Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) - Александр Зимин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще до осени 1523 г. Василию III «бысть кручина о своей великой княгине». Где-то в начале февраля 1523 г. в Москве должен был собраться церковный собор, которому нужно было разбирать вместе с великим князем «великие дела духовные и церковные»[1033]. Состоялись его заседания или нет, остается неясным.
Ввиду сложности обстановки, отправляясь в июле 1523 г. в летнюю поездку по городам, Василий III взял с собой своих братьев, отправив их снова «по уделам» после возвращения в Москву (15 сентября)[1034].
Осенью, после поездки по городам и монастырям, Василий III «начаша думати со своими бояры о своей великой княгине Соломонеи, что неплодна бысть». По свидетельству Псковской летописи, великий князь говорил боярам: «Кому по мне царьствовати на Руской земли и во всех градех моих и в приделех: братьи ли дам, ино братья своих уделов не умеють устраивати». Тогда бояре дали совет разойтись с Соломонией и вступить в новый брак: «Неплодную смоковницу посекають и измещуть из винограда»[1035]. Весь рассказ носит промосковский, официозный характер. Сам Василий III рисуется здесь не как инициатор развода, а как лицо, вынужденное пойти на эту меру под влиянием бояр.
Однако в 1523 г. дело не было доведено до конца. Вероятно, возражения в придворной среде против развода все же звучали. Позднее Курбский писал: «Возбранящу ему (Василию III. — А. 3.) сего беззакония многим святым и преподобным не токмо мнихом, но и сигклитом его»[1036].
Против развода Василия III выступали даже близкие в то время к великому князю Вассиан Патрикеев и ученый афонский монах Максим Грек. В 1522 г. был отстранен от управления близкий к Максиму казначей Юрий Дмитриевич Грек Траханиот, который осмелился поддержать одну из просьб посла султана Скиндера (о лекаре Марке)[1037].
Выступление против развода Василия III имело кроме догматического еще чисто политическое значение. Оно фактически означало поддержку притязаний Юрия Дмитровского. Если на внутрицерковные споры Василий III смотрел довольно безучастно, то вмешательства церковников в свои политические планы он не допускал. В 1523 г. вопрос о разводе еще не был окончательно решен. В это время внимание великого князя снова отвлекла казанская проблема.
1524 год должен был принести завершение длительной борьбы за Казань. Международная обстановка в это время складывалась благоприятно для Василия III. Крым раздирался междоусобной борьбой. В ханстве росло сопротивление турецкому ставленнику Саадат-Гирею[1038]. Ранней весной 1524 г. к Крыму двинулась огромная польско-литовская армия. К Очакову с конной ратью направлялся князь К. Ост-рожский, а по Днепру спускался Остафий Дашкевич[1039]. Все силы Саадат-Гирея были брошены на оборону Крыма от войск Сигизмунда I. Поэтому его послы в Москве от имени хана согласились подписать шерть на тех же условиях, что ранее подписывал Менгли-Гирей. Это вполне устраивало московского государя. В сентябре 1524 г. в Крым был отправлен обратно Кудояр Базангозин с русским гонцом Г. Кобяковым, в присутствии которого шерть принести должен был сам крымский хан[1040].
В низовьях Волги ногайский мурза Мамай вздорил и со своим братом Агишем, и с ханом Хуссейном, который успел вернуться в Астрахань. В начале 1524 г. Мамай осадил Астрахань, но безуспешно. Саадат-Гирей никак не мог наладить отношений ни с Хуссейном, ни с Мамаем. А тут еще внутренние неурядицы. Один из сыновей Мухаммед-Гирея, Ислам-Гирей, взятый Мамаем в плен во время второго Астраханского похода (1524 г.) Мамая, бежал, и вскоре вокруг него начали группироваться недовольные крымским ханом мурзы[1041].
С Литвой в 1524 г. Россия сохраняла по-прежнему мирные отношения[1042]. Летом в ответ на весенний поход польско-литовских войск крымские царевичи воевали литовские Земли[1043].
После освобождения Швеции от власти датского короля и восшествия на престол Густава Вазы русское правительство поспешило 5 апреля 1524 г. продлить перемирие с этой державой, заключенное еще в 1513 г.[1044] Противник Вазы датский король Христиерн терпел в это время неудачу за неудачей, и Василий III уже не стремился связывать именно с ним свои прибалтийские планы. В ноябре 1524 г. на настойчивую мольбу о помощи Христиерна II, ссылавшегося на союзные обязательства, Василий III ответил решительным отказом, объясняя его обстоятельствами Казанского похода[1045].
В начале 1524 г. в Москву прибыло посольство от императора Карла V во главе с Антонием де Конти в сопровождении русского посланника Якова Полушкина[1046].
Усилившаяся турецкая угроза заставила Империю снова искать путей для привлечения России в число союзников против султана. Со своей стороны и Полушкин во время аудиенции в Вальядолиде передал Карлу V послание московского государя, содержавшее предложение о возобновлении традиционных русско-имперских отношений.
О содержании переговоров де Конти в Москве ничего определенного не известно. Вероятно, речь шла в них о турецкой опасности и о стремлении Империи добиться упрочения русско-литовских отношений[1047]. 13 июля де Конти и русское посольство князя И. И. Засекина и дьяка С. Борисова покинули Москву и направились ко двору Карла V[1048].
Казань после постройки Васильсурска ожидала нового похода московских войск. В декабре 1523 г. оттуда в Крым прибыл посол с просьбой прислать пушек и янычар для защиты города от русских. Сагиб-Гирей писал: «А не пришлешь ко мне пушек, и пищалей, и янычар, и мне противу московских воевод стояти не мочно»[1049]. Но реальных средств помощи у Саадат-Гирея не было. Безрезультатно обращался Сагиб-Гирей за помощью и к Турции. Тщетно крымский хан и по его просьбе турецкий султан призывали Москву примириться с Сагиб-Гиреем. Василий III решительно отстаивал свое право сажать угодных ему ханов на «казанский юрт». Он клеймил позором Сагиб-Гирея как изменника, устроившего избиение русского посольства и купцов[1050].
В такой обстановке начался третий поход на Казань. И на этот раз великий князь лично в нем не участвовал. Страх перед повторением вторжения крымских войск не позволял ему покинуть надолго столицу. Во главе русской рати номинально поставлен был Шигалей. Тем самым всему предприятию был придан характер военной кампании за восстановление «законного» монарха на его престоле. Зима в 1524 г. стояла «студена добре», так что до Троицына дня «снег не сошел весь». Но как только потеплело, русские полки двинулись на Казань. За неделю до Троицына дня выступила конная рать, во главе которой кроме Шигалея находился цвет русского воинства — князь И. Ф. Бельский, князь М. В. Горбатый, М. Ю. Захарьин (последний поставлен был во главе «наряда»). На Троицын день (15 мая) отпущена была конная рать И. В. Хабара и М. С. Воронцова. «Конми» отправили и новгородскую силу[1051]. Всего, по Герберштейну, русское войско насчитывало 180 тыс. человек, а по «Казанской истории» — 150 тыс.[1052] Сухопутная рать должна была разбить войска казанцев в поле, а судовая (в судах) — организовать осаду и взятие крепости.
Узнав о начале похода на Казань и страшась возмездия, Сагиб-Гирей бежал в Крым. За свой побег он был заточен в темницу, а на казанский престол возвели его молодого племянника, сына Мухаммед-Гирея Сафа-Гирея, посланного в помощь казанцам из Крыма[1053].
О событиях, развернувшихся у стен Казани, сохранились противоречивые версии[1054]. По летописным и разрядным источникам, 24 июня русская конная рать одержала победу на реке Свияге (в 20 км от Казани), после чего она соединилась с судовой, которая к этому времени подошла к городу. «Видя свое изнеможение», казанцы били челом русским воеводам и принесли присягу на верность великому князю.
Не вносит существенных разъяснений и краткий Волоколамский летописец. По тексту этого памятника, поход на Казань начался 29 мая. Судовая рать прибыла под Казань 3 июля и расположилась на Царевом лугу, при этом «обосторжився», т. е. укрепившись острогом. Вскоре «город» (неясно, острог или Казань) сгорел. 19 июля казанцы напали «на острог, на воевод великого князя с великым нарядом, с пушками и с пищалями». Воеводам якобы удалось побить татар, которые и позднее «многажды» безуспешно «приходили на острог». К этому времени конная рать достигла Свияги. Навстречу ей вышла рать «избранных татар» в 2 тыс. человек, которая была разбита, причем «иных (татар. — А. 3.) руками поимали и прислали к великому князю на Москву». Затем за неделю до Оспожина дня (т. е. до 15 августа), когда соединились конная рать с пешей, иро-изошел новый бой русских войск с татарами. После него-то казанцы и «добили челом» воеводам[1055].