Элита. На дне класса - Абриль Замора

на меня, сидя на полу, в то время как парни смеялись над ним, громко фыркнул и бросил на меня взгляд, который подразумевал, что я заплачу за все сполна, но это не моя вина, я ничего не сделала. Да, я шантажировала его, но откуда мне знать, что его снобистские и тупые дружки пойдут в кино на тот же сеанс, что и мы.

Позже, когда я вымылась и лежала в чистой постели, я не переставала думать о случившемся. А что ожидает меня в школе в понедельник? Мое присутствие в неловкой сцене также давало всем ясно понять, что у меня было свидание с самым крутым второгодником «Лас-Энсинас». Как такой расклад повлияет на меня? Поднимется ли моя популярность?

Жанин засыпала, представляя себе фантастический мир, где все ребята в школе поддерживают ее. Она стала королевой бала, а Марио понял, что вел себя как придурок, и наконец-то поставил себя на место неудачника, сопереживал лузерам и сочувствовал фрикам, с которыми раньше плохо обращался. Она решила, что это будет прекрасно и станет началом новой эры, уснула с улыбкой и спала с приоткрытым ртом.

* * *

Но ученикам «Лас-Энсинас» пока что не было дела до инцидента в кинотеатре, особенно тем, кто обычно занимает в классе задние парты. Они не публиковали «Сторис», не комментировали фото, не писали друг другу. Словно они были настолько эмоционально утомлены, что их стерли с лица земли на несколько часов.

Наступило утро. Жанин понадобилась целая вечность, чтобы встать. Она пыталась рисовать, не снимая пижамы, но это казалось неубедительным и несмешным. Уже после обеда она вместе с мамой захотела посмотреть по телевизору одну из тех криминальных историй, название которых всегда состоит из двух слов, к примеру: «Опасная страсть», «Трагическая ложь», «Забытое воспоминание», «Темная месть», «Тревожная правда»… По мнению Жанин, у людей, придумывающих подобные названия, есть лист бумаги с двумя столбцами слов, которые они смешивают наугад. В конце программы она уснула, так и не узнав, кто убийца, и проснулась в восемь вечера, разбитая, голодная и мечтающая о том, чтобы снова отключиться. Потом она вспомнила, что у нее есть домашние задания, но решила, что придумает отговорку по дороге в школу.

Мелена весь день была как призрак. Она попыталась навести порядок в комнате, но не смогла. Она послушала музыку и загрузила в телефон приложение для микширования песен. Она вообразила, что станет диджеем, чего, конечно, никогда не произойдет и о чем она никогда никому не расскажет, кроме старого замызганного единорога. Она приняла душ и принялась размышлять, какую прическу сделать, чтобы замаскировать залысины на голове. Они были чудовищными, но у нее уже имелся опыт в их сокрытии. Несмотря на все усилия, она сомневалась, что вернется в школу. Несовершеннолетняя Мелена должна была продолжать учиться, но теперь, когда мать исчезла, наилучшим вариантом был бы визит представителей социальных служб, которые забрали бы девушку (Мелена понимала, что одна и без денег она долго не протянет). Она могла бы поискать работу и вообще была настроена решительно, хотя и осознала, что ни к чему не готова.

Горка, в свою очередь, провел воскресенье в вегетативном состоянии, почти в депрессии: он был печален, но не погружен в страдания. Он мечтал, чтобы мир остановился, образно говоря, хотел сойти с поезда, и не желал слышать бесконечные вопросы родителей: «Что с тобой? Что с тобой? Что с тобой?» Поэтому парень заперся у себя комнате, повозился с приставкой, посмотрел четыре серии «Карателя»[49], пару раз мастурбировал при включенном порно (он заранее подыскал ролики под ключевыми словами вроде «большие сиськи» или «анал»), поскольку для этого занятия ему не требовалось быть в хорошем настроении.

Потом Горка вышел из комнаты, чтобы доесть оставшийся со вчерашнего вечера салат (парень запихнул его в буханку хлеба с ощущением, что создает нечто новое), принял душ – и больше ничего. Еще одно никчемное воскресенье.

У Паулы было примерно то же самое, но без порно и без салатов. С той лишь разницей, что она целый день провела вместе с матерью. Она не поделилась с родительницей переживаниями, но Сусанна понимала, что упустила в жизни дочери слишком многое и теперь-то, конечно, была начеку. Она решила стать частью всего, что произошло с ее девочкой, но вовсе не потому, что Паула чувствовала себя обязанной исповедоваться: женщина намеревалась завоевать доверие, которое было у них раньше, когда Паулита училась в четвертом классе и все выкладывала маме.

Тогда их конфликты были объективно глупыми, но у Сусанны появилось странное чувство, что дочь как-то неожиданно выросла, и незаметно от ссор с подругами за право быть девочкой-супергероем Леди Баг[50] на детской площадке перешла к той стадии, в которой оказалась в чужой постели. Вот что действительно пугало. Сусанна не могла избавиться от чувства вины из-за того, что уделяла чрезмерное внимание работе и думала, что домашняя ситуация под контролем. Ей стало обидно, что дочка была не слишком уверена в себе и не сразу рассказала о потере девственности.

Сусанна не хотела выслушивать подробности, ей просто хотелось узнать об этом факте пораньше, поэтому она собиралась наверстать упущенное время, что означало провести воскресенье вдвоем. В общем, она намеревалась строить разумные планы вместе с Паулой, но так, чтобы дочь ничего не заподозрила.

Они наводили порядок в шкафах, чтобы отдать кому-нибудь ненужную одежду: замечательное занятие, которое заключалось в том, чтобы все разбросать, а затем попросить девушку-горничную, чтобы та снова аккуратно сложила тряпки. Они искупались в бассейне и забрызгали гостиную, убирать которую предстояло той же горничной. Они накрасили себе ногти на ногах и разбили флакончик лака кораллового цвета (горничная, разумеется, не сидела без работы) и так далее.

Беспорядок они навели невероятный, но провели день в доверительных разговорах, в любви и в хорошем настроении.

Мать знала, что это начало чего-то нового между ними, новых отношений, причем почти взрослых, и чувствовала себя счастливой. Так она продолжала думать и некоторое время спустя, но когда убили Марину, поняла, что погибнуть могла и Паула, и стала гораздо более авторитарной и строгой, а то, что зародилось как доверие, было утеряно.

Когда вы в курсе, что в школе, где учится ваша дочка, орудует убийца, лучше не строить из себя крутую мамашу, а потом жалеть о собственном либерализме, обнаружив утром холодный труп.

* * *

«А вот ни хрена». Так думал Марио утром в понедельник. Можно было бы притвориться больным и подождать, пока все немного успокоится, прежде чем отправиться