Все мои ничтожные печали - Мириам Тэйвз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она рассмеялась. Я знаю, что ты идеологически против клише, но вот это последнее как раз подходящее, нет?
Нет, сказала я. В конце все будет хорошо. Если все плохо, значит, это еще не конец.
Это откуда?
Не помню. И кажется, я процитировала неточно. И что значит «идеологически против»? Оригинальность – это не идеология.
Но стремление к оригинальности – все-таки идеология, нет?
Да, наверное. Ты знаешь, что люди становятся гораздо счастливее, как только перестают гнаться за счастьем? Было такое научное исследование.
Я давно это знаю без всяких исследований, сказала мама.
Мой телефон гудел от сообщений мужчин, требующих развода, и детей, требующих, чтобы я потворствовала сексу между несовершеннолетними и уничтожала насекомых на расстоянии в три тысячи километров.
Так что на этот раз произойдет с Рондой с родео? – спросила мама. Ей по-прежнему… сколько ей было? Четырнадцать?
Я пишу совершенно другую книгу. Настоящую, взрослую книгу.
Точно! Напомни, о чем эта книга?
Я не знаю. Послушай, мам. Тебе необязательно изображать интерес – ты устала.
Нет, Йоли, сказала она. Мне действительно интересно. И мне надо на что-то отвлечься.
Это будет книга о портовом лоцмане.
О каком еще лоцмане? Ты вроде бы говорила, что книга о сестрах.
Да, о сестрах тоже. Но изначально – о лоцмане. Он мужчина. Или, может быть, женщина. Но в книге – мужчина. Он выводит из акватории порта большие суда, потом спускается по веревочной лестнице в моторную шлюпку, что идет на буксире следом за кораблем, и возвращается в порт. Но в моей книге сразу на выходе из акватории начинается внезапный шторм, капитан запрещает лоцману покидать судно, и он все равно не смог бы спуститься по веревочной лестнице – при таком ветре это опасно, – в общем, он вынужден остаться на корабле и идти с ними в Роттердам.
Ясно, сказала мама. Интересно.
На самом деле, не так уж и интересно. Мне просто хотелось написать книгу, где нет родео.
А чем плохо родео?
Ничем не плохо. Просто не в этот раз, мам.
И что с ним происходит во время плавания?
Он пропустил важную встречу, назначенную на вечер, и все идет кувырком.
Он разве не мог позвонить человеку, с которым должен был встретиться, и передоговориться на другой день?
Да, наверное, мог бы. Тут у меня проблема с правдоподобием. Потому что, действительно, он же мог позвонить. Но тогда не было бы конфликта, не было бы книги.
Может быть, он забыл дома свой мобильный телефон? – подсказала мама.
Нет. Потому что на корабле у всех есть мобильные телефоны. И корабельная рация тоже должна работать.
Ладно, сказала мама. Может быть, он позвонил, а тот человек не взял трубку и пропустил сообщение на автоответчике. В общем, как-то они разминулись.
Может быть. Но мне нравится сама идея: человек не может сойти с корабля, и он совсем не готов к путешествию в Роттердам.
А когда появляются сестры? – спросила мама. Он встретит их на корабле?
Нет. В его воображении. Когда он сидит на палубе и смотрит на море.
Ясно. Он вспоминает о сестрах.
Да, типа того. У него появляются всякие мысли… Э… Ты тоже слышишь?
Что?
Какой-то лязг. Погоди.
Я заехала на стоянку у магазина мороженого сети «Мраморная плитка» (хорошо, что не «Могилка») и заглушила двигатель. Выбралась из машины и обошла ее по кругу, глядя на нее пристально и неуверенно, как на последнюю инсталляцию Дэмьена Хёрста[22]. Потом снова уселась за руль и повернула ключ в замке зажигания. Мотор не завелся. Странно, сказала мама. Не волнуйся, сказала я. Почему-то мне вспомнились сердитые слова Анатоля Франса, обращенные к его любовнице: что он искусает себе кулаки до крови. Я попробовала завестись еще раз. И еще. Бесполезно.
Машина благополучно скончалась, сказала я.
Мама покачала головой и вдруг улыбнулась. Потом рассмеялась. Я взяла ее за руку и положила ей на ладонь уже бесполезный ключ.
Боже, выдавила мама сквозь смех. Вот теперь все и вправду смешно.
Она предложила бросить машину и дойти пешком до «Кристины», греческого ресторана неподалеку от ее дома. Я сказала: Отличная мысль.
В ресторане у нас завязался на удивление жизнерадостный разговор о мужчинах и сексе, о детях и чувстве вины. Есть ли в жизни еще что-нибудь? Мы выпили целую бутылку красного вина. Заговорили о Нике. Думаешь, с ним все в порядке? – спросила я. Смотря что понимать под «в порядке», сказала мама. Он вроде бы держится.
Да, наверное. Я просто не знаю как.
Как? – переспросила мама. А ты как держишься?
Я не знаю. А ты?
Мы посмеялись над собой, но быстро умолкли. Дыхание, энергия, эмоции, самоконтроль – сейчас это слишком ценные ресурсы, чтобы тратить их впустую. Зазвонил мой телефон, мама схватила его и ответила на звонок. Слушаю. Вы по какому вопросу? (Она была слегка пьяна.) Это был Джейсон, ее знакомый механик из автомастерской «Ривер-Сити». Он сказал, что оттащил ее машину в гараж и скоро займется ремонтом.
Мы с мамой шагали домой, держась за руки. Она учила меня строевому шагу в ногу. Если сбиваешься, пропускай один шажок. Вот так, видишь? Она показала, что надо делать. Теперь давай вместе. Дома она сразу принялась обзванивать всех, кому следовало сообщить об Эльфи и Тине (Да, они обе в больнице. Да, в одной и той же больнице.), а я уселась искать информацию о препарате. Если стереть историю поиска, полиция до нее не докопается, да?
Джейсон перезвонил мне на мобильный и сказал, что трансмиссия фатально повреждена и спасать машину нет смысла, оно того точно не стоит. Он предложил отдать ее организации, помогающей подросткам из «группы риска». Они используют ее в качестве подопытного экземпляра в учебной автомастерской, и может быть, кто-то из этих подростков предпочтет карьеру механика скользкой дорожке мелкого криминала. Они дают за машину пятьдесят баксов и сами ее заберут. Я попросила его подождать пару секунд и спросила у мамы, готова ли она навсегда распрощаться со своей машиной. Она разговаривала по телефону и, не отрываясь от разговора, кивнула и пожала плечами. Да, ей все равно. Я сказала Джейсону, что мама согласна и никаких денег не надо. Пусть берут просто так. Он попросил меня приехать в гараж и забрать из машины все наши личные вещи.
Я сидела на балконе с ноутбуком и читала про лекарства, выпускающиеся под различными торговыми марками ветеринарных препаратов, которые используются для гуманного усыпления животных. В Канаде и США их не купишь – надо ехать в Мексику. Но не в приграничные города вроде Тихуаны, где полиция знает об этом так называемом «смертельном туризме» и
