На сопках маньчжурии - Павел Далецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Яков Ли свернул на тропу к деревне Гудзятун. Крестьяне работали на полях, скинув куртки, спрятав по-летнему косы под остроконечные соломенные шляпы, подставляя солнцу почерневшие спины. Деревня была большая, с левой ее стороны виднелись красные черепичные крыши храма, с правой — стены усадьбы господ Чэней.
При входе в деревню на деревянных столбах висели японские оповещения. Японцы сообщали жителям Маньчжурии, что они начали великую войну за освобождение народов Азии от власти белых плантаторов.
Объявления коротко перечисляли неприятности, принесенные белыми в Азию. И вот наступает всему этому конец. Разлетается вдребезги под ударами японской армии империя белого варвара Николая.
Яков внимательно прочел иероглифы и вошел во двор Гао.
Сам Гао работал в поле; в фанзе перед открытым окном сидел его отец. Старик обрадовался гостю и принес ему холодного сливового отвару, который так отлично утоляет жажду в жаркие дни. Японцев в Гудзятуне еще не видели, японцы прошли стороной, а объявления на столбах прибил сын старшего Чэня, недавно получивший кандидатскую степень. Ему предлагали в провинции хорошее место, но, пока идет война, Чэнь решил воздержаться от занятия должности и живет в деревне. Держит он себя важно, но ничего не поделаешь — имеет на это право. Из города он привез с собой две подводы книг, причем книг не в картонных футлярах, а в деревянных ящиках с дорогими костяными застежками. Гао собственными глазами видел эти ящики. Относительно же ученых Гао держится того мнения, что есть два вида ученых. Одни поглощены наукой, и ничто иное их не интересует. Даже одеты они весьма посредственно, даже никаких отличительных знаков не вывешивают над воротами своих домов, даже едят совсем не так, как должны есть уважаемые лица. У одного из таких настоящих ученых Гао служил в молодости. Целые дни, с утра до вечера, ученый проводил в своей комнате. Столики, заваленные книгами, — вот его мир. Он знал все, этот человек. А вот те люди, которых тоже называют учеными и к которым принадлежит молодой Чэнь, прежде всего узнаются по внешности. Они идут по улице разодетые так, что все на них оглядываются и думают: должно быть, ученые! И на носу непременно очки. А тот старый ученый не носил очков. И у старого ученого были короткие ногти, потому что ему неудобно было с длинными рыться в книгах, а эти другие ученые непременно отпускают себе ногти. Конечно, многие их за это уважают, а старый Гао никогда их за это не будет уважать. Он служил у настоящего ученого, вот что!
Старик мог говорить без конца, наслаждаясь тем, что гость слушает со вниманием.
Приближался вечер, крестьяне возвращались с полей. Мотыги, лопаты, кувшины, куртки, наброшенные на плечи… Молодой Гао сразу узнал гостя:
— Наконец-то, наконец-то!
За ужином он рассказывал о том, что делается в деревне. Вчера староста объявил, что налоги в этом году будут увеличены во много раз! Гао произнес последние слова с ударением, из чего явствовало, что дело здесь нечисто, — староста, очевидно, хочет поживиться.
Но ведь староста — член братства. А братья должны не живиться за счет друг друга, а помогать друг другу!
— Когда от Старшего брата долго нет известий, тогда все братья забывают свои обязанности, — заметил старый Гао.
— Ничего, ничего; когда стемнеет, мы соберемся и разберем все нарушения.
Хотя большинство жителей деревни принадлежало к братству, тем не менее сходились в дом Чэней с обычными для членов тайных обществ предосторожностями. Чэни с сыновьями уже поджидали гостей. Лампы неярким светом освещали большую комнату, массивные сундуки вдоль стен и широкие каны.
Кандидат сидел в кресле, сняв очки. Он долго думал — оставить их или снять. При встрече с равным он, конечно, снимал их, чтобы тот видел чистоту его глаз и намерений, но ведь здесь не было равных! Все-таки кандидат сунул очки в карман и сейчас недовольно смотрел перед собой.
Последним в комнату вошел Яков Ли. Из присутствующих его знал только Гао, старший по обществу в Гудзятуне. Гао сообщил:
— Среди нас посланец Старшего брата.
Началось слушание обид, оскорблений и несправедливостей.
Худой, высокий мужчина в синей выцветшей рубашке жаловался на Чэней. Однажды он попросил у них в долг несколько мерок белых бобов. Ему не дали, из опасения, что он вернет не больше того, что получит. Старшая жена Первого Чэня, которая распоряжается всеми денежными делами мужа, отдает деньги в рост… Против этого нельзя возразить — законно! Но незаконно отдавать деньги в рост, если попросит член братства!
После слов худого мужчины говорили другие. И все о том же: не соблюдаются основные законы союза, к чему же тогда союз?
От множества людей в комнате стало душно, свет ламп потускнел.
Имущие не хотят помогать неимущим, Если зайдешь в трактир к Чуну и попросишь ковш воды — не даст!
— Сколько вас будет в таком случае заходить ко мне и просить? — воскликнул Чун. — Возможно ли мне будет торговать?!
— Старший брат учит нас прежде всего единству, — сдержанно начал Яков. Он долго говорил о положении в местном отделении братства, но наконец от разбора взаимных обид и несправедливостей перешел к главному. Заговорил об угнетении народа, новых налогах, об иностранцах, решивших поработить Китай.
Лампы горели все тусклее, — очевидно, дело было не столько в духоте, сколько в том, что почтенные Чэни скупо подлили в них масла. После небольшой паузы Яков сообщил о том, что Старшие братья союза решили: народное восстание неизбежно! Только оно принесет справедливость.
Затем он полагал приступить к практической части собрания, условиться о том, как и чем вооружаться, какое проходить обучение, но со своего кресла поднялся кандидат.
Хотя все сказанное по поручению Старшего брата необыкновенно, тем не менее он, кандидат, посоветовавшись со своими знаниями, хочет высказать следующие мысли: зачем подготовлять восстание? В Маньчжурию вступают японские войска. Японцы не только уничтожат варвара Николая, но и свершат желаемое всеми китайцами ниспровержение Цинов. Об этом он, кандидат, собственными глазами читал в японских газетах и собственными ушами слышал от знакомых японцев. Если это сделают японцы, зачем же это делать самим? Может быть, это неизвестно Старшему брату? Некоторые вспоминают минувшую войну, но вспоминать не имеет смысла, потому что японцы осознали свою ошибку и переменились. Что же касается взаимной помощи друг другу членов союза…
Тут кандидат стал говорить столь литературным языком, что его, несмотря на всю убедительность интонаций, не мог понять даже Яков.
Слова кандидата не понравились присутствующим, во-первых, потому, что это были слова одного из Чэней, и, во-вторых, потому, что кандидат надеялся на японцев. Японцы переменились! Не лучше ли надеяться на самих себя?
Уже рассвело, когда Яков покинул Гудзятун.
Кроме дел братства у него в эти места были поручения Цзена-младшего.
…Утром Чэни совещались. Вставало солнце, мужчины расположились в саду под сливами. Первый Чэнь сказал задумчиво:
— Вчера у меня в семье заплакала без причины некая женщина…
— Зачем же ты разрешил ей плакать без причины? Разве она не знает, что этак можно накликать несчастье?
— Не могла удержаться, говорит.
Золотистый свет хлынул из-за гор. Даже Чэни, собравшиеся сюда после бессонной ночи и очень встревоженные, забыли на несколько минут обо всем, наблюдая торжество, наступившее в природе.
— Что же ты думаешь? — спросил наконец Первый Чэнь своего сына.
Кандидат сидел на земле, прислонившись спиной к стволу сливы, и сквозь очки разглядывал небо. Он и в самом деле видел неважно и очки носил по необходимости.
— Нам остается… — проговорил он, — прибегнуть к помощи японцев.
Отец с шумом вздохнул и проглотил слюну. Третий Чэнь, розовощекий и всегда веселый, опасливо оглянулся. Все понимали, что сказанные слова исключительны по своему значению. Старшим по братству вновь в Гудзятуне назначен Гао. Гао непочтителен, как и его отец, который кичится тем, что некогда служил у известного лица. Гао, конечно, потребует, чтобы Чэни помогали безвозмездно всем братьям… И если этот посланец Старшего брата Яков Ли появится вновь и захочет применить меры воздействия, то…
— Японцы нуждаются в носильщиках, — многозначительно пояснил свою мысль кандидат. — Я читал в газетах и слышал от достоверных людей: носильщики, носильщики — вот что нужно японцам прежде всего!
Третий Чэнь засмеялся и потер ладони.
Все облегченно вздохнули. Солнце в это время уже выкатилось из-за гор, приятное утреннее тепло наполнило сад.
Крестьяне шли в поля. Прошел староста, умный мужик, против которого Чэни ничего не имели; прошел Гао, обгоняя ранее вышедших.