в которое только что приняли Дмитрия.

Мужик по каким-то одному ему известным признакам тоже признал в Дмитрии своего и ехидно усмехнулся:

— В отделе все такие или ты один?

— Они еще лучше. Но выйдут позже.

— Остряк-самоучка, — беззлобно проворчал мужик. — Тебе куда?

Дмитрий наморщил лоб и вдруг почувствовал, как же холодно и неуютно на этой открытой всем ветрам бесхозной без памятника площади. Домой не хотелось, хоть вой. Там, в полупустой холостяцкой квартирке, было так же холодно и неуютно.

— На «Динамо», — вдруг решил он.

— Хорошо, что не в Орехово-Борисово. Живешь на «Динамо»?

— Нет. Девушка.

— Самое время, — усмехнулся мужик. Он сделал какой-то неуловимый жест, его машина мигнула фарами, и тут же раздалась трель милицейского свистка. Стоящий на противоположной стороне гаишник закрутил бело-черным жезлом. Огибающая выпуклую клумбу «девятка» с затемненными до черноты стеклами взвыла тормозами и замерла, как вкопанная. Гаишник вальяжной походкой подошел к опущенному окну водителя.