Когда-то был человеком - Дитрих Киттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако кульминацию мы проглядели и упустили момент. В этом надо честно признаться.
В один из апрельских дней, после многодневных массовых демонстраций вокруг стратегически важной площади Штайнтор, где скрещиваются все трамвайные линии, собралось 40 тысяч человек. Наивысшее число, которое мы когда-либо собирали. Тогда-то и стоило совершить решительный шаг и перенести митинг в центр площади, где он мог превратиться в сидячую блокаду. Во что бы это потом могло вылиться – смотри события 1969 года.
Но, видимо, у большинства сторонников «Красного кружка» после бесконечных хождений по судам и столкновений с полицией, длительных выяснений – разрешается ли проводить демонстрацию возле рельсов или на рельсах – в целом-то правильная стратегия ненасильственных действий вошла уже в плоть и кровь настолько, что они стали придерживаться толкований закона педантичнее, чем это позднее делали даже сами суды. Кстати, вопрос, что должно иметь приоритет – конституционное право на свободное выражение мнений или свободное движение транспорта, – до сих пор не решен окончательно в пользу последнего.
Лично я могу только предполагать, как развивались события в тот субботний вечер, так как сам я именно в этот день находился на митинге в Саарбрюккене.
…Демонстранты поддались упадническим настроениям. Ежедневно вышагивать в колоннах по нескольку километров да еще получать побои – такое дело не каждому по душе, даже если вас много. Через 14 дней выяснилось, что наши силы на исходе. Реалистически оценив ситуацию, мы три недели спустя прекратили выступления.
И только патрульные полицейские машины, охотившиеся за любыми, даже самыми небольшими скоплениями людей, еще долгое время продолжали оставаться составной частью городского пейзажа. Они заслужили Ганноверу, который раньше называли «городом, утопающим в зелени», славу «города зеленых» [21]. К возникшей позднее партии это не имело никакого отношения.
И еще раз, во время очередного повышения цен за проезд в 1976 году, «Красному кружку» удалось напомнить о себе блистательно проведенной молниеносной акцией – с такой быстротой совершаются разве что государственные перевороты.
Транспортные маршруты Ганновера проходят таким образом, что все важнейшие трамвайные пути звездообразно расходятся от центра города к окраинам. В самом центре большинство рельсовых путей углублено и огорожено: казалось, блокаду организовать невозможно.
Утром того дня, на который была назначена операция, в городе, известном славными традициями «Красного кружка», к великой радости властей, все было тихо. Транспорт ходил, как всегда. Никаких особых происшествий. Внезапно в 13 часов 15 минут, как по удару гонга, вагоны встали. В каждой из десяти точек, расположенных вокруг центра города на удалении одного или двух километров друг от друга, на путях неожиданно оказалось от двухсот до трехсот демонстрантов, парализовавших движение. Одновременно с этим молодые ребята останавливали на улицах машины, предлагали водителям эмблемы «Красного кружка» и просили их развезти пассажиров. Большинство владельцев личных машин соглашались помочь нам, и пассажиры один за другим рассаживались, с удовольствием меняя трамвай на автомобиль. Многие отпускали дружеские реплики: «Опять "Красный кружок"? Хорошо. А кто же, кстати, будет за все это платить?» Или: «Посмотрите-ка, опять действует "Красный кружок"». Все идет как по маслу. И лишь немногие пассажиры брюзжат, но ехать не отказываются.
События развиваются, почти как в июне столь памятного 1969 года. И даже на остановках в центре города, куда трамваи теперь не подходят, стоят диспетчеры от «Красного кружка», разъясняют ситуацию, помогают найти машину.
Полиции нигде не видно. Кое-кто из неробких сторонников кружка слушает полицейскую волну и ведет запись. Сообщения свидетельствуют о том, что полиция, прямо скажем, в панике. Руководители, отдающие распоряжения, сменяют друг друга, но и они ничего не в состоянии сделать. Сообщения следуют одно за другим: «На остановке "Ам шварцен берен" 200 человек на трамвайных путях». – «А здесь, перед Техническим университетом, 300 человек». – «На "Клефельде" такое же свинство. Что нам делать?» – «Бог ты мой, опять началось! В "Риклингене" тоже пробка». – «Спокойно, сначала нужно все выяснить». – «Тебе легко говорить».
В другой ситуации их можно было бы даже пожалеть. Эффект неожиданности сработал безупречно. Никаких признаков подготовки, никаких плакатов, никаких слухов о готовящейся демонстрации, и вдруг внезапно, как из-под земли, на рельсы вышло от двух до трех тысяч человек. Впервые с 1969 года автомобильное сообщение «Красного кружка» снова действует бесперебойно.
Затем появляются первые полицейские фургоны. Поздно. Как и объявлено в неожиданно откуда-то появившихся листовках, демонстрации во всех десяти точках ровно в 14.00 считаются распущенными. Трамваи с высокими ценами за проезд вновь начинают курсировать – поначалу пустыми.
Что же случилось? План был настолько простым, что полицейские аналитики между тем наверняка сами успели разгадать его. Каждый из десяти пунктов блокады располагался (все было продумано, как в генеральном штабе) в непосредственной близости от какого-нибудь института или школы. Нынешнее повышение цен за проезд на транспорте особенно било по карману студентов и учащихся. Поэтому и не было необходимости делать заговорщиками несколько тысяч людей и требовать от них соблюдения конспирации. В каждом конкретном случае нужен был десяток надежных, умеющих держать язык за зубами борцов. Им предстояло, вооружившись мегафоном, заблаговременно отпечатанными листовками и эмблемами «Красного кружка», разбившись на группы, появиться точно к обеденному перерыву перед студенческими столовыми или у школьных ворот и рассказать выходящим наружу об уникальной возможности – ровно в 13 часов 15 минут принять участие в крупной акции протеста против диктата цен. Можно было не сомневаться, что все согласятся. Хотя во время проведения акции еще раз подтвердилась правильность одной открытой нами закономерности, которую лучше не нарушать.
На одном из десяти мест проведения блокады впавшие в состояние эйфории демонстранты начисто забыли организовать перевозку трамвайных пассажиров на машинах. Сразу же посыпались ругательства, кое-где начались даже потасовки. И это продолжалось до тех пор, пока не было налажено сообщение.
Разумеется, эту последнюю акцию в истории семилетней борьбы ганноверского населения и «Красного кружка» против постоянного роста цен за проезд в общественном транспорте можно расценивать как гусарскую выходку, как единичное действие: после разочарований, пережитых в 1975 году, нас надолго не хватило. Но все-таки акция показала, что июнь 1969 года не забыт. Люди не желали мириться с ростом цен, в них еще не угасла гордость от сознания того, что однажды им удалось кое-чего добиться. Если в течение семи лет движение протеста всякий раз разгоралась по новой, это о чем-то говорит.
Нужно признать: борьба против повышения цен на транспорте не принадлежит к числу классических революционных действий, движущим мотивом была забота о кошельке. Возможно, отцы города Ганновера, давая объявления в газеты, в которых предостерегали граждан против участия в «Красном кружке», читали Брехта: о борьбе за прибавку грошей к зарплате, за кипяток для заварки чая и за власть в государстве. Именно такая последовательность дана в его «Хвале революционеру».
Разумеется, полицейская тактика грубого насилия дала свои плоды. Многие граждане пали духом: «Больше у нас ничего не выйдет». Но они же говорили: «Наш "Красный кружок" 1969 года – это было грандиозно». Эти слова можно услышать и сегодня в любой рабочей столовой, в любой забегаловке на углу. А кто не хотел бы еще раз совершить большое дело, если бы только смог?
Когда я пишу эти строки, «Красный кружок» снова появился в городе. Крупный торговый концерн – что вы там, дескать, говорили об отчислениях в пользу транспорта? – воспользовался нашей эмблемой для заманивания покупателей во время распродаж: «Мы проводим акцию "Красного кружка" – снижаем цены». Это злоупотребление дорогим нам символом свидетельствует в первую очередь о бездумности руководства фирмы. Поэтому мне хотелось бы подчеркнуть один весьма важный момент, который порой остается без внимания: именно «Красному кружку» в первый и пока что единственный раз в истории ФРГ удалось добиться перевода такого крупного предприятия, как городской транспорт, в общественную собственность.
Известны пророческие слова, которые мы использовали, слегка видоизменив их, на наших транспарантах во время демонстраций: революционная ситуация возникает только тогда, когда низы уже не хотят, а верхи уже не могут поступать так, как они хотят… Не отражает ли эта формулировка в точности ситуацию в Ганновере в июне 1969 года? Когда я всерьез задумываюсь над этим, то прихожу к убеждению: когда-нибудь площадь Штайнтор в Ганновере будет называться площадью «Красного кружка». Она этого вполне заслуживает.