Лукреция с Воробьевых гор - Ветковская Вера

— Все, — гордо отозвалась Ася.

— Далеко не все… И к тому же многим это было не в коня корм, — почему-то сердито произнесла я.

— Не меня ли ты имеешь в виду? — тут же уцепилась Анна.

— Не тебя. Мужа своего бывшего.

— Это ты зря. Игорь был образованнейшим человеком.

— Почему — был? — заинтересовалась Каролина.

— Он и сейчас образованнейший, — вздохнула я. — Но от «человека» это как-то отдельно…

Каролина погладила меня по руке:

— Как хорошо ты сказала, Ларушка. Мы с тобой подружимся, увидишь!..

Только в день своей свадьбы я со всей отчетливостью поняла, что в нашей будущей жизни с Толей мой голос особого значения иметь не будет.

Во-первых, он не разрешил мне пригласить на бракосочетание друзей с моей прежней работы, сказав, что список гостей уже утвержден.

Во-вторых, объявил, что свадьба будет не в ресторане, как я предполагала, а у нас дома в Малаховке и что его особняк — я-то помнила ветхий домишко! — подготовлен к приему гостей, а мои родители и сестра предупреждены.

В-третьих, я намеревалась выйти замуж в красивом, но скромном финском костюме, поскольку белый туалет и фата уже имели место в моей жизни, но Толя, не посоветовавшись со мной, купил мне в каком-то английском магазине роскошное атласное платье, белое как снег. Как ни отнекивалась я от фаты, уверяя, что она к лицу лишь молоденькой девушке, Толя был неумолим: невесты всех его приятелей брачевались при фате, хотя некоторые из них пытались прикрыть ею довольно большой животик…

Наконец, он настоял на том, чтобы меня к бракосочетанию одевала не сестра и не Ася, а жена его друга, например Каролина, поскольку у них так положено.

Толя еще почивал, когда явилась Каролина с букетом «для невесты» — орхидеями, кокетливо обернутыми в целлофан и перевязанными изящной розовой ленточкой, помогла мне облачиться в платье и стала причесывать. Она же посвятила меня в подробности предстоящей процедуры:

— Сперва мы поедем в ЗАГС, там вас будут снимать на видеопленку. Потом потащимся к памятнику Юрию Долгорукому возлагать веник. Почему мы все ездим к Долгорукому, понятия не имею, так заведено… Затем на Ленинских горах, знаешь, там, где балюстрада, раздавим бутылку шампанского. Снова сядем в машины и на бешеной скорости помчимся в Малаховку. Там тебя наши станут выкупать, набежит полным-полно народу, и Толя начнет всех оделять сотнягами… Тетя Алла, твоя свекровь, твои родители и сестра станут с блюдами в дверях дома…

— С какими блюдами? — испугалась я.

— С большими, — невозмутимо отозвалась Каролина. — В них Толины друзья будут класть деньги или драгоценности.

— Мои родные не будут стоять с блюдами, — отрезала я.

— Почему? — пожала плечами Каролина. — Это традиция, в ней нет ничего такого унизительного…

— Все равно не будут.

— Поглядим, — с непонятной интонацией сказала Каролина. — Потом, значит, войдем в хату…

— И начнется пьянка, — безрадостно подхватила я.

— Пьянки не будет, — покачала головой Каролина, — то есть для ваших, малаховских, там заготовлены ящики с водкой и шампанским, а наши не пьют… И кушать будут в основном овощное…

— Это почему же?

Каролина метнула на меня взгляд в зеркало, как бы удивляясь моей недогадливости.

— Наши ребята побывали в стольких разборках, — наклонившись к моему уху, прошептала она, — у них все внутри отбито…

— В каких разборках?

— А бог его знает, в каких, — равнодушно отозвалась Каролина.

— И Толя тоже? — испуганно спросила я.

— Толя тоже, — так же шепотом поделилась со мной Каролина, — он как-то у нас две недели отлеживался… Костоправа вызывали на дом и невропатолога тоже… Я за ним ухаживала. Так что пить нашим ребятам нельзя. То есть, конечно, иногда они выпивают, но очень редко…

Я посмотрела на себя в зеркало. Каролина уже уложила мне волосы, зачесав их наверх, теперь вкалывала в прическу искусственные цветы.

— Каролина, — шепотом сказала я ей. — А что за разборки?

— Зачем тебе это знать, — рассеянно бросила Каролина. — Что-то там с другими ребятами не поделили… Я этим не интересуюсь и тебе не советую…

…Мы вышли из подъезда, и меня сразу же оглушили гудки многочисленных машин. Оказывается, внизу нас уже ожидал целый кортеж автомобилей.

— Тебя приветствуют, — объяснил Толя, — помаши ребятам ручкой…

Я так и сделала. Мы с Толей сели в его джип, все машины с ревом сорвались с места — и мы помчались навстречу моему неизвестному будущему…

Когда мы подъехали к Толиному дому, мне первым делом бросились в глаза растерянные лица моих родителей, стоявших — правда, без блюд в руках — рядом с моей свекровью Аллой Петровной, которую я помнила еще с детских времен, скромной пожилой женщиной, всегда меня привечавшей и поившей чаем. На месте прежнего старого домишки под шиферной крышей стоял крепкий двухэтажный особняк. Тетя Алла обняла меня, назвав «доченькой», и по тому, как она это произнесла, я поняла, что она и правда будет относиться ко мне как к дочери. Пока Толя и его друзья одаривали деньгами толпу гостей, папа, наклонившись ко мне, сказал:

— Надеюсь, ты все хорошенько обдумала…

Мама неловко обняла меня, потом Толю. Кругом защелкали фотоаппараты.

— Мама, а где Люся?

— Они сейчас подойдут вместе с Асей.

Толпа гостей ввалилась в дом, и началось веселье…

Нам с Толей то и дело кричали «Горько!», и Толя, оторвавшись от разговора с Антоном, — судя по их лицам, они обсуждали что-то не имеющее отношения к свадьбе, — поднимался, спокойно целовал меня и возвращался к прерванной беседе.

За весь вечер он действительно выпил только один бокал шампанского. Моя мама было потребовала, чтобы он пил до дна, но один из Толиных друзей что-то тихо сказал ей, после чего мама растерянно умолкла.

Зато мне то и дело подливали, и я не помню, в какую минуту возле меня появилась Люся, пытавшаяся меня от чего-то предостеречь, но я уже не слушала ее. Потом вдруг рядом я увидела Асю. Я хотела с ней чокнуться, но Анна церемонно отвела свой бокал и объявила, что ей пить нельзя. Она произнесла это так громко, что ее расслышала тетя Алла и, перегнувшись через стол, поинтересовалась, не в положении ли Ася. Ася громко сказала, что да, в положении. И это почему-то услышали все, даже мой муж, который поднялся и предложил тост за Асю, обещая, что в скором времени я нагоню свою подругу, и тут все его друзья, как по команде, встали и пригубили вина. Каролина, вдруг снова оказавшаяся рядом со мной, объяснила мне, что все эти люди питают величайшее почтение к беременным женщинам своего круга, таким образом выяснилось, что втянутой в этот круг оказалась не только я, но уже и Анна.

Потом меня увели прятать. Сделали это малаховские гости. Они заперли меня в одной из комнат на втором этаже и стали по традиции требовать у моего мужа выкуп.

Но Толя, до этого щедро разбрасывавший купюры направо и налево, денег не дал. Он поднялся из-за стола и спросил у одного гостя, особенно громко настаивавшего на выкупе: «Где она?» Он спросил это таким тоном, что смех и шутки мгновенно смолкли, и тот, к кому был обращен вопрос, торопливо повел Толяна наверх. Мой муж, увидев, что дверь заперта, недолго думая вышиб ее ногой, молча взял меня за руку, вернул за стол и продолжил переговоры с Антоном. Я уже изрядно выпила, но сквозь застилавшую глаза пелену заметила, как вытянулись лица у моих родителей, наблюдавших эту сцену похищения меня из-за стола и водворения обратно. А Люся незаметно кивнула в сторону двери: мол, надо поговорить.

— Могу я выйти с Люсей в сад? — спросила я Толю.

Он, как бы удивляясь моему вопросу, ответил:

— Конечно.

Мы вышли в сад.

Когда мы только приехали сюда, был ясный день, а теперь над темными деревьями стояли высокие звезды. В саду разливались соловьи. Люся, прислонившись к яблоне, молча закурила. Я присела на скамейку рядом и запрокинула голову.