Святой папочка - Патриция Локвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснулись наши охотники от вопящего будильника и выскользнули из номера мотеля, закидывая на плечо ружья и нанося оленью мочу на все точки пульса. Когда дверь захлопнулась, мы с сестрой сели, моргнули, а затем снова уснули, убаюканные эротическими утками. На Мэри они подействовали так мощно, что она вовсе бессознательно закинула на меня свое твердое бедро и крепко сжала. Такое постоянно случалось, когда мы спали в одной постели. Это была ее спонтанная, непристойная и неконтролируемая привычка. Живи она в викторианскую эпоху, ее бы наверняка отправили в сумасшедший дом. Одному Богу известно, что ей снилось в такие минуты – лошадки-качалки, прогулки на пони или бесконечно вращающаяся карусель. А может, той ночью ей снилось, что она скачет на спине оленя, подгоняя его все быстрее и быстрее – прочь от преследователей в камуфляже.
Темный провал сна, в котором я, кажется, сидела холодная и неподвижная в корнях могучего дерева, а затем несколько часов спустя мы слышим, как дверь со скрипом отворяется. Наш отряд вернулся с охоты! Я ожидала, что они войдут с искусно выпотрошенными тушами, перекинутыми через плечи, – и куда бы мы их положили, в ванную что ли? – но нет. Кристина, пошатываясь, вошла в дом и с глухим стуком упала на пол, не в силах пошевелиться. Мой отец привязал ее ремнем к дереву, вручил пистолет и велел не двигаться, и оставил так на несколько часов. К тому времени, как он вернулся, она уже не чувствовала своих ног, и, по ее описанию, «случайно загипнотизировала себя», пока вертела головой в поисках оленей.
– Но я ни одного не видела, – пробормотала она в ковер. – Никто не видел.
Мой отец шагнул вперед, положив руку на плечо Полу – видимо, хотел внести некоторые уточнения. Он смущенно откашлялся и сказал, что они не только не пристрелили ни одного оленя – мой брат еще и обкакался на дереве, потому что слишком разволновался.
– Бедолага, – сказал отец так, словно это обычная для молодых людей реакция на стресс первой охоты. Мой брат кивнул, как бы подтверждая и факт обкакивания, и стресса. В мире есть два типа людей: одни переживают, что наделали себе в штаны, другие – нет. Мой брат, совершенно очевидно, принадлежал ко вторым. Или, быть может, теплое дерьмо в штанах его согревало.
Если бы я писала эту главу о ком-то еще из моих братьев или сестер, мне бы, наверное, пришлось назвать ее «Тайный позор Мэри», или «Все разочарованы в Дэниеле», или «Кристина не могла терпеть». Однако к Полу позор не приставал. Он стоял с выражением такого огромного самодовольства, будто только что окончил ОЧЕНЬ дорогой колледж. И теперь его ласковое прозвище Пол Озорник, сокращенно П.О. для меня обрело совсем иной смысл: Пол Обкаканный.
Я могу ошибаться, но я даже не помню, чтобы он переодел свои штаны, просто помню, как мы застенчиво собрали свои вещи и поспешненько убрались из номера под мстительный басовитый хохот Дэниела. В тот день было воскресенье, поэтому прежде, чем мы смогли уехать, отец повел маленькую группку в лес и отслужил для них мессу среди языческих столпов деревьев – не потому, что ему так захотелось, а потому что это была единственная доступная церковь в округе. Хотя мне представляется, что единственной молитвой, звучавшей в тот момент в его голове, было: «ПОЧЕМУ, ГОСПОДИ, НУ ПОЧЕМУ?»
По дороге домой меня сопровождало чувство, будто мы участвуем в некой похоронной процессии, но где же само тело? К каждой машине, проезжавшей мимо нас по шоссе, был привязан мертвый олень, но только не к нашей. И всякий раз, когда мы сворачивали к заправке, нас окружали машины, хвастливо выставлявшие напоказ свои рогатые трофеи. Я предложила привязать к крыше машины пакетик с какашками моего брата, чтобы хоть немного спасти нашу гордость.
– А если воткнуть в него две крошечные палочки, получится как будто оленьи рога!
Но мое весьма разумное предложение встретили молчанием. Папин ремень безопасности болтался у сидения. Он не смог объять им свою огромную печаль. Отныне он был сломленным отцом.
Позже мы узнали, что Пола не только душ заставляли принимать со специальным охотничьим мылом, но и есть только яблоки да бублики, чтобы олени не учуяли запах съеденной им еды. В глазах отца он был чист, но мы так и не смогли избавиться от подозрения, что Пол обкакался нарочно, просто забавы или удовольствия ради, а может такова была его коварная месть. Кто знает, пути какашек неисповедимы.
После этого красочного фиаско моя семья забросила охоту на десять лет. Мы никогда не говорили о ней, разве что посмеивались над детской несдержанностью моего брата – до одной темной, безлунной ночи, когда все мы отдыхали на маленьком островке у побережья Южной Каролины. Мы с мамой ехали по извилистой дороге, ведущей от центра острова к пляжу, откуда доносился прекрасный и непрерывный шум океана. Закон о световом загрязнении предписывал, чтобы уличные фонари были не слишком яркими и располагались далеко друг от друга. Мы ехали по коридору дубовой аллеи, настолько поросшей испанским мхом, что свет не проникал в нее. Стелившийся вокруг мрак был полон жизни. Наши стекла были опущены, и мы слышали округлое хлопанье пальмовых листьев, оркестр сверчков и перекличку рыгающих лягушек.
– Ох, ну как можно не любить Матушку-Природу? – заметила моя мама, а затем вдруг раздался громкий удар – дорогу перед нами перебегал олененок, и мамина машина ударила его со всей дури, на которую была способна машина без рэперского логотипа на боку. Я мельком увидела его зеленые, как крыжовник глаза, когда их затопил свет фар. А затем – глухой стук, мамино громкое «БОЖЕ ТЫ МОЙ!» – и вот она стала более успешной охотницей, чем когда-либо мог мечтать мой отец.
Когда он об этом узнал, он с тоской спросил, неужели она так и бросила дичь валяться на дороге, но судя по его лицу, он и так знал ответ. Но ничего страшного,
