Всемирная история искусств - Гнедич Петр Петрович

Медицинская наука Греции и Александрии, получившая свое начало от Гиппократа, перешла к арабам через несториан. Последние имели связь с идеями иноземных халдейских знаний и потому наряду с медициной признавали астрологию, то есть мнение, что планеты оказывают влияние на земные события. Верование это с особенной любовью было воспринято Европой, и величайшие люди со страхом и трепетом справлялись у астрологов насчет своей судьбы. Некромантия, то есть вызывание мертвых (наш современный медиумизм), практиковалась нередко, — и египетские жрецы вызывали в храме Исиды души умерших.

Но то что теперь, для нынешних физиков, может показаться обыденным явлением, то приводило в трепет тогдашних представителей науки. Крепко закрытые сосуды, когда их держали на огне, сами собой открывались. В трубке образовывался цветной налет от бесцветных паров. Бесцветная жидкость окрашивалась в яркие цвета; пламя без видимой причины разлеталось во все стороны, происходили взрывы. Все таинственное и сверхъестественное имеет для человека свою прелесть, и халдейские толкования о мировой душе и о внутренних духах были применены для объяснения физических законов. Сила, разрывающая крепкие сосуды, из которых внезапно вылетало с треском пламя, образовывались пары, — это было признано за дух или душу материи. Все это была оматериализованная высшая сила, то есть, в сущности, тот же пантеизм. Тем не менее эксперименты, произведенные арабскими учеными, привели ко многим замечательным открытиям по химии: был найден фосфор, указан способ приготовления чистого алкоголя и серной кислоты. У докторов явилась широта взглядов и правильность понятия. Метеорологические явления получили правильную оценку. Медицинская практика, сосредоточенная у христиан в руках духовенства, пришла в столкновение с арабскими и еврейскими врачами, полнейшими материалистами, — и победа оказалась на стороне магометан.

Появление арабов в Европе совершилось при следующих обстоятельствах. Со времен Адриана на Пиренейский полуостров стали переселяться евреи, и скопилось их там до 50 тысяч семейств. Плодовитость еврейского населения стала серьезно озабочивать христиан — до 100 тысяч их было окрещено и подпало под жестокую власть католицизма. Их принуждали к соблюдению обрядов церкви, что вызывало неудовольствие. Граф Юлиан, оскорбленный к этому времени королем Родриго, и желая отомстить ему за бесчестие дочери, обратился к арабам с предложением легкого завоевания полуострова ввиду начинающихся несогласий. Родриго был побежден и утонул в Гвадалквивире, а магометанское войско торжественно двинулось к северу, сдавая взятые города евреям, на которых можно было положиться и которым они были обязаны во многом. Перейдя Пиренеи, арабы двигались дальше и наконец остановились на берегах Роны. Несогласие между самими арабами остановило успех этой экспедиции. При благоприятных обстоятельствах и энергии войск арабская армия могла бы пройти, покоряя народы, вплоть до Византии. Войско вернулось на Пиренейский полуостров. Вскоре там образовался новый калифат, и Кордова стала его резиденцией.

Зацвела наука. Халифы Кордовы покровительствовали ей с тем тонким чутьем и отзывчивостью ко всему прекрасному, которое было таким резким контрастом с действиями европейских монархов.

Кордова быстро изменила свой вид и достигла под управлением мавров высшей степени благосостояния. В ней было более 10 тысяч жителей и более чем 200 тысяч домов. На 10 миль вокруг горели фонари на отлично вымощенных улицах (а между тем несколько столетий спустя в Лондоне не было ни одного городского фонаря, и в Париже обыватели буквально тонули в грязи). Роскошь и блеск азиатской неги были привиты арабами Европе. Их жилища с балконами из полированного мрамора, висевшими над померанцевыми садами, каскады воды, цветные стекла — все это представляло такую резкую разницу с дымными хлевами Франции и Англии, где ни труб, ни окошек не делалось. Роскошь арабов доходила до того, что зимой комнаты нагревались теплым воздухом, надушенным в тайниках. С потолков спускались огромные люстры, из которых иные вмещали более 1 000 огней. Мебель из лимонного дерева, с инкрустацией из перламутра и слоновой кости, стояла на персидских коврах вперемежку с великолепными комнатными цветами и экзотическими растениями. В библиотеке находились книги, украшенные необычайными по вкусу и изяществу виньетками, — чудеса каллиграфии, предупредившие своим появлением в свет книгохранилища пап. Халиф Альхакем обладал библиотекой такого размера, что один каталог ее вмещал сорок томов. Придворный блеск был совершенно сказочный. Приемные залы нередко выкладывались золотом и жемчугами. Число служителей дворца было более 6 тысяч человек. Собственная стража халифа, носившая золотые сабли, достигала 12 тысяч человек. Гаремные женщины были образцами красы всего Средиземного побережья. Арабы были первые садоводы в Европе, все самые ценные фрукты были перенесены в Европу ими. В искусственных бассейнах разводили рыбу. Держали огромные птичники и зверинцы. Мануфактурное производство шелковыми, льняными, бумажными пряжами и тканями совершало чудеса. Арабы первые ввели опрятность в одежде, употребляя нижнее, моющееся платье из полотна.

Халифы не только покровительствовали наукам, но сами нередко были авторами серьезных сочинений. Один из них написал трактат об изящной литературе, состоявший из 50 томов, другой написал сочинение по алгебре. Школа музыки процветала в Кордове, и музыканты пользовались таким уважением, что знаменитый халиф Абдаррахман выехал навстречу прибывшему с Востока музыканту — Зариабу. Переводя на арабский язык, в высшей степени старательно, греческих философов, они с негодованием отворачивались от Гомера, приходя в ужас от разврата классической мифологии, смотря как на невозможное богохульство на совмещение с высшим божеством сладострастного Юпитера. Впоследствии Гомер был переведен на сирийский язык, но на арабский его перевести все-таки не решились. Поэзия и музыкальность была доведена трубадурами до замечательного совершенства. Арабские авантюристы, проникая на север через Пиренеи, заносили в варварскую Европу рыцарские нравы арабов, их роскошь и вкус к изящному. От них в Европе получили начало рыцарские турниры, страстная любовь к лошадям, псовая и соколиная охоты. Звуки лютней и мандолины раздавались не только в Кордове, но зазвучали и во Франции, и в Италии, и в Сицилии. Всюду любовная песнь сделалась любимой формой литературы, проникая одинаково и в дворцы арабов, и в монастыри католиков, отражаясь даже в грубом виде на песнях оксфордского духовенства. Для получения высшего образования стали отправляться в Испанию, и бывали примеры, когда воспитанники Кордовского университета делались папами. Университет был, кроме Кордовы и Гренады, и в других значительных городах, нередко под ведением ректоров-евреев, так как для арабов не существовало в деле знаний религиозных различий. Только их веротерпимость и широкий взгляд на дело могли вверить главное управление школами христианину, как это было сделано в Азии Харун ар-Рашидом. Большое внимание было обращено в школах на изучение отечественного языка, и поэтому среди арабов являлось так много превосходных грамматиков. У них были толковые словари (иногда в 60 томов), где объяснялось значение каждого слова, закрепленное цитатами из известнейших писателей. В поэзии арабов были все новейшие мелкие формы: сатира, элегия, лирика. Благодаря роскоши, богатству и гибкости языка арабы ввели в свое произведение рифму. Среди поэтов выдавались женщины, иногда дочери халифов. Поэзия арабов была прямой матерью провансальской поэзии, которая в свою очередь создала европейскую лирику. Любовь арабов к сказкам, которая проявилась у них в такой роскошной форме еще под степными шатрами, не умерла и здесь: у вечернего огня бродячие сказочники-поэты развертывали фантазию во всю ширь восточного воображения, и сказки «Тысячи и одной ночи» дают нам ясное понятие игривости их мысли.

Не меньшим уважением пользовалась у них история, причем существовали историки не только халифов, но и замечательных верблюдов и лошадей. Обширная торговля, морские путешествия, сношения с африканскими и азиатскими дворами, невольные приключения от столкновения со многими людьми в разных странах обставляли жизнь чисто романическими случайностями, с постоянным колебанием счастья в ту и другую сторону, с насильственной смертью.