Меч Тристана - Ант Скаландис

— Ну и что? — спросил Иван. — Я хочу жить, как хочу. Я не верю в предсказания, предопределение, провидение и привидения. Не верю, и все тут! Захочу снести Марку башку и снесу — плевать мне на все древние легенды!

— А ты хочешь его убить? — удивленно спросила Маша.

— Нет, не хочу.

— Я так и думала. Теперь слушай. Марк простит нас. Собственно, он уже простил. Но вернуться в Тинтайоль смогу только я одна. Тебе придется уехать. Куда — сам решишь. В общем, это не важно. Мы будем встречаться иногда, поводов будет еще много, но вообще…

— Постой, постой, — прервал ее Иван, — ты о чем говоришь-то? О легенде или о том, что с нами будет?

— Ванюш, а какая разница?

— А такая разница: один ебет, другой дразнится!

— Фу — сказала Маша. — Зачем ты мне хамишь?

— А ты зачем мне гадости говоришь?!

— Какие гадости?

— Обыкновенные!!! — Иван все закипал и закипал. — Ты что же, собираешься вернуться к человеку, который желал тебе медленной и страшной смерти? Ты от меня уходишь к нему?!

— Остынь, — сказала Маша холодно, и он испугался, услышав ее совсем чужой, незнакомый голос. (Так уже было однажды, он только не мог вспомнить, когда именно.) — Остынь. Все не так просто, как ты пытаешься здесь изобразить. Во-первых, я жена короля Марка по Римскому Закону, мы венчались во храме. Во-вторых, он любит меня. Не надо саркастически улыбаться — действительно любит. В-третьих, умение прощать — это как раз и есть способность забывать страшное. А забыть, как тебе наступили на ногу, может каждый — в этом нет особой добродетели. В-четвертых, мне надоело жить в лесу…

— Стоп, стоп, стоп! — закричал Иван, словно режиссер на съемочной площадке. — Это все у тебя в-шестнадцатых и в-семнаддатых, не ври мне, пожалуйста. А во-первых у тебя — легенда, во-вторых — легенда и в-третьих — тоже легенда. Разве нет?

— Ну допустим.

— Что «допустим»? Почему это так?

— Я же в самом начале говорила: спроси что-нибудь полегче.

— Там был другой вопрос.

— Да нет, тот же самый, — махнула рукой Маша.

— Ну и кому мне его задать?

— А хотя бы отшельнику Нахрину.

— Почему отшельнику?! — обалдел Иван.

— А потому что он неглупый человек. Он еще тогда, весной, дал нам верный совет, только по времени на полгода ошибся.

— Вот как! Ну пошли.

— Куда? — спросила Маша бесцветным голосом.

— «Куда-куда!» — передразнил он. — На хрен. То бишь к Нахрину.

И Маша впервые за утро улыбнулась.

Но целоваться они все равно не стали. Настроение было уже испорчено. И вообще Иван вдруг вспомнил, что они уже не первую ночь спят порознь. Якобы из-за усталости: с наступлением холодов работы по хозяйству стало значительно больше, да и вообще энергия расходовалась интенсивнее. Значит, якобы из-за усталости. А на самом деле? Он боялся не только говорить об этом — он боялся даже подумать. Но это была страусиная политика: думай не думай, а от тебя уже ничего не зависит. И вообще «попробуйте не думать о белой обезьяне».

Он вдруг с ужасом осознал, что за все время, пока они говорили, размышлял совершенно не о том. Ведь им предстояла разлука, о чем абсолютно прямо заявила Маша, а он начал беспокоиться о соответствии событий тексту легенды, об отношении к королю Марку, о собственной независимости… Он даже ни разу не спросил: «А как же ты без меня? А как же я без тебя?!»

Что-то оборвалось между ними, что-то закончилось. Действие любовного напитка? Ха-ха.

— Маша, — спросил он внезапно, но как-то робко и даже испуганно, — ты больше не любишь меня?

— Дурачок! Просто закончилось действие любовного напитка.

«Господи, она же мысли мои читает!» — радостная вспышка в голове.

— Какого напитка, Маша? Ты с ума сошла! Мы же его не пили.

— Того, что Бригитта давала, — не пили, верно. А другой?

— «Джонни Уокер», что ли? Издеваешься, Машунь?

— Вовсе нет. Ты просто невнимательно слушал старика отшельника. «Все средства подобного рода рано или поздно заканчивают свое действие». Примерно так он сказал. Ключевое слово «все». Понимаешь? Где грань между любовью, наведенной приворотным зельем, и любовью, как тебе кажется, настоящей, от Бога, то есть, попросту говоря, наведенной иными, но тоже высшими, непостижимыми, магическими силами?

— Машка, а ты не мудришь ли, филолог мой дорогой? — ядовито осведомился он, уже чувствуя, впрочем, что рациональное зерно в ее рассуждениях есть.

— Нет, Ваня, не мудрю, тут проще и короче никто сказать не сумеет. Вот ты, например, знаешь, что такое любовь?

— Н-ну-у…

— Баранки гну. Я тоже не знаю, не расстраивайся, Вань. Не ты один такой глупый. И все-таки. Любовь — это навсегда. С любовью мы умрем и, возможно, после смерти пойдем с нею дальше. А то, что творилось с нами в последние три года, называется просто страстью. Страсть не может быть вечной. Она перегорает и… иногда вспыхивает вновь, а иногда…

— Маша. — Он сделал шаг к ней и положил руки на плечи. — Машенька, я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Ваня, — ответила она шепотом.

И все-таки они поцеловались. По-настоящему, трепетно, горячо, как много лет назад, в Москве, на улице Остужева. Стояли обнявшись у дверей своего грота в мягких лучах нежаркого осеннего солнца, и ничего им было больше не надо — только стоять вот так, ощущая тепло друг друга, и понимать, что они — одно целое. Они соединялись идеально, как две платоновские половинки, как два соседних осколочка затерявшегося в пространстве и времени далекого родного мира.

Кто-то вздохнул тяжело за спиной Изольды и тихонько кашлянул. Тристан открыл глаза. Конечно, это был его верный оруженосец.

— Мы уходим отсюда. Кур. Король обнаружил нас, но, похоже, простил. Видишь, он оставил свой меч взамен моего. Изольда возвращается в Тинтайоль. А мы с тобой — может быть, тоже, а может… ну, в общем, как Марк решит.

— Что ж, с Богом, — согласился Курнебрал. — По мне — так лучше бы уехать в иные края. Ты молод, Тристан, полон сил, тебе еще предстоит совершить немало подвигов. Негоже такому знаменитому рыцарю сидеть дома, словно старику. Поехали послужим, например, королю фризов или уж сразу в Камелот. Слышал я, при дворе Артура давно ждут тебя за Круглым Столом.

— Не торопи события, Кур. Мы сначала напишем послание Марку, получим от него ответ, а уж потом будем решать.

— Вот именно, — сказала Изольда. — Вдруг мы его неправильно поняли и он еще пришлет за нами своих цепных псов, чтобы повязать всех троих во сне и опять возвести на костер?

— Это вряд ли, — трезво рассудил Курнебрал.

— Почему вряд ли? — Тристану сделалось любопытно.

— Ну, перво-наперво скажу так: на одну казнь два раза не водят. А потом… Неужели вы думаете, что я не вижу? Оба вы заговоренные. Особенно ты. Тристан. Ты вообще не Тристан на самом деле, не из Лотиана ты. И я это знаю. Кому, как не мне, лучше других знать? Вот сейчас смотрю на тебя и гадаю: а что, если мальчика моего еще раз подменили? Какой-то ты опять другой стал, неправильный…

— Постой, постой, Курнебрал, что ты говоришь? Что ты мелешь?! Как это я не Тристан? Как это меня подменили?

А параллельно думал про себя, с пулеметной скоростью прокручивая варианты, силясь сообразить, в чем же дело.

«Вот это откровения! Кто нас продал? Не мог же простой оруженосец Курнебрал, хоть он и неглупый мужик, сам до всего додуматься! И что теперь будет? Всем хана? Гигантский катаклизм вселенского масштаба?»

Мысли Тристана путались, наползали одна на другую, и у Изольды в глазах читалась настоящая паника.

— Выслушай меня, мой мальчик, — проговорил Курнебрал печально. — Это было пять лет назад. После долгих поисков по всей Испании, Франции и Британии мы с отцом твоим названым Роялем прибыли в Корнуолл, и в лесу, уже совсем неподалеку от Тинтайоля, повстречался нам добрый волшебник Мырддин. «Куда путь держите, господа?» — поинтересовался он. «В Тинтайоль», — признались мы сразу. «Тогда знайте, — сказал Мырддин. — При дворе короля Марка встретите вы юношу ладного и пригожего во всех отношениях по имени Тристан. Будет он не слишком похож на того Тристана, которого знали вы три года назад и который уплыл из Эрмении на норвежском судне. Но назовется он именно Тристаном Лотианским, и узнает вас как родных, и будет помнить все, что помните вы. Поэтому вы, господа, сделаете вид, что узнали его тоже, и, всплеснув руками от удивления и радости, воскликнете, повернувшись к королю Марку: „Ба! Да этот Тристан — не кто иной, как сын Рыбалиня Кагнинадеса и Блиндаметт Белозубой!“ Вы должны сделать так, как я велел, если искренне желаете добра стране логров». Мы не успели ничего спросить у Мырддина, он, по обыкновению своему, исчез меж деревьев, словно растворился. Ну и конечно, мы исполнили все, как он сказал. Рояль уже через несколько дней забыл про встречу с волшебником и по сей день свято верит, что ты и есть тот мальчик, которого он воспитывал с пеленок. А я вот не забыл почему-то. И как же я могу теперь не видеть, что ты совсем другой человек? У тебя и родинки нет на шее справа, большая такая родинка была у Тристана — выпуклая и мягкая. И вообще ты совсем другой. И лицом, и голосом, и привычками. Но я давно зову Тристаном именно тебя и не спрашиваю твоего настоящего имени, потому что тебя, пришелец, я тоже полюбил. Вот так, мой господин. Я поклялся тебе в верности и слово свое сдержу, какое бы могучее колдовство ни стояло за твоими плечами.