Спартанский лев - Виктор Поротников

Горящий факел был атрибутом Ареса и богини раздора.

В обсуждении картины принял участие и Леарх, сказавший, что, если на Дафне будет короткий хитон, какие носят амазонки, тогда её точно не примут за богиню Афину.

Но тогда Дафну с лёгкостью могут принять за амазонку, — заметила Астидамия. — Не забывай, что Арес вместе с амазонками сражался на стороне троянцев против Агамемнона и ахейцев.

   — Ничего страшного, — пожал плечами Леарх. — Образ воинственной амазонки Дафне будет тоже к лицу.

   — Прекрасная мысль! — воскликнул Леотихид. — Дафну нужно изобразить на картине именно амазонкой с луком в руках и с колчаном стрел за плечами. Её воинственный облик замечательно дополнит мужественный образ Ареса в блестящем панцире.

Ксанф был изумлён и ошарашен, когда Леотихид подступил к нему с настойчивой просьбой написать картину «Арес и амазонка». Царь объяснял свою настойчивость тем, что мать юноши, облик которого более всего подходит для воссоздания на картине прекрасного Адониса, не желает, чтобы её сын, победитель на Олимпийских и Немейских играх, был изображён на картине в совершенно немужественном виде да ещё в объятиях родной сестры.

Затем Леотихид представил художнику Леарха. Ксанф попросил его обнажиться и с видом знатока восхищённо заметил:

   — Прекрасный материал! Настоящий Адонис!

   — Ты хотел сказать, вылитый Арес, — поправил живописца Леотихид. — Сначала нужно создать картину «Арес и амазонка». Только после этого у тебя, друг мой, будет возможность приступить к картине «Афродита и Адонис».

   — А кто у меня купит «Ареса и амазонку», об этом ты подумал?

   — Это моя забота, дружище. — Леотихид похлопал Ксанфа по плечу.

   — Как знаешь, — пожал тот плечами. — Были бы краски, а работать я готов сколько угодно. Тем более с таким превосходным материалом!

И Ксанф перевёл восхищенный взор на одевающегося Леарха.

Леотихид подметил во взгляде живописца не только восторг перед юношеской телесной красотой, но и кое-что ещё. Он наклонился к самому уху Ксанфа и прошептал:

   — Леарх ещё девственник. И он будет твоим. Берусь это устроить.

   — Во что мне это обойдётся? — Ксанф вскинул глаза на царя.

   — Договоримся. — Леотихид обнадёживающе кивнул.

ПИСЬМО ДЕМАРАТА

   — Власть и богатство сильно меняют человека.

Эта фраза сорвалась с уст Сперхия и предназначалась Мегистию. Речь шла о Булисе.

Мегистий и Сперхий направлялись в гимнасий, когда возле храма Гестии[137] им навстречу попался Булис, сопровождаемый несколькими родственниками своей невесты. Он не преминул пригласить к себе на свадьбу Мегистия и Сперхия, а заодно осведомился о Симониде. Почему его нигде не видно?

Узнав, что Симонид вот уже почти месяц как покинул Спарту, Булис огорчился.

   — Я хотел заказать ему пеан в свою честь. Как жаль, что Симонид уехал. А то бы я щедро заплатил!

И Булис горделиво удалился с высоко поднятой головой, упиваясь своим теперешним положением и возможностью лишний раз щегольнуть богатством.

Мегистий покивал головой, соглашаясь со Сперхием и глядя вслед Булису, яркий плащ которого сразу бросался в глаза на фоне неброских плащей его спутников. Этот плащ был подарен Гидарном.

   — При желании Булиса где-то можно понять, — промолвил Мегистий. — Образно говоря, до поездки к персидскому царю он был невзрачным камешком. Ныне же он — сверкающая на солнце гора, полная золотоносных жил!

   — Что верно, то верно, — усмехнулся Сперхий.

Во время дальнейшего пути к гимнасию он расспрашивал друга о Симониде. В каком здравии кеосец покидал Лакедемон? С какими впечатлениями он уезжал?

   — Симониду понравилось в Спарте. Особенно ему понравился царь Леонид, — отвечал Мегистий. — Но уезжал отсюда Симонид с печальным сердцем, ибо одна прелестная спартанка не изъявила желания стать его законной супругой.

   — Глупая женщина! — выразил своё мнение Сперхий. И добавил с чуть заметной улыбкой, в которой чувствовалось сочувствие к Симониду: — Кажется, я знаю, о ком идёт речь. Это Астидамия?

Мегистий молча кивнул. Сперхий повторил тем же тоном:

   — Глупая женщина, хотя и необычайно красивая. Я понимаю Симонида.

У входа в гимнасий друзья встретили Клеомброта, и их беседа перешла в другое русло. Клеомброт поведал, что Булис и его пригласил к себе на свадьбу.

   — Я слышал, что кое-кто из знати не одобряет намерение Булиса праздновать свадьбу с восточной роскошью, — сказал Клеомброт. — Иные из приглашённых просто не одобряют этот замысел, от него веет скорее персидским, нежели спартанским обычаем, иные отказываются идти на свадьбу. В числе последних — мой брат Леонид. Я не знаю, как поступить. Я не хочу огорчать Булиса своим отказом. И в то же время мне не хочется ссориться с теми родовитыми гражданами, которые настроены непримиримо. Вы-то получили приглашение?

Мегистий открыл было рот, чтобы ответить, но Сперхий опередил его:

   — Приглашены. И непременно пойдём.

   — Вообще-то, я ещё не решил, пойду или нет... — пробормотал Мегистий.

   — Не слушай его, Клеомброт, — самоуверенно произнёс Сперхий. — Конечно, он пойдёт. И я тоже. Это будет самая скандальная свадьба за последние полвека! Посуди сам, можем ли мы пропустить такое зрелище?

   — Тогда я пойду вместе с вами, друзья, — с облегчением проговорил Клеомброт. — Я полагаю, Булису можно простить любые чудачества за то, что он рисковал головой ради Лакедемона, находясь у персов. Тебе, кстати, тоже. — Клеомброт взглянул на Сперхия.

   — Мне хватает чудачеств моей жены, которая целыми днями пропадает в доме Леотихида, позируя там имеете с Леархом художнику-тегейцу, с которым я даже незнаком, — усмехнулся Сперхий.

   — Так в чём же дело? Познакомься! Его зовут Ксанф, и он столь же талантлив в живописи, как ты во владении мечом и копьём, — заметил Клеомброт с задорным блеском в глазах. — Поговаривают, что Дафна позирует Ксанфу обнажённой. Это тебя не смущает?

   — Нисколько, — беспечно отозвался Сперхий. — У Дафны, хвала богам, всё в порядке с лицом и с фигурой. Мне нечего стыдиться за неё.

Продолжая беседу в том же духе, трое друзей вошли через высокие ворота на территорию гимнасия, обнесённую высокой каменной стеной. Сюда допускали только полноправных спартанских граждан, достигших тридцатилетнего возраста. Плечистые стражи у ворот знали всех спартиатов в лицо, поэтому ни один париэк и тем более вольноотпущенник проникнуть сюда не мог.

Толки вокруг предстоящей женитьбы Булиса на Галантиде, дочери Диакторида, были не напрасны. Подготовка к свадьбе велась с таким размахом, с каким не пелись приготовления к ежегодной священной свадьбе Диониса[138] с супругой одного из спартанских царей. Та из цариц, которой выпадало по жребию провести ночь в храме Диониса, обычно начинала готовиться к этому за три дня до священной церемонии. Когда облачённую в свадебный наряд везли на колеснице, запряжённой белыми лошадьми, к святилищу Диониса, весь город выходил на улицы посмотреть на пышную процессию, в которой было немало ряженых сатирами и менадами юношей и девушек. Мужчины и женщины хором пели свадебную эпиталаму под звучание кифар, кимвалов[139] и флейт. У всех на головах были венки из плюща, у женщин на плечах — гирлянды из живых цветов; священная свадьба происходила в пору весеннего равноденствия.

Толпы любопытных собрались на улицах Спарты, когда Булис с друзьями верхом на конях отправились к дому невесты, чтобы «выкупать» суженую, как того требовал обычай. Кони были приобретены Булисом именно для этого случая, причём лошадиные гривы были заплетены во множество косичек, как это было принято у персов. Роскошные попоны с длинной бахромой, уздечка с серебряными бляшками тоже напоминали азиатский стиль.

Спутники жениха были одеты в эллинские одежды. Однако каждый имел при себе что-то изготовленное персидскими мастерами. У одного в руке была двухвостая плеть, на другом был кожаный пояс, третий красовался в войлочной тиаре, на четвёртом были башмаки с загнутыми носками... Булис же не только облачился в персидский длинный плащ, но и завил волосы и бороду на персидский манер. Вдобавок он натёрся персидскими благовонными мазями, о которых втайне мечтала каждая спартанка.

Переезд невесты из отцовского дома в дом жениха более походил на шествие ряженых во время Дионисийских празднеств. Колесницу, на которой ехали жених и невеста, сопровождала толпа гостей, приглашённых на свадьбу. В этой толпе было так много женщин и мужчин, одетых на азиатский манер, что со стороны могло показаться, что это персидская свадьба.