«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу - Иэн Бэнкс

Хотя нет, — сейчас он уже рассуждал хладнокровно, — трансатлантические рейсы направляются на северо-запад, в сторону Шотландии. Два-три года назад, когда они летели в Нью-Йорк, он с боем отвоевал для себя место у иллюминатора, хотя Кори закатила дикую истерику, но самым веским его аргументом стало то, что она ведь все равно будет дрыхнуть большую часть пути, а он хотел расспросить обо всем, что проплывало внизу. Шотландия, пару раз ответил отец. Может, даже непосредственно Гарбадейл…

В любом случае Гайдн облажался. Они бы не услышали, как взлетает самолет Софи. Тот отдаленный гул, который проникал сквозь стены дома, самолеты производили при посадке.

Он закрыл глаза и повернул голову набок, дав волю слезам.

Чуть позже он с неохотой встал, чувствуя себя старым, измученным и разбитым, будто жизнь уже подошла к концу. У него не было никакого желания двигаться — так бы и лежал в теплой, душистой траве, слушал бы шум моторов, доносящийся с дороги и с неба, вдыхал ночную прохладу и оплакивал потерянную любовь, но всему есть предел. Его, наверно, уже хватились, зовут, ищут в саду.

Вернувшись в дом, он с облегчением заметил, что по саду не рыщет спасательная команда с фонарями. И никто не кричит его с заднего крыльца. Просунул голову в дверь столовой: сидят себе, смеются, курят. Да, все хорошо, никаких проблем. Как себя чувствую? Нормально. Они даже не поняли, как долго он отсутствовал.

Наверху самодовольный Гайдн побивал вертлявого нытика Филдинга в «Супербратья Марио».

— И вообще, что такое «тяжелые наркотики»?

— С чего это ты интересуешься, Берил?

— Да в новостях передавали. Только об этом и разговору.

— Может, героин, кокаин? — высказывает осторожное предположение Филдинг.

Он переводит взгляд на Олбана, тот переводит взгляд на Верушку, а она только усмехается.

— Это вы о чем? — спрашивает Юдора.

Время позднее, завтра с утра пораньше Филдинг повезет в Гарбадейл двоюродных бабушек Берил и Дорис, а Олбан с Верушкой поедут на ее машине. Сегодня заказали ужин в ресторане «Рогано», в центре города. Олбан заодно пригласил туда и Юдору, маму Верушки.

— И где граница? — интересуется Берил. — Я хочу разобраться — в цене?

— В годы моей молодости, — заявляет Дорис, — никто не разъезжал по заграницам, чтобы разобраться в себе. Люди дома сидели — и все было хорошо.

— Это мы о наркотиках, Юдора, — объясняет Верушка своей матери.

— О наркотиках? В самом деле? — уточняет Юдора и обшаривает глазами стол в поисках предмета беседы.

Верушка улыбается:

— Я думаю, речь идет о наркотиках группы «А».43

— А при чем тут наркотики, доченька? — спрашивает Юдора.

Это хрупкая, оживленная старушка — впрочем, какая же она старушка, поправляет себя Филдинг: дочке-математичке, видимо, слегка за тридцать, так что мамашке всего-то пятьдесят с хвостиком. Костюм цвета беж, темная блузка. Пепельная блондиночка с модной стрижкой. Сам я, конечно, ни-ни, думает Филдинг, но если кому приспичит, это не самый плохой вариант. Все-таки не Дорис и не Берил — тьфу, даже думать противно. Нет, правда, стильная штучка эта мадам Юдора. Одна походка чего стоит — утраченное искусство.

Чем черт не шутит…

— Кто будет десерт? — спрашивает Олбан, когда они вторично просматривают меню.

Он склоняется к Берил, чтобы пошептаться.

— Понятия не имею, — отвечает Верушка своей матери.

— Курить хочется. Как ты думаешь, можно?

Верушка делает страдальческую мину.

— Юдора, прошу тебя!

— Ну понятно! — говорит Берил, выпрямляя спину.

— А ты после школы брал себе промежуточный год?44 — спрашивает Дорис у Филдинга.

— Монтировал общественные туалеты в Мозамбике, — говорит он ей. — Еле ноги унес. Рванул туда из-за одной старой песни Боба Дилана.45 — Филдинг качает головой. — Господи, надо же было так купиться. Попал, короче говоря.

— Я правильно поняла: пока мы все будем чествовать Уин, вы с ним собираетесь жить в палатке? — спрашивает Верушку Берил.

— Только я, — отвечает Верушка.

Она уже достаточно выпила. Не надралась, конечно, как Филдинг, ведь ей с утра за руль, но достаточно, чтобы язык развязался.

— Уж для тебя-то найдется место в доме, — говорит ей Берил.

«Ври больше, — думает Филдинг. — В доме народу будет — чертова туча: родня съедется, верхушка "Спрейнта", юристов толпы».

— Жить в палатке — это не самоцель, — говорит математичка бабке Берил. — Главное — восхождение.

— Восхождение? Куда, к вершине?

— Именно.

— У вас целая группа?

— Я, пожалуй, закажу сыр, — размышляет вслух Дорис. — И, возможно, рюмочку портвейна.

— Нет, — говорит Верушка, — я одна.

— В самом деле? Одна? Это не опасно?

— Опасно, — соглашается Верушка. — Спасибо, я не буду десерт, — говорит она, возвращает официанту меню и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. — Вообще-то восхождение не полагается совершать в одиночку. Теоретически должно быть как минимум трое: если один получил травму, второй остается с ним, а третий идет за помощью. Но в наши дни это не критично: существуют мобильные телефоны, миниатюрные рации, проблесковые маячки, всякие карманные ракетницы, термоодеяла, джи-пи-эс, спальные мешки — чего только нет. Так что появились шансы разбиться со всеми удобствами. Рекомендацию не лазать по горам в одиночку никто не отменял, но это уже не считается безответственным поступком. — Она ковыряет ногтем между зубами и полощет рот водой.

— Доченька! — нахмурившись, одергивает ее мать.

Верушка, усмехаясь, чуть-чуть склоняет голову — вроде как извиняется.

— В общем, надеюсь, что никогда не узнаю, как выглядит вертолет спасателей изнутри, — обращается она к Берил.

— Смелая ты, как я погляжу, — говорит ей Берил, — лазать по горам в одиночку.

— Либо смелая, либо безрассудная, — соглашается Верушка. — Зависит от исходного определения. С моей точки зрения, я эгоистка или, можно сказать, улитка.

— Можно ли заказать улитку? — в ужасе переспрашивает Дорис, не сводя глаз с Верушки. — На десерт?

Берил слегка касается руки Дорис:

— Она себя называет улиткой, милая моя.

— А, понимаю.

— Но почему улитка, деточка?

Верушка пожимает плечами:

— Не люблю ходить в связке. Ползу, как улитка по склону, в одиночку. Но это риск. А значит — эгоизм. Вот и все. — Она опять подносит к губам стакан с водой.

— Стало быть, потому ты и не выходишь за Олбана? — спрашивает Берил Верушку, которая в этот момент набирает полный рот воды и чуть не фыркает, что чревато неприятностями.

— Простите, Берил, как вы сказали? — Ее губы трогает не то улыбка, не то усмешка.

— Подумать только, — говорит Юдора, заговорщически наклоняясь к Дорис, — я сама задавала ей тот же вопрос.

— Берил… — начинает выговаривать ей Олбан, как директор школы провинившейся ученице.

Можно подумать, сейчас скажет: «Сама себя позоришь!» У Филдинга есть подозрение, что Олбан заливается краской, но с уверенностью не скажешь — слишком тусклое освещение. Да и Верушка вроде бы слегка зарделась. «Так-так, — думает Филдинг, — задергались, голубки!»

— Видишь ли, у нас давно сложилось впечатление, что вы друг к другу неравнодушны. — В голосе Берил звучит убежденность. — Я просто поинтересовалась. — Она оглядывает сидящих за столом. — О господи, неужели я опять некстати высказалась?

— Очень даже кстати, — говорит ей Юдора.

— Мне принесите шоколадное суфле и вот это десертное вино, — говорит Дорис официанту, тыча в меню дужкой очков.

— Олбан, — продолжает Берил, кладя перед собой сцепленные руки. — Почему же ты не сделал этой девушке предложение?

Зажмурившись, Олбан ставит локоть на стол, прикрывает глаза ладонью и качает головой.

Верушка поджимает губы и сосредоточенно разглядывает скатерть.

— Мм? А это что? — спрашивает Дорис у официанта. — Двойная порция? Уж лучше двойную, как вы считаете?

— Надо же, смутила внучатого племянника, — говорит Берил и поворачивается к Верушке. — И тебя тоже, деточка?

— Меня довольно трудно смутить, — отвечает Верушка, но при этом краснеет.

— Ну и что бы ты ответила, если бы он тебе сделал предложение? — не унимается Берил.

Математичка уставилась на Берил, а в сторону Олбана даже бровью не ведет. Что-то здесь не то, но Филдинг, черт побери, не въезжает.

— Брак не входит в мои планы, — с открытой улыбкой говорит Верушка. — Я вполне довольна своей жизнью. От добра добра не ищут.

— Нет, давай все-таки представим, что он сделал тебе предложение.

— Что, прямо сейчас?

— А почему бы и нет? Прямо сейчас.

— Я бы спросила, какие могут быть предложения руки и сердца, пока он не разобрался в своих чувствах к кузине Софи, — отвечает Верушка и, вяло улыбнувшись, наконец-то переводит взгляд на Олбана.