Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) - Александр Зимин

Вскоре после этого из Кафы стали поступать сведения, что Скиндер «великого князя людем… великую соромоту чинил». Вероятно, грек не делал секрета из того, как его принимали при дворе московского государя. Тогда 4 июня 1525 г. с казаком Кудояром Кадышевым султану была послана новая грамота. Целью ее было предотвратить «злые козни» Скиндера, который мог «непригожие речи султану и пашам говорить»[1068].

Так постепенно складывалась и крепла у Василия III мысль, что в его неудаче наладить союз с турецким султаном виноват злокозненный грек Скиндер, а следовательно, и его приятели, к числу которых относился и Максим Грек. Недаром последний все время развивал идею о необходимости освободить греков от турецкого ига.

После отъезда Скиндера. примерно около начала декабря, Максима Грека «поймали»[1069]. Вскоре попали в заключение сын боярский И. Н. Берсень Беклемишев и другие лица. Судя по тому, что Максим позднее стремился всячески представить в черных красках его деятельность, очевидно, и втя-нут-то был в процесс Берсень благодаря показаниям Максима.

До нас дошли два «противня» (списка) с расспросных речей по этому делу, датирующихся февралем 1525 г.4 Оба текста подверг скрупулезному источниковедческому анализу С. Н. Чернов[1070].

Максим Грек, виднейший писатель-публицист первой трети XVI в., был фигурой очень сложной. Человек, неоднократно радикальным образом менявший свои взгляды, он сочетал в себе черты образованнейшего представителя эпохи Возрождения и беспринципного политикана. После капитального труда И. Денисова, установившего тождество Максима Грека с Михаилом Триволисом[1071], жизненный путь Максима до прибытия на Русь рисуется более или менее отчетливо.

Известно, что Михаил Триволис родился в 1470 г. в городе Арте. Позже некоторое время жил на о. Корфу, около 1492 г. переехал в Италию. Здесь Триволис провел годы учебы у византийского гуманиста Иоанна Ласкариса и неоплатоника Марсилио Фичино. В гуманистической среде, окруяжавшей Михаила Триволиса, увлекались античностью, астрологией и естественными науками. Позднее Максим Грек, больше чем кто-либо из русских клерикалов, писал о пагубности подобных «заблуждений». Прожив несколько лет во Флоренции, Триволис затем в 1497–1498 гг. работал в Венеции у известного первопечатника Альда Мануция. Некоторое время (1498–1502 гг.) он служил у одного из мелких итальянских правителей — Джиованни Франческо Пико делла Мирандолы. Увлечение пламенным проповедником флорентийцем Савонаролой привело к тому, что летом 1502 г. Михаил постригся в монастыре св. Марка, где его кумир ранее был приором. В связи с преследованием последователей Савонаролы Михаил Триволис в 1504 г. покидает Этот монастырь, и в 1505 г. мы встречаем на Афоне православного монаха Максима Триволиса, который на Руси стал именоваться Максимом Греком.

Обстоятельства приезда Максима Грека в Россию сводятся к следующему.

В конце 1514 — начале 1515 г. в Москве побывали с Афона старец Афанасьева монастыря Мелентий и старец Ватопедова монастыря Нифонт. В марте того же года они с грамотой[1072] были отпущены в Турцию вместе с послами Василия III В. А. Коробовым, Василием Копылом Спячим и Иваном Варавиным (последние двое были отправлены с милостынею в «Святую гору»)[1073]. В грамоте от 15 марта, адресованной проту Афонской горы Симеону, содержалась просьба прислать в Москву «старца Саву, переводчика книж-ново, на время»[1074]. Просьба связана была с усилившимся влиянием при дворе Василия III нестяжателей, и прежде всего митрополита Варлаама и Вассиана Патрикеева. Новым фаворитам Василия III для укрепления своего влияния на великого князя нужно было опереться на авторитетную поддержку если не вселенских патриархов, то во всяком случае афонского монашества.

На Афон В. Копыл добрался с величайшим трудом только весною 1516 г. (Иван Варавин так и застрял в Царьграде). Тем временем в 1517 г. к Василию III прибыл игумен Ксиропотамского монастыря Исайя Сербии да патриарший дьякон Дионисий Грек. Василий Копыл и Иван Варавин смогли вернуться в Москву только через три года после своего отъезда — в марте 1518 г. Вместе с ними прибыл от патриарха Феолипга митрополит Григорий Грек за милостынею, а в качестве переводчиков трое монахов Ватопедова монастыря Максим Грек, Нифонт Грек и Лаврентий Грек, а также игумен Пантелеймонова монастыря Савва[1075]. Позднее, в августе 1519 г., Москву посетил грек Климентий из Святой горы[1076].

Савва Грек, которого русские власти просили приехать в Москву, был уже известен как переводчик греческих книг на церковнославянский язык. Но так как ученый грек был «многолетен и ногами немощен», вместо него выбор афонских монахов остановился на Максиме Греке, отличавшемся разносторонней образованностью и тонкими дипломатическими способностями. Этого было достаточно. Слабое знание русского языка компенсировалось тем, что с Максимом прибыли на Русь один болгарин (Лаврентий) и, возможно, один русский монах (Савва).

Отец И. Н. Берсеня Беклемишева Никита Васильевич Беклемишев происходил из видной служилой фамилии. Он входил в состав наиболее доверенных лиц великого князя Ивана III, хотя до думного чина не дослужился. Еще в 1471 г. он послан был «в Поле», чтобы перезвать на сторону великого князя татарского царевича Муртозу Мустофина сына. В 1472 г. был воеводой в Алексине. С этим поручением он удачно справился. В 1473 г., когда Иван III «поймал» грека Ивана Тревизана, он был посажен на двор к Никите Беклемишеву. В марге — ноябре 1474 г. Н. В. Беклемишев ездил в Крым с миссией к Менгли-Гирею[1077]. В ноябре 1475 г. он, будучи сыном боярским, сопровождал Ивана III в его Новгородском походе[1078]. Уже около 1472–1473 гг. владел землями в Юрьевском уезде[1079].

Около 1462–1473 гг. он был разъездчиком земель и вел разбирательство поземельных споров. В 1475–1476 гг. Н. В. Беклемишев среди других «бояр» присутствовал на докладе у великого князя. В 1484–1488 гг. ему докладывались мировые грамоты по земельным вопросам. Один из братьев Никиты, Александр, в 1490 г. был наместником трети Московской. Второй брат Никиты, Семен, — держатель села Почепа Малоярославского уезда у Троицкого монастыря[1080]. Третий брат, Михаил, был вотчинником в Дмитровском уезде. Будучи землевладельцами Дмитровского уезда, некоторые Беклемишевы связаны были со двором князя Юрия Ивановича. Так, двоюродный брат Берсеня Иван Шадра Александров Беклемишев в 1520 г. был волостелем Жабенской волости Кашинского уезда князя Юрия, а в 1518 г. присутствовал на докладе поземельного спора у боярина князя Юрия. Дети его в середине XVI в. служили по Дмитрову[1081].

Биография самого Берсеня также небезынтересна. Около 1483 г. умер его отец, и Берсень передал его землю в Юрьевском уезде митрополичьему двору. С митрополичьим окружением Берсень сохранил связи на всю жизнь. Один из ближайших друзей Берсеня был митрополичий «крестовый» дьяк Федор Жареный.

Служебная карьера Берсеня при дворе началась еще в июле 1490 г., когда он присутствовал в качестве пристава на приеме имперского посла Юрия Делатора[1082]. В 1492 г. он должен был отправиться с посольством к великому князю Литовскому Казимиру, но оно не состоялось. В 1492, 1493 и 1494 гг. Берсень участвует в приемах литовских послов. Известно, что в 1495 г. он ездил с Иваном III и его окружением в Новгород. В октябре 1502 и ноябре 1503 г. дважды посылался с миссией в Крым, но так и не смог туда проехать из-за нападений крымцев в Поле[1083].

Снова сведения о Берсене появляются уже после приближения к Василию III Вассиана Патрикеева, друга Максима Грека, близкого также и к Берсеню. В 1510 г. И. Н. Берсень Беклемишев, как и в молодости, исполнял обязанности во время приема литовских послов. За истекшие годы, следовательно, Берсень по лестнице чинов не продвинулся. Это способствовало, очевидно, росту его оппозиционных настроений. Времена Ивана III, когда отец его был в зените славы и у самого Берсеня раскрывались широкие перспективы, рисовались теперь уже пожилому придворному в самом радужном свете, а годы правления Василия III — в темных тонах. Судя по словам Максима Грека, он с горечью вспоминал: «Добр дел был отец великого князя… и до людей ласков… а нынешней государь не по тому, людей мало жалует»[1084].

Уже в период смоленских походов Берсень говорил «встречу» великому князю «о Смоленску». Содержание этих возражений не ясно. Речь шла, вероятно, о стремлении Берсеня к устроению мира с Литвой. С тех пор московский государь особенно невзлюбил упрямого старика. Впрочем, еще в 1514 г. Иван Никитич присутствует на приеме турецкого посла. В последний раз при дворе он появляется в августе 1517 г. на приеме литовского посольства. Затем Берсень попадает в опалу[1085], и у него отбирается «подворье» в Кремле[1086]. Возможно, оно находилось возле башни, которая получила название Беклемишевской.