Когда-то был человеком - Дитрих Киттнер

Семь, восемь минут. Трудно сказать, сколько прошло времени.

«Уберите оружие, ведь я же поднял руки».

Полицейские молчат. Они молчат еще несколько минут, смотрят на меня внимательно. Холодные лица, такие же холодные, как и сталь их оружия. Я все еще не могу понять, почему меня заставляют стоять под автоматами.

Постепенно шок проходит, но руки наливаются свинцом.

Наконец-то (за это время чувство тоскливого ожидания сменилось другим: «Ну и государство!») происходит перемена декораций: серый «фольксваген» с радиоантенной, внешне подчеркнуто неприметный, лихо тормозит. Два бодрых господина в кожаных пальто словно сошли с книжной иллюстрации. Я узнаю обоих, видел когда-то на демонстрациях. Представлялись левыми. Спрашивают дружески-фамильярно: «Ну что, господин Киттнер, натерпелись страху?» Автоматы опущены. «Вы, разумеется, можете опустить руки».

Я спрашиваю: «Зачем вы это делаете?»

«Обычный транспортный контроль…»

«Не рассказывайте сказок, контроль не проводят под дулом автоматов».

На это следует небрежный ответ: «Ах, если бы вы знали причины, господин Киттнер, вам бы стало плохо». Мой «собеседник» добавил: «До свидания, господин Киттнер. Да, кстати, чуть не забыл: почистите при случае номера!» Полицейская колонна в полном составе удаляется.

Акция закончена. Осень 1971 года. О причинах, побудивших полицию провести эту молниеносную акцию, я официально до сих пор не смог ничего узнать. Тогда я этот случай не предал гласности. Мне казалось, что в 1971 году на первой волне искусственно раздуваемой истерии по поводу терроризма было неразумно каким- либо образом обнародовать подобную историю, она могла бросить на меня тень. Дело и так было, в общем- то, ясное: полицейские с самого начала обратились ко мне по имени, не требовали предъявить документы, не обыскивали машину. Таким образом, о том, что во время погони за террористами «ошибочка вышла», не могло быть и речи. Мое отношение к терроризму было общеизвестно, для полиции оно тоже не было тайной.

Выходит, полицейские действовали с заранее обдуманным намерением. Замечу кстати, что в дальнейшем на меня не было заведено дела, я не получил даже предупреждения. Да и зачем? Те десять минут, что я простоял под дулами автоматов, и были достаточно серьезным предостережением.

Как это полицейские сказали? «Натерпелись страху»? Вот в этом и был весь смысл акции, хотя принято считать, что действия террористов, а не полиции рассчитаны на то, чтобы сеять страх или даже ужас.

КАК Я ОДНАЖДЫ ПОПАЛ ЕЩЕ В ОДНУ ДЕТЕКТИВНУЮ ИСТОРИЮ

Неонацистов, пропагандирующих во время своих сборищ преступную коричневую идеологию, не только не отрицающих, но иногда и восхваляющих в своих рекламных брошюрках преступления фашизма, следует, в общем-то, отнести к разряду тихих сумасшедших, значение которых не нужно преувеличивать, принимая против них правительственные меры… Примерно так выразился однажды министр внутренних дел Нижней Саксонии Рёттгер Грос, когда в конце 70-х годов старые и новые коричневые вновь напомнили о себе большим числом противозаконных акций. Я же, наученный опытом, придерживаюсь другого мнения.

Однажды вечером, около шести часов, – было это в конце зимы, когда, как говорится, уже пахло весной, – у входа в наш театр раздался звонок. Мы в этот вечер ожидали коллегу-сатирика Хеннинга Венске, он собирался у нас выступить. По установленному нами распорядку в это время дня я исполняю обязанности привратника. Но, занятый наверху нашими обычными делами, я несколько замешкался, и к двери побежал наш друг Фолькер. Попав под запрет на профессию, он оказался без работы и, любя наш театр, частенько использовал неожиданно свалившееся на него свободное время, помогая нам в работе, и в конце концов взял на себя все делопроизводство. Итак, наш друг открыл дверь и увидел совсем не того, кого мы ждали. Молодой парень, одетый в черные кожаные доспехи – форму неонацистов, – рявкнул с порога: «Требую Киттнера!»

Поскольку эсэсовская форма доверия не внушает, Фолькер спросил официальным тоном: «А в чем, собственно, дело?»

Тогда мужчина вытащил револьвер.

«Может, теперь притащишь Киттнера? Мне он нужен!»

Фолькер, к счастью, не растерялся и молниеносно захлопнул дверь. А ее мы предусмотрительно обили, правда, незаметно для глаз, железом.

Потом Фолькер поднялся наверх и в своей обычной спокойной манере доложил обо всем. Мы решили вызвать оперативный отряд полиции, ведь бандит мог подкарауливать нас на улице.

Осторожно выглянув в окно, мы увидели: в двухстах метрах от дома маячила фигура в черном. Наш визитер был достаточно далеко, и мы могли рискнуть выйти на улицу. Судя по всему, он узнал меня и повернул назад. Мы скрылись в доме. Повторяя этот маневр несколько раз, мы старались задержать неонациста.

Наконец по прошествии, как нам показалось, довольно продолжительного времени появились полицейские. Шестерым из них удалось справиться с налетчиком, оказавшим отчаянное сопротивление, и обезоружить его.

Подробностей задержания мы, собственно, не видели, поскольку действие разворачивалось на другой стороне улицы и было скрыто от нас кустами, образующими как бы живую изгородь. Когда появившиеся вскоре двое полицейских пожелали задать нам несколько вопросов, я потребовал очной ставки с задержанным: он был еще в состоянии шока, и можно было попробовать выудить из него кое-что относительно мотивов его поступка. Могло оказаться, что я его знаю. К сожалению, дело до этого не дошло.

Остальные детали я узнал потом исключительно из газет. Оружие мужчины было заряжено. У него было найдено 22 боевых патрона и 4 удостоверения личности на разные фамилии. Кем он был на самом деле, полиция долгое время не могла сообщить, так как задержанный нес всякий вздор: он якобы действовал по заданию секретных служб. Ненормальный – решили мы.

Спустя два дня газеты сообщили, что полиции удалось кое-что выяснить: одно из четырех удостоверений оказалось настоящим. Вслед за этим в квартире задержанного был произведен обыск. Было найдено 100 плакатов с портретом Гитлера. Как потом припомнили, этот явно ненормальный за 14 дней до случившегося открыто продавал их на одной из барахолок в Ганновере, где особенно людно. Когда наконец возмущенные посетители рынка уведомили полицию, у него было достаточно времени скрыться.

Политическая полиция была, возможно, слишком занята преследованием инакомыслящих левого толка, а потому, судя по всему, не очень занималась этим делом. А может быть, вообще не обратила на него внимания: ведь речь шла, по мнению самого высокого чина в этом ведомстве, о «безобидном сумасшедшем».

Однако, как выяснилось, от «безобидного» распространителя пропагандистских материалов до убийцы – всего один шаг. В этом смысле еще одно происшествие должно было бы насторожить всех. Этот «безобидный» торговец «пустяковой» нацистской литературой осуществил незадолго до этого нападение на профессора Оскара Негта из Ганновера, известного своей левой ориентацией. Он напал на профессора, когда тот собирался войти в квартиру. Личность хулигана, которому, к счастью, помешали осуществить задуманное, быстро выяснили: это был Дагоберт М. Имя мне было знакомо, оно связывалось в моей памяти с временами «Клуба Вольтера». Я припомнил, что он лет за десять-двенадцать до этого, будучи, в общем-то, фигурой незаметной, все время пытался внедриться в молодежное рабочее движение. Безрезультатно: все его считали шпиком, поскольку стало известно, что его отец занимал в земле Нижняя Саксония руководящий пост в политическом сыске. Некоторое время спустя Дагоберт М. примкнул к секции маоистов. Ну, а что оттуда до неонацизма рукой подать – совершенно очевидно, стоит только сравнить программы, высказывания и методы, применяемые маоистами в ФРГ, которые в ту пору были особенно активны, с программами, высказываниями и методами неофашистов, движение которых тогда только еще формировалось. Это не раз отмечали и средства информации. Ну, а от больного, мысли которого скачут и который склонен действовать импульсивно, нельзя было требовать понимания нюансов.

У Дагоберта М. – тут мнение врачей было единым – обнаруживались серьезные отклонения от психической нормы. Но откуда взялись 100 плакатов с портретом Гитлера? Откуда револьвер и патроны?

Я пытался выяснить это, звонил в полицию и в прокуратуру, но ответа не получил. Я просил устроить очную ставку или разрешить мне хотя бы поговорить с этим нацистом – безрезультатно. При этом меня не покидала уверенность, вероятно, с точки зрения криминалиста наивная, что при этом кое-что могло бы и проясниться.

На судебное разбирательство (в тот раз, помимо моего, рассматривалось еще дело о поджоге и несколько других подобных дел) я приглашен не был. Я вообще узнал о том, что оно проводилось, из газет. М. показал на суде: он хотел добраться до Киттнера, поскольку тот со своим мегафоном манипулирует сознанием людей. Дагоберт М. был оправдан, ему рекомендовали пройти амбулаторный курс лечения у психиатра и отпустили на все четыре стороны.