Святой папочка - Патриция Локвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я сделала свой выбор, – величественно говорит она – иногда на нее такое находит. – А не сделай я его, ты бы все еще была где-то там, – добавляет она, неопределенно указывая на ночное небо. Идеей, которая к ней так и не пришла, неотправленным письмом. Но ангел все же порадовал ее доброй вестью и сообщил, что у нее будет ребенок.
– Мам, а давай серьезно, – говорю я и смотрю на нее, сузив глаза. – Это было странно – когда я вылезла из твоей вагины?
– О нет, – говорит она, неожиданно смягчившимся голосом. – Нет, совершенно не странно.
Она уезжает за несколько дней до Рождества – вихрем прошвырнуться по Среднему Западу и навестить всех своих разлетевшихся птенцов. Она приглашает и нас поехать вместе с ней, но мы отказываемся, вспоминая один весьма печальный Сочельник, когда мы застряли с ней на обледенелом шоссе на целых шесть часов. Джейсон тогда тактично удалился из машины, а потом написал свое имя на сугробе, а мне пришлось змеей ползти через заднее сиденье, откидывать его спинку и доставать из багажника бутылку вина, в то время как моя матушка задавалась всеми возможными вопросами искусства, философии и этики, на которые человечество пока так и не нашло ответа. Это была ее традиция. А если мы отказывались обсуждать с ней эти вопросы, она просто звонила моей сестре Кристине и сорок пять минут разговаривала с ней по громкой связи об эвтаназии в Канаде. За окнами практически невыносимо сверкал день. Каждая веточка и каждая травинка были покрыты льдом. С каменных утесов вдоль дороги свисали сосульки, и куда бы мы ни посмотрели, всюду нас окружали ледяные ножи и кинжалы. Праздничные украшения.
– Пожалуйста, поливайте елку, – наставляет нас мама перед отъездом. – Иначе она засохнет, а именно так начинаются все рождественские пожары. Люди засыпают, уверенные, что все в порядке, а потом плавятся в своих постелях, как леденцы в духовке.
Вскоре после ее отъезда к нам в гости заглядывает семинарист в сопровождении своей черной дорожной сумки и молитвенника, который он называет своей женой. Мы снова собираемся в гостиной и слушаем все трескучие пластинки с рождественскими песнями, которые только можем найти. Запах туалетной воды от «Грей Флэннель» стал его визитной карточкой. Похоже, чем ближе он к принятию сана, тем ужаснее старается пахнуть, словно хочет создать вокруг себя пространство, в которое не осмелится вступить ни одна женщина.
– Священник должен пахнуть отталкивающе, – говорит мне он. – Очень, очень отталкивающе. Хотя ты же знаешь, о каком одеколоне я мечтаю. О том, который носил Папа Пий IX. У него очень тонкий и приятный аромат. Его создали по его секретному рецепту.
– И чем он пахнет?
– Цветами апельсина. ОЧЕНЬ целомудренный запах.
– А как он называется, этот одеколон? – я догадываюсь, каким будет ответ, но хочу, чтобы он сказал это вслух.
– Папоколон.
– Ах, – выдыхаю я с благоговением. Он меня не разочаровал. – Знаешь, у Джейсона очень классная туалетная вода. Пахнет она как потный дровосек, который рубит кедр и одновременно курит трубку. Вот, понюхай.
– Убери! – протестует он, когда я подношу флакон к его лицу. – Может для светского человека это и подходит, но для человека призвания – это слишком чувственно.
«Чувственно» – самое страшное ругательство в его арсенале. Я как-то раз назвала его чувственным человеком, подразумевая, что он любит вкусную еду, музыку, хорошее вино, джаз и волны шелка, струящиеся по телу, так он чуть не разрыдался. И потом еще несколько недель был сам не свой.
– Что ты имела в виду, когда сказала, что я «чувственный человек»? – время от времени беспокойно спрашивал он, когда мы вместе сидели за книгами.
Внизу его ждет посылка – подарок от его отца. Он открывает ее и достает стеклянную банку с травой, своей фотографией, где он в золотых одеждах преклоняет колени у алтаря, и карточкой с надписью «Очистись». Думаю, будет справедливо, если я скажу, что это самый прекрасный подарок, который кто-либо когда-либо получал. Это намного лучше, чем радио с плюшевым котом. Выглядит как поделка, про которую могут написать в журнале для дамочек, сидящих на «валиуме», но меня заверили, что отец семинариста – грубый и односложный человек, который сам построил печь для пиццы на своем заднем дворе.
– Я должен ее открыть? – сомневается он, вертя банку в руках. – Или это просто… украшение?
Я понятия не имею.
– Ты уверен, что эта трава – не марихуана? – спрашиваю я. – Будет жаль, если у нас в руках будет полная банка травы, а мы просто поставим ее на полку, решив, что это украшение.
– Марихуана губит жизни, – выговаривает мне семинарист, но его праздничное настроение это все равно не портит. Он с удовольствием разглядывает нашу сияющую ель, увешанную белыми лампочками, красными свечами и леденцами, изготовленными престарелыми немецкими кондитерами. Ангел-вестник восседает на верхушке, широко раскинув руки в расклешенных рукавах, похожих на горны. На первый взгляд все чинно и канонично, но когда он приглядывается, его внимание привлекает большой и грубо завернутый сверток, со словами «ДЛЯ МУЖА», написанными прямо на бумаге толстым черным маркером.
– Что ты приготовила для Джейсона?
– Я купила ему… мусорную корзину, – говорю я после короткого колебания.
Знаю, звучит не очень, но мы все еще вкладываем каждый лишний пенни в наш фонд спасения, и я не могла заставить себя купить ему что-то, в чем мы не особо нуждались.
– Ну, она довольна милая. На ней узор в виде коры дерева, так что можно представить, что ты живешь в лесу и бросаешь мусор в полое бревно. Она нам пригодится, когда мы переедем.
– А почему ты не приготовила ему то, что он действительно хотел? Что-нибудь из его рождественского списка?
Я мягко качаю головой.
– Ты не понимаешь. Нельзя просто взять и купить Джейсону то, чего он хочет. Вот, например, сейчас он мечтает о двух вещах: приборе, который показывал бы реальный возраст вашего скелета, и повязке, улавливающей мозговые волны.
– И поэтому…
– Я просто купила ему корзину.
Семинарист скептически складывает пальцы. Вряд ли ты дорожишь человеком, раз купил ему на Рождество мусорное ведро. Таким образом ты словно посылаешь ему сообщение, что мужья = мусор. И что чуть позже он, быть может, обнаружит, что лежит расчлененным в
