Совок 11 (СИ) - Агарев Вадим

— Присаживайтесь! — указала мне рукой на стул заботливая хозяйка, — Серёжа, вы курочку будете? — она вопросительно улыбнулась, вернув меня из раздумий в действительность.

— И курочку обязательно буду, и картошечку! — сглотнул я голодную сиротскую слюну временно целибатствующего мента. — Как православный иудей, из женских рук я ем всё подряд! Даже свинину по субботам!

Глядя на противень с запеченным до тёмно-золотистого хруста картофеля, моркови и лука, я всё же стеснительно встревожился. Потому как ждал от своего молодого, но оголодавшего организма какого-нибудь акустического конфуза. Удивительно, но пустой лейтенантский живот пока еще не протестовал против пытки голодом. Своим обычным в таких случаях урчанием. Неуёмным и громким.

— Я следователь, дражайшая Ангелина Васильевна и потому в содержании абсолютно неприхотлив! А уж из рук такой красавицы, как вы, я и вовсе готов есть даже сырую картошку. Как яблоко готов её грызть! Вместе с мёрзлой курицей!

— Скажете тоже! — довольно покраснев, гражданка Лапина начала проворно нагружать мою тарелку благоухающей едой. — А к водочке вы как относитесь, Серёжа? — осторожно поинтересовалась хлебосольная женщина, нерешительно доставая из холодильника бутылку «Столичной».

— Почти так же, как и к красивым женщинам! — не стал я попусту лукавить и кокетничать, — Очень положительно отношусь к водочке. Настолько, что, пожалуй, рюмку-другую с вами обязательно выпью!

Я уже принял твёрдое решение, что сначала мы подъедим со стола весь этот шикарный натюрморт. И еще пусть она вместе со мной обязательно выпьет водки. А уж только потом я начну тиранить эту славную женщину нехорошими вопросами про её прожорливого соседа-женолюба. Самому-то мне без разницы, а вот ей перебивать аппетит мне не хотелось. Как-то совсем уж не по-человечески и не по-комсомольски это будет с моей стороны. Она мне курочку и водочку, а я ей расспросы про приставучего соседа-кулинара… Нет, не по-христиански это будет…

— Ну тогда наливайте! — заметно повеселев, скомандовала хозяйка.

И поставила на стол два, уже порядком мною забытых, лафитника на тонких ножках. В последний раз такие гранёные конусные рюмки бутылочного стекла я видел в родительском доме еще до армии. На своих проводах в армию, кажется, я их крайний раз и видел. Раритет, можно сказать!

— За знакомство! — жеманно оттопырив мизинец, легонько чокнулась со мной рюмашкой гражданка Лапина.

Внимательно заглянув мне в глаза, она с достоинством и очень медленно вытянула губами содержимое из своей посудины. Что ж, оказывается она не только добрая, но еще и сильная женщина.

В отличие от Ангелины Васильевны я не стал манерничать и намахнул свою спиртосодержащую дозу без утонченных затей. Выпил свой «полтинник» просто залпом. И с удивлением, почти сразу же ощутил приход пьянящего этила в отбитое бандитизмом сознание.

— Ух!! Крепка советская власть! — невольно передёрнувшись, не удержался я от бесхитростной реакции на полученное удовольствие.

А через секунду, когда опустил глаза на сотрапезницу, то тут же преисполнился счастьем от вновь проявленной о себе заботы.

И, улыбнувшись в ответ этой заботе, с благодарностью её принял. Сняв губами ароматизирующий укропом огурчик, с поднесённой прямо к моему рту, вилки. Огурец, который мне так любезно, а главное, очень своевременно подсунула гражданка Лапина, был размером с мизинец. А еще он был восхитительно пупырчат и хрустящ. Преисполнившись благодарностью, я с трудом сдержался, чтобы прямо в ту же секунду не погладить по округлой коленке Ангелину Васильевну. До чрезвычайности добросердечно настроенную к следственным органам МВД.

Отпускать из мозжечка первый флёр алкогольной взволнованности мне категорически не хотелось. Наоборот, у меня был умысел вновь потянуться к бутылке «Столичной». Но вдохнув чесночный аромат прожаренной на сливочном масле курицы, я тут же и без колебаний пошел на сделку с собственной сущностью. И с совестью матёрого выпивохи.

От гастрономического дурмана я очнулся я лишь после того, как на моей тарелке остались только обглоданные куриные кости.

— Вкусно? — умильно глядя на моё, наверное, не очень чистое лицо, ласково поинтересовалась Ангелина Васильевна, — А давайте, я вам еще подложу?

Не дожидаясь моего ответа, Лапина убрала от меня посуду с бренными останками птицы. И взяв из шкафчика чистую шлёмку, щедро нагрузила в неё добавки. Не скупясь и снова от всей своей свидетельской души. После чего протянула мне льняную салфетку из явно гостевых парадных запасов. Пока я вытирал ей губы и руки, квартиросъёмщица, не размениваясь на этикет, сама повторно наполнила обе рюмки.

— За вас, прекраснейшая Ангелина Васильевна! С огромным чувством благодарности и восхищения! За вас! Лично от моего пылающего сердца и от лица всего МВД Союза Советских Социалистических Республик! — привстав из-за стола, торжественно объявил я, проникновенно заглянув в глаза доброй женщине.

Изо всех сил стараясь не коситься при этом на благоухающую у себя под носом посудину. С которой всё еще веяло гастрономической радостью самого притязательного чревоугодника. И да, курицу жарят все без исключения женщины страны советов. Любого вероисповедания и разной степени образованности. Но далеко не у всех она получается такой восхитительно вкусной!

— А еще за красоту вашу божественную и за душу вашу необычайно добрую! И еще за талант ваш кулинарный! А талант, должен я сказать со всей ответственностью, дорогая Ангелина Васильевна, у вас непревзойдённый! — поспешно добавил я.

Последнее своё искреннее восхищение я успел выразить еще до того, как мы снова чокнулись наполненными водкой лафитниками.

— Спасибо! Умеете вы, Серёжа, женщине лестную комплиментарность выразить! Большая способность у вас к этому! — расплывшись в томной улыбке, вновь проявила своё удовольствие гражданка Лапина, — Как же повезло вашей жене! Вот ведь какая счастливая она женщина!

— Да не женат я, дражайшая Ангелина Васильевна! Увы мне! Холост я. — легкомысленно, по инерции отмахнулся я от сочувствующей мне женщины дежурной фразой идейного отшельника.

Утратив бдительность и всё своё внимание посвятив чревоугодию, я подцепил вилкой прожаренную четвертинку золотистой картофелины. Затем подумал и аккуратно приколол к ней пропитанную маслом, и жиром запеченную половинку луковицы.

— Это как же так, Серёжа? — распахнув глаза, немедленно оживилась стряпуха-кудесница.

И, сразу же, не теряя ни секунды, подхватив со стола бутылку, старательно набулькала мне еще водочки. О себе она, от нахлынувших за меня переживаний, очевидно, позабыла. — Это же неправильно!

— Да вот как-то так… — осоловев, как Каштанка, с сытым сомнением, я пожал плечами и ткнул вилкой в кусок прожаренного цыплёнка. — Один я обретаюсь в этой непростой и суровой жизни, дражайшая Ангелина Васильевна! Как есть, один! Всеми брошен… Позабытый, так сказать, и полон грусти безнадёжной!

Таки почувствовав в себе силы и отбросив недавние сомнения, я вцепился зубами в оставшийся кусок термически обработанной птицы счастья.

— А всё потому, что слишком уж служба у меня ответственная и беспокойная! — частично прожевав откушенное, пояснил я удивлённой домохозяйке свою холостяцкую печаль, — То с жестокой преступностью борюсь непрерывно, то потом после этого раны по больницам и госпиталям залечиваю! Вы не поверите, но не далее, как сегодня утром я из очередной больнички сбежал. Так и не долечился. Вон видите, голова сзади до самой середины мозга насквозь пробита! — указал я вилкой себе куда-то за спину. — Нет мне, разлюбезная Ангелина Васильевна, ни сна, ни покоя, ни счастья семейного! Не отпускает меня служба, потому как слишком уж незаменимый я специалист! Да чего уж там, если честно, то ценит меня начальство! — с чувством исполненного долга положил я обглоданную куриную косточку перед собой, — Они мне даже орден на днях обещали вручить! — уже абсолютно не торопясь, вместе с добрыми словами лениво допережевывал я остатки курицы. Рачительно собирая хлебной корочкой остатки янтарного соуса с опустевшей тарелки.