Король франков - Владимир Москалев

Это был последний ход перед матом, другого не оставалось. И король послал за Можером. А пока того искали, сказал Роберту:

– И все же я приму меры. Ты должен знать о таких вещах и делать то, к чему обязывает природа, мужской долг. Франки рано становятся мужчинами, в твоем возрасте у них уже по нескольку любовниц. Как можешь ты не быть таким же? Или ты не франк? Не стыдно тебе позорить седины отца? Так вот, начнешь с любовниц, Можер будет твоим наставником. Он научит всему.

Ну а дальше… Сейчас ты молод, но настанет день, когда придешь к отцу, упадешь ему в ноги и поблагодаришь за науку, которую он тебе преподал. Кстати, с той девчонкой – кажется, ее звали Гердой и ей тоже пятнадцать – у тебя было что-нибудь? Понимаешь, о чем я?

– У нас и мыслей таких не возникало.

– Боже мой, чем же вы тогда занимались?

В это время вошел нормандец.

– Можер, – сразу же приступил к делу король, – вновь поручаю тебе сына, чтобы ты обучил его премудростям любви. Кажется, в прошлый раз ты нашел для этого подходящий объект и тем не менее результатов не последовало. В чем причина, можешь объяснить?

– Девица послушно исполняла мои приказания, государь, и лежала абсолютно голой, ожидая, пока мальчик примется за дело, но…

И нормандец развел руками.

– В чем дело, Роберт? – строго поглядел отец на сына. – Чем она тебе не понравилась? С супругой дело понятное, чтобы оседлать такую лошадь, тебе попросту не хватило опыта и храбрости. Но тут! Ведь она молода, Можер?

– Крошке всего семнадцать.

– А лицом? Мила ли?

– Красотка! Богиня утренней зари, клянусь своими штанами.

– А ее тело? Ведь оно совершенно во всех отношениях, не так ли?

– Государь, если я берусь выполнить какую-то работу, то делаю это добросовестно, вам пора бы знать.

– Так чего же тебе еще надо? – перевел взгляд Гуго на Роберта.

– Я не знаю, – вздохнув, разлепил губы юный король. – У меня нет влечения… я не хочу.

– Что за вздор! Как можно не хотеть обладать женщиной, если она раздвигает перед тобой ноги? Ничего не понимаю. Может, ты мне ответишь, Можер?

– Так бывает лишь с тем, кто не познал всех прелестей любовных игр, а главное – финала! Но вина в этом, кажется, не Роберта, а этой милашки. Сдается мне, она оказалась чересчур ленивой.

– Выходит, не столь опытной, чтобы преподать науку любви? Какого черта тогда ты ее притащил?

– Я подумал, что слишком искушенная могла бы напугать мальчика стремительностью натиска, как это произошло у него с супругой. Поэтому я и пригласил на эту роль юную провинциалку, она совсем недавно при дворе.

– Так вот, теперь приведешь ту, которая не даст королю скучать. Чтобы в совершенстве знала свое дело! Есть у тебя такая на примете?

– Сколько угодно, – заулыбался Можер, – но лучшая, пожалуй, Магелона.

– И ты ручаешься за успех?

– Прокола быть не должно. Эта дама не из тех, что упускают добычу, которая к тому же сама идет в руки.

– Слышал, Роберт? – нахмурил брови король. – Отныне ты под руководством своего брата поступаешь в ученики к одной из придворных дам. Учение не обременительно, всего один предмет. Надеюсь, ты усвоишь его так же хорошо, как добросовестно познавал науки, которым обучал тебя Герберт в реймской школе. Понятно? Ну, скажи же что-нибудь!

– Я постараюсь, отец.

– Вот и хорошо. Я уверен, у тебя получится, и ты не станешь больше обманывать отца, чему научил тебя конечно же нормандский брат. Не правда ли, Можер?

– Государь, когда же это? – сделав виноватый вид, развел руками нормандец. – Клянусь своим сапогом, я что-то не припомню.

– Бездельник, ты можешь клясться хоть двумя сапогами, но не станешь же отрицать, что прятал Роберта за алтарем, который воздвиг в виду такого случая отец Рено – еще один жулик в вашей гнусной шайке? А Маникор? Заявляет, будто король занемог, в то время как тот прячется от собственной супруги! Наконец, вам удалось вовлечь в ваши проделки даже моего врача, человека, которому я всегда верил! Подумать только, он уверяет, что король чрезвычайно истощен, и при этом все загадочно поглядывают в сторону его супруги, которой такое могло разве что присниться. Тем не менее она тоже приняла участие в вашем заговоре!

Король вздохнул, покачал головой и грустно продолжил:

– Все кругом обманывают меня. Не двор, а сборище негодяев, каждый из которых с легкостью кривит душой перед своим королем. Но, видит бог, когда-нибудь я доберусь до вашего преступного вертепа и разнесу его в клочья!

– Но, государь, – осторожно возразил Можер, – где же тогда станет учиться ваш сын, юный король западных франков? Другой такой школы ему не найти.

– Ну, вот, – исподлобья глянул на него король, – мало того, что меня обманывают, мне еще и перечат.

Потом отвернулся, махнул рукой:

– Всё. Ступайте.

Роберт, как и положено, вышел первым. Можер не успел выйти; король, встав с места, удержал его за руку и вполголоса проговорил:

– Будь настойчив и аккуратен, Можер, не забывай, что у мальчика очень ранимая душа. Да скажи Магелоне, чтобы не переусердствовала, все-таки дело будет иметь с новичком. Зарвется – шкуру с нее спущу.

– Не беспокойтесь, государь, эта дама не глупа.

– Хорошо. Теперь вот еще что, – король выглянул в коридор, убедился, что никого нет поблизости и, еще больше приглушив голос, сказал: – Сегодня королева отправляется с фрейлинами в Суассон погостить у герцогини. Ее уже поджидает моя сестрица. Думаю, эта троица проболтает там языками с недельку. Так что, сам понимаешь, я остаюсь один и… – выразительный взгляд на собеседника.

– С кем бы вы хотели провести ночь, государь? – так же вполголоса ответил нормандец. – Скажите, и я приведу любую.

– Полагаюсь на твой вкус, – улыбнулся король, пожимая Можеру руку.

Однако, несмотря на все ухищрения и увещевания, на всё искусство Магелоны, а вслед за нею другой красавицы, дело ни на дюйм не сдвинулось с места. Роберт по-прежнему не проявлял интереса к интимным сторонам супружеской жизни. Его не прельщали и не возбуждали ни игривые улыбки, ни любовные игры. Магелона из кожи вон лезла, но всякий раз, когда она начинала обворожительно улыбаться, поглаживая одеяло и бросая многозначительные взгляды на Роберта, он тупо глядел на нее отсутствующими глазами. А когда она начинала раздеваться, им овладевала печаль, он опускал голову и замыкался в себе, потом, уйдя в часовню, долго молился там и читал наизусть литании.

Одним словом, налицо была явная неприязнь к женщинам, полное к ним равнодушие. Убедившись в этом, Можер так и доложил королю. Под конец не сдержался: