Лев и Аттила. История одной битвы за Рим - Левицкий Геннадий Михайлович

Онегесий увидел Льва подле обреченных и поспешил к нему; грек понял, что любознательность и доброта гостя могут обернуться для него бедой.

— Давай-ка, Великий понтифик, отойдем подальше от людей, ожидающих скорой смерти, — предложил советник. — Я понимаю, что желаешь им помочь, но все твои действия не только не имеют смысла, но и опасны. В них сидит страшная болезнь, от которой нет спасения. Мы называем ее дыханием смерти, ибо, если воздух из груди больного человека попадет к здоровому — последнего ждет та же участь. Вот почему все больные удалены из лагеря.

— Возможно ли выздоровление при этой болезни?

— Чудеса иногда случаются. Но только один человек из ста находившихся над пропастью возвращается в долину жизни. Против этой болезни бессильны наши шаманы и лекари других народов. Остается только ждать, кого из счастливцев болезнь отпустит сама.

— Им дают мало еды, — посочувствовал Лев.

— Больным нужнее вода. Потому им отвели место, где протекает ручей. А еда… К чему ее тратить на тех, кто должен умереть.

Пока римлянин и грек вели беседу, мимо них провели еще дюжину гуннов, мучимых лихорадкой. Жестокая болезнь вырывала у Аттилы воинов без битв и сражений.

Онегесий не убедил Великого понтифика в безнадежности изгоев, а его рассуждение о бесполезности кормления больных ужаснули. Лев направился к своему шатру, в пути рассуждая: какую помощь можно оказать умирающим людям. Проспер к тому времени проснулся и чувствовал себя виноватым, глядя на запыхавшегося от быстрой ходьбы Льва.

— Могу ли быть тебе полезным? — спросил он Великого понтифика, который, казалось, никогда не отдыхал.

— Нелишним будет твое участие в одном замысле. — Лев кратко рассказал секретарю о лагере обреченных и в конце произнес: — Надо помочь этим людям.

— Я сделаю все, что ты сочтешь нужным. Только какого рода помощь мы сможем оказать тем, кто в ближайшие часы или дни должен умереть? Все, кто приблизится к ним, заразятся смертельной болезнью, — осторожно промолвил секретарь. — Ты, Великий понтифик, всегда заботился о других, но не о себе. Однако подумай: что будет, если христиане лишатся отца — теперь, когда решается судьба Рима. И что станет с римлянами, если мы принесем в город дыхание смерти. Боюсь, тогда не придется переживать о гуннах, которые желают захватить Рим, а его жителей продать в рабство.

— Всю дорогу — от убежища отверженных до нашего шатра — я размышлял, чем им помочь. Мы не можем утешить больных, привести к ним лекарей — запрещено переступать границу их лагеря всем; и эту меру нужно признать разумной. Единственное, чем мы можем облегчить их страдания, — это доставить в лагерь обреченных продукты. У гуннов плохо с провиантом, голодают воины, и на почти мертвых тратить хлеб они не собираются. Если суждено больным умереть, то пусть причиной их смерти станет не голод! Если не возражаешь, мы сейчас же отправимся на ближайшие к лагерю виллы и селения и постараемся найти что-нибудь съестное.

— Отправлюсь на поиски съедобного я один, — твердым голосом произнес Проспер, — тебе нельзя покидать шатер. В любой миг Аттила может позвать тебя для беседы. Я чувствую, скоро он примет решение идти на Рим или возвращаться в Паннонию.

— Ты прав, — согласился Лев. — Возьми с собой все наши деньги, лошадей. Одному тебе не придется исполнять сложную миссию. Ты позабыл о нашем вознице, который остался приглядывать за лошадьми на подходе к лагерю гуннов. Он весьма смышленый, расторопный человек, а потому принесет больше пользы, чем я. И еще… Онегесий дал мне искусно вырезанную из дерева фигурку боевого коня. Он сказал, если возникнут недоразумения с гуннами, показать ее. Кажется, это маленькая игрушка является здесь охранной грамотой. Возьми вещицу с собой…

— Но как же ты без защиты?

— Честно признаться, я о подарке Онегесия забыл сразу же, как получил. И надобности пользоваться этим деревянным конем не появлялось. Тебе же доставить провиант мимо полуголодных гуннов без такой охраны не получится.

Не только доставить, но и найти что-то съедобное представлялось делом немыслимо трудным. Гунны разграбили все окрестности Амбулейского поля. Однако Великий понтифик недаром похвалил возницу; слуга каким-то особенным чутьем находил места, где римляне скрывались вместе со своим скарбом. Он отыскивал тайные убежища в дремучих лесах и болотах, а Просперу оставалось только уговорить беглецов на продажу части своих припасов.

Утром следующего дня повозка, за которой лениво тащились привязанные коровы, приблизилась к лагерю гуннов. Она была так нагружена продуктами, что секретарю Льва и вознице пришлось идти пешком. Немолодой Проспер одной рукой держался за оглоблю, чтобы хоть немного облегчить себе путь. Тем временем гунны узрели содержимое телеги и с радостными лицами потянулись к ней. Проспер извлек фигурку коня и, немного сомневаясь в ее силе, поднял над головой. Настроение гуннов при виде деревянной игрушки ухудшилось, и они позволили маленькому обозу беспрепятственно двигаться дальше.

Лев с великой радостью встретил своего секретаря у лагеря обреченных. Проспер и возница, в свою очередь, были довольны, что им удалось выполнить задание Великого понтифика, которое, к слову, никто другой не смог бы воплотить в жизнь. Но более всего были рады люди, которых вычеркнули из списка живых. Почувствовав неожиданную заботу, поднялись с земли даже те, кто лёг дожидаться своего смертного часа и больше никогда в жизни не собирался менять положение тела. Никто в это мгновение не подумал, что израсходованы все деньги, которые Лев собирался потратить на выкуп пленных. О деньгах Великий понтифик вспомнил, когда ближе к вечеру его пригласил в шатер предводитель гуннов.

— Посланник императора, ты хотел услышать: пойдут ли гунны на Рим? Я готов ответить на главный твой вопрос.

Аттила замолчал. Надолго. Зная, как трудно предводителю гуннов отказаться от давно намеченной цели, Лев осторожно промолвил:

— Весь христианский мир будет благодарить короля гуннов, если он помилует город и его население.

— Онегесий не единожды возражал против похода на Рим, и его настойчивость пробудила во мне худшие подозрения, — признался Аттила. — Я только не мог понять, чем римляне могли купить человека, который распоряжается моей казной и может иметь все. Самое удивительное, Онегесия не интересует золото, необычные яства его не прельщают и ему достаточно одной жены — мой советник довольствуется малым и не терпит излишеств ни в чем. До недавнего времени я не сомневался, что Онегесий на этот раз дает плохой совет: дорога на Рим открыта, город не имеет достаточного количества защитников, которые могли бы устоять перед гуннами. Но… Последние события, происходившие вокруг гуннов и с ними, приводили к мысли, что старому советнику доступны для понимания какие-то вещи, которых невозможно увидеть мне. Окончательно убедили меня два человека на небе, которые из-за твоей, римлянин, спины угрожали мечами. Теперь могу признать, что напрасно подозревал Онегесия. — И неожиданно для всех присутствующих Аттила объявил: — Завтра гунны уходят в Паннонию, Рим пусть остается римлянам.

— Благодарю тебя, великий воитель: за сохраненные жизни, за непролитую кровь, за неразрушенные города! — не пытался скрыть свою радость Лев.

Собственно, Аттила не мог сказать ничего другого, потому что после грозы гунны поверили, что Небо перешло на сторону римлян. Воевать против Неба воины Аттилы были не готовы, а единственный человек, который мог вдохновить их на продолжение похода, погиб от небесного меча. Жестокие болезни с каждым днем собирали все больший и больший урожай остывших тел; гнетущее впечатление производили несчастные умирающие изгои, которые еще недавно были полными надежд воинами. Их товарищи желали поскорее уйти с зараженной земли.

Напоследок Аттила совершил доброе дело, чем удивил даже невозмутимого Онегесия:

— Я отпускаю всех пленных римлян, которые имеются в лагере.