Что вдруг - Роман Тименчик

Начало его речи Александр Петрович не слышал. До него долетели только последние фразы этого какумея, кажется, весьма собой довольного.

– Любовь к женщине – выдумка неудачников и паралитиков, – упоенно декламировал какумей. – Женщина – орудие наслаждений, а вовсе не предмет обожания и поклонения. Романтическая любовь – чепуха. Ее надо заменить простым соединением для продолжения рода! Нам надо спешить, а не киснуть у юбок. Долой Психею! Нам нужен автомобиль, а не какая-нибудь там «Душа Мира» или что-нибудь подобное. Мы плюем на «Вечную Женственность»…

– Браво! Браво! – завопил вдруг какой-то международно го типа человек, вероятно, фармацевт. – Это мне нравится! Да здравствуют какумеи!

И он полез со стаканом шампанского к эстраде. Кто-то за ноги стащил его с эстрады, крича:

– Ведь притворяешься! Ведь не пьян вовсе! Сиди смирно!

И притворявшийся пьяным фармацевт тотчас же присмирел и сел за стол, опустив свой бледный нос в стакан.

– Нет, как хотите, тут что-то есть, – тыкал пальцем в картину, где были изображены лошадиные ноги, известный «уклончивый» критик, считавший себя покровителем «нового» искусства. – Тут что-то есть. Четвертое измерение, разумеется, здесь ни при чем. Но есть форма. Не правда ли? И цвет есть. <…>.

Один из какумеев произнес какую-то фразу, оскорбляющую, как говорится, «общественную нравственность». Кто-то потребовал удаления этого какумея из «Заячьей губы», но иные решили поддержать товарища, и дело принимало плохой оборот. Совсем юный какумей кричал что-то о «царственных прерогативах поэта». Другие сняли пиджаки и засучивали рукава рубашек. Дамы визжали в истерике (Чулков Г. Валтасарово царство / Сост., комм. М.В.Михайловой. М., 1998. С. 111–113).

Речь идет, по-видимому, о вечере 19 декабря 1912 г., когда с докладом «Символизм и акмеизм» выступил С.М.Городецкий, а в прениях – Н.С.Гумилев (БС. С. 201; Литературное наследство Т. 92. Кн. З. М., 1982. С. 413; Гумилев Н. Письма о русской поэзии. М., 1990. С. 289–290). См. об этом вечере в шуточном «новогоднем отчете» Н.В.Петрова за 1912 г.: «В самые последние дни второй сессии в «Собаке» состоялась лекция С.Городецкого о символизме и акмеизме, вызвавшая длинные и довольно бурные пренья с участьем Цеха поэтов. В виду отсутствия чествуемого лица, обычай разбиванья бокалов применен не был, но зато состоялось нарушение постановления правления о закрытии подвала «Бродячей собаки» в 4 часа» (РГАЛИ. Ф. 2358. Оп. 1. Ед. хр. 184. Л. 66). За два дня до лекции Городецкого цеховики устроили чтение своих стихов в «Собаке», куда отправились после заседания Цеха на квартире Городецкого (Гумилев Н. Сочинения: В 3-х тт. Т. З. М., 1991. С. 378). Ср. также: «Вот отделился “цех поэтов”». Большой круглый стол. Поднимаются один за другим. Читают свои стихи, то растянуто, певуче, то глухо, словно давясь рифмами, то отрывисто рявкая» (Псковитинов Е. В подвале «Бродячей собаки»). Ср. в стенограмме воспоминаний Б.Пронина: «Итак, в “Собаке” в первый же год начали царить поэты, были определены официально вечера поэтов, на которых подвизались в основном Кузмин и Гумилев. Они считались арбитрами, они судили молодых поэтов. Бывал также и Городецкий с его “цехом поэтов”. В “Собаке” были даже заседания цеха, где серьезно и научно разбирались всякие вопросы, но это были заседания не наши, не “собачьи”, а было это часов в шесть – академические часы».

В тезисах доклада С.М. Городецкого на этом вечере, вынесенных на повестку, значился «рай, творимый поэзией Н. Гумилева, Владимира Нарбута, М. Зенкевича, А. Ахматовой и О. Мандельштама» (БС. С. 201). Этим днем Ахматова датировала два своих стихотворения, в которых можно увидеть уколы в адрес доклада и докладчика – «Cabaret artistique» («А та, что сейчас танцует, непременно будет в аду») и «Дал Ты мне молодость трудную» («Ни розою, ни былинкою не буду в садах Отца», «Над каждым словом глупца»). См.: Тименчик Р. Святые и грешные фрески. Об одной строке Ахматовой // Поэтика. История литературы. Лингвистика: Сборник к 70-летию Вячеслава Всеволодовича Иванова. М., 1999. С. 235–240.

Из стихотворения Ахматовой «В зеркале» («Дама в лиловом») (Северные записки. 1914. № 1).

Портрет Ахматовой писался Натаном Исаевичем Альтманом (1889–1970) в конце 1913 – начале 1914 гг. См.: Молок Ю. Вокруг ранних портретов // Литературное обозрение. 1989. № 5. С. 82–84. Ср.:

Альтман выдвинулся кубистическим портретом Анны Ахматовой, приводившим в отчаяние некоторых поклонников замечательной поэтессы наших дней. Худая, как щепка, будто вылепленная из дерева, Анна Андреевна была написана треугольниками, причем знаменательна была линия ноги и какая-то страшная, зеленая, но точно сделанная из листового железа, огромная еловая шишка, заменяющая собой пейзаж. Этот портрет не был полным выражением духовного человека, что, по нашему убеждению, требуется в портрете (я имею в виду не сходство, а таинственную передачу, даже в общемысленных на взгляд линиях и красках, внутреннего я). Но и то сказать, – как передать глаза-дебри женщины-поэта? (Никольский Ю. Искусство в Крыму // Объединение (Одесса). 1918. № 3–4. С. 222). Ср. также: «Пожалуй, это – первая победа кубизма. Кроме того, сходство, которым, как известно, кубисты брезгуют, у Альтмана очень большое» (Vigens. 1, 97, 111, 222, 242 // Голос жизни. 1915. № 12. С. 19). Ср. еще одно свидетельство современника о портрете, который остановил своим «каким-то душевным беспокойством», «причудливым изломом психологии»: «Я никогда не видел этой поэтессы, как не видали ее и сотни других посетителей выставки, и поэтому ничего не могу сказать: похоже или не похоже. <…> те, что займут наше место, останавливаясь перед портретом Анны Ахматовой, тоже, конечно, не будут думать о сходстве, ни даже об ее стихах, ибо кто знает? Быть может, они и недолговечны?» (Старк Э. По выставкам // Петроградский курьер. 1915. 21 марта). Ср. впечатление через три года: «“Ахматова” и “Голова еврея”, ушедшие в частные руки, при новом появлении вновь за себя постояли: воплощение дисциплины, глаза и воли, внутреннего равновесия, строгой и элегантной концентрации формы» (Л[евинсон] Андр. Выставка художников-евреев // Наш век. 1918. 28(15) апреля).

Из стихотворения «Cabaret Artistique», датированного 19 декабря 1912 г. (то есть новогоднего по новому стилю) и, возможно, оглашенного на встрече Нового 1913 года в «Собаке». См., например, описание этой ночи у Сергея Ауслендера: «Анна Ахматова тогда написала “Все мы бражники здесь, блудницы…”» (Ауслендер С. Три встречи // Сибирская речь (Омск). 1919. 1/14 янв.).

В альбоме С.Ю. Судейкина (РГАЛИ) сохранилась телеграмма, полученная художником в Москве в доме Носовых в вечер премьеры оформленного им домашнего спектакля по пьесе М.Кузмина «Венецианские безумцы»: «Все собаки целует [так! – Р.Т.] Бобиш [Б.Г. Романов], [П.М.] Ярцев, Кузнечик [Н.В. Кузнецов], Анна Ахматова, Евреинов, [П.А.] Луцевич».

Вяч. Иванов бывал в «Собаке» только до весны 1912 г.

Вера Константиновна Иванова-Шварсалон (1890–1920) запомнилась своими глазами многим современникам – Ахматовой, Добужинскому, Пясту, Н.Ю. Фиолетовой (см.: De Visu. 1994. № 5–6. С. 6–7; Добужинский М.В. Воспоминания. М., 1987. С. 271; Пяст Вл. Встречи. С. 325; Минувшее. [Вып.] 9. Париж, 1990. С. 15). Ср. также о ней стихотворение К.А. Сюннерберга:

Блестя сквозь томности девичьи,Холодный ум твой – остр и колок, —Мне говорит, что ты филолог,Ученый в девичьем обличьи.Скажи, ученый необычный,Филолог в образе Психеи,Скажи мне, на какой камееЯ профиль видел твой античный.

(ИРЛИ. Ф. 474. Ед. хр. 53; Пяст Вл. Встречи. С. 325–326).

О Рюрике Ивневе (Михаиле Александровиче Ковалеве; 1891–1981) в пронинском кабаре вспоминал В.Л. Пастухов (Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 456–458). Ср. также: Ивнев Р. Встречи, которых не забыть // Огонек. 1968. № 29. С. 22; Пяст Вл. Встречи. С. 176, 374; публикацию Р. Янгирова (Пятые Тыняновские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига, 1990. С. 150).

Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (1891–1945) вспоминала впоследствии «Собаку» без особых симпатий – как место сборища «талантливых юношей», читающих «очень хорошо написанные, но такие пустозвонные стихи» (из имен она называет Г. Иванова, Р. Ивнева, И. Северянина). См.: Кузьмина-Караваева Е.Ю. Избранное. М., 1991. С. 202. Е.Ю. Кузьмина-Караваева жила в Петербурге до весны 1912 г., когда переехала в Анапу, но могла навестить «Собаку» и в конце 1912 г., когда ненадолго приехала в столицу.

Мария Людвиговна Моравская (1889–1947), став в эмиграции американской беллетристкой, упомянула «Собаку» («The Strayed Dog») в романе «Жар-птица» (Moravsky M. The Bird of Fire: A Tale of Russia in Revolution. N.Y., 1927. P. 314), правда, с отнесением к 1917 г.; в этом же романе под именем Зебры выведена П.О. Богданова-Бельская. См. ее стихотворение «Пьяное искусство»: