Языковеды, востоковеды, историки - Владимир Алпатов

Внезапно из России пришли сообщения о свержении монархии. У Конрада и Розенберга весной 1917 г. кончился срок стажировки, и они вернулись на родину, еще раньше уехал Поливанов. Невский, чей срок истекал 1 декабря 1917 г., остался в Токио один, продолжая изучать танцы льва и другие обряды. В конце 1917 г. выплата стипендии из Петрограда прекратилась, а из России доходили вести одна хуже другой, особенно от Алексеева. В библиотеке университета Тенри в Японии, где сейчас сосредоточена японская часть архива Невского, сохранилось любопытное письмо учителя ученику от 2/15 ноября 1917 г.: «Не ездите в позорную страну до окончания его судеб… Каждый чувствует себя как бы накануне своей погибели. Россия перестала быть государством. Здесь черт знает что происходит. Кроме насилия, ничего. Жду бесславной, глупой смерти от солдата-хулигана и махнул рукой на работу». Алексеев радовался тому, что хотя бы Невскому ничего не угрожает, и передавал ему научную эстафету: «Вы – лучший из моих учеников. В Вас горит энтузиазм и свет науки. Вам принадлежит будущее. Со способностями Вы соединили редкую любовь к труду и знанию, окрашенную в идеальный колорит, бескорыстный, честный, молодой и яркий… Если больше не увидимся, обнимаю Вас крепко, и желаю Вашей жизни большего смысла и большего успеха, чем то, что выпало на долю мне, но я счастлив был и остаюсь тем, что Вы были моим учеником».

Людям не дано предугадать будущее. Все получилось как раз наоборот: в жизни Алексеева было немало неприятностей, но он уцелел во всех бурях, всегда работал по специальности, стал академиком, дожил до старости, а пуля в затылок досталась его лучшему ученику, которого учителю было суждено пережить на четырнадцать лет.

Но это будет позже, и Невский с Алексеевым все-таки еще увидятся. А в конце 1917 г., взвесив все «за» и «против», Николай Александрович решил остаться в Японии. Он никогда не считал себя эмигрантом и надеялся, что наступят лучшие времена, и он сможет вернуться на родину.

Более года Невский искал работу, которая в Токио так и не нашлась. Но в 1919 г. удалось получить место преподавателя русского языка в Высшем коммерческом училище в городе Отару на северном японском острове Хоккайдо. Тогда это был небольшой город в японской глубинке, мало европеизированный. Там ученый прожил три года.

В России шла гражданская война, а Невскому было хорошо. В письмах тех лет он рассказывал: «Ярко печатает меня солнце в моем новеньком чистеньком домике. Лежу на татами [соломенный пол в японском доме. – В. А.] возле камелька и подставляю то лицо, то спину веселому печатнику. Тепло! Хорошо!.. Правда, по вечерам здорово холодно, но веселый домик с потрескавшимися угольками… скрадывает наружную стужу». «Из окна видно красивое голубое небо и осенние побуревшие горы. Иногда тянет взять посох и отправиться в глубь этих гор и с их вышины петь гимны солнцу». «На днях ездил в курортную местность Дзодзанкэй (около 5 часов от Отару) и одиноко бродил среди узорчатой парчи гор, умытых золотом и киноварью. Пил утреннюю росу, дышал солнцем и свежей прохладой». Углубленный в себя по натуре, Невский легко переносил одиночество. Но именно в Отару он встретил Исо Мантани, ставшую его женой.

Переезд на Хоккайдо изменил научные интересы ученого. Там жили айны, загадочный во всем народ, ни на кого не похожий, особенно на японцев (айнов называют «самым волосатым народом в мире», чего про японцев не скажешь). Происхождение айнов и генетическая принадлежность их языка до сих пор не известны. Мирные и беззащитные охотники и рыболовы вызывали презрение у японцев, которые из-за звукового сходства названия народа Ainu и японского слова inu ‘собака’ считали их результатом смешения людей и собак. Айнская бесписьменная культура и айнский язык к началу 20-х гг. были очень мало изучены (японские ученые всерьез займутся ими в 50-е гг., как раз тогда, когда они быстро начнут исчезать). И Невский отложил изучение синтоизма ради айнов. За три года он записал десятки айнских текстов, многие из которых сейчас известны только благодаря нему, изучал быт и верования айнов.

Здесь проявились черты характера Николая Александровича, вызывающие симпатию, но не всегда помогавшие его научной деятельности. Он не был честолюбив, и его сам процесс научного творчества интересовал больше, чем результат. Он был азартен, увлекался все новыми темами и, обычно не бросая совсем старые сюжеты, погружался во что-то другое. Это не способствовало ни доведению его работ до законченного вида, ни тем более публикации его немалых достижений. В Японии к этому добавлялись трудности с изданием сочинений никому не известного иностранца: к моменту отъезда из Отару у Невского не было ни одной печатной работы. Несколько лет трудов мирового значения по синтоизму вылились лишь в наброски, черновики и еще в служебный «Отчет о занятиях в Японии с 1 декабря 1915-го по 1-е декабря 1916 года», посланный в Петроградский университет и сохранившийся там в архиве. Позже, вернувшись в Ленинград, ученый сумел опубликовать лишь фрагменты перевода «Норито», а отчет и наиболее законченные черновики изданы вместе с его дипломом только в 1996 г. А из всего сделанного по айнам он опубликовал в Ленинграде три фольклорных текста с краткой вступительной статьей. Потом, в 1972 г. Л. Л. Громковская издаст все его законченные записи айнских текстов, именно этой книгой пользуются в Японии.

В 1922 г. Невского пригласили на должность профессора в Университет иностранных языков в Осаке, где до сих пор о нем сохраняется память. Он стал, наконец, прилично зарабатывать, наладился быт. В Осаке у Невского родилась дочь Елена. В эти же годы, наконец, стали появляться его первые публикации в японских журналах. Много времени уходило на преподавание русского языка, но Невскому удавалось изучать национальную живопись и брать уроки театрального искусства «гидаю». Основные силы по-прежнему уходили на науку, и здесь снова Николая Александровича влекли неизведанные темы.

Первой из них стало изучение культуры и языка уже не крайнего севера, а крайнего юга Японии – островов Рюкю. В отличие от айнов население этих островов родственно японцам, но диалекты тех мест резко отличаются от остальных настолько, что невозможно взаимопонимание, а древняя религиозная система, остатки которой еще сохранялись на самых южных островах Мияко, имела значительную специфику. Невский ездил на Мияко и некоторые другие острова трижды (1922, 1926, 1928 гг.). Для ученого это был совершенно нетронутый край, куда раньше не приезжали специалисты. На нерегулярно ходивших катерах или на рыбачьих лодках, которые легко могли перевернуться, Невский изъездил многие острова, подолгу задерживаясь из-за частых тайфунов. Результатом были многочисленные записи фольклорных текстов, словарь говоров Мияко объемом 596 страниц, материалы по другим диалектам Рюкю, множество записей и набросков, посвященных местным обрядам, религиозным представлениям, народной медицине. Лишь немногое ученый тогда опубликовал в Японии (но и это составило ему славу крупнейшего специалиста по данной проблематике) и вовсе ничего в Ленинграде. Только в 1978 г. появится небольшая книга «Фольклор островов Мияко», включающая в себя только часть фольклорных записей.