Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина

Влада принялась раздеваться, ничуть не смущаясь его присутствия. Вот же, паскуда мелкая. Целоваться толком не умет, а голой задницей засветить — так пожалуйста.

Как ошпаренный заметался по номеру, со всей дури засадив кулаком в стену. Не чувствовал боли. Только ломку. Мог бы всю мебель разнести на щепки, да толку? Когда вся кровь в паху — взывание к серому веществу безрезультатно.

— Ну наконец-то, — набросился, как только она вышла из ванной комнаты. — Сколько можно ждать?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Такая смешная в его одежде. Трогательная и одновременно соблазнительная. Длинная футболка доходила до середины бедра, а свободные спортивные штаны нелепо топорщились сзади.

— А что такое, не можешь уснуть без меня? — насмешливо выгнула бровь, вытирая полотенцем волосы.

Лёшка воздел к потолку руки, выругавшись отборным матом.

— Домой уматуй! — начал терять терпение, стараясь не пялиться на проступившие сквозь тонкую ткань соски. Охеревал в прямом смысле слова. Только начал приходить в себя, а тут новое испытание. Едва не захлебнулся от обильного слюноотделения, так сильно захотелось присосаться к её груди, попробовать её на вкус.

— Не думала, что ты такой негостеприимный, — проворковала приторно, взобравшись с ногами на кровать. Отныне, чтобы он не говорил — всё по боку. Уж теперь она знает, что желанна для него. Что хочет её до дрожи. Он мог говорить всё что угодно, но его тело считало иначе.

Гончаров ненадолго прикрыл глаза, а, открыв, посмотрел на Владу. Нехорошо так взглянул. Предостерегающе.

— Влада, я не шучу! У*буй давай!

— Где-то я уже это слышала.

— Нарываешься… — прохрипел, сжимая кулаки.

— Слушай, Лёш, — отбросила ставшее ненужным полотенце, и не думая пугаться. — А если я расскажу всё Павлу Олеговичу, как думаешь, что он с тобой сделает?

Чего угодно ожидал, но только не шантажа. Может, и не так она наивна, как кажется попервой.

Влада прикусила изнутри щеку, содрогаясь от страха. А как иначе? На войне все средства хороши. Вот и воевала всеми правдами и неправдами. Боялась, что может возненавидеть её, но уйти сейчас? Проще выпрыгнуть из окна, чем признать поражение.

«Прости», — умоляли её глаза, — «но ты не оставил мне выбора».

— Ах ты ж сучка! — набросился на неё, подмяв под себя. Шантажистка, блдь.

— Что, испугался? Ай! Что ты делаешь? — испугалась, стоило ему перевернуть её на живот, вдавив лицом в постель. — Пусти!

Лёшка перехватил её запястья одной рукой, а второй принялся стягивать спортивки. Сейчас он ей преподаст урок. Будет знать, как провоцировать.

— Лёш, пусти-и-и, — взмолилась, задыхаясь под его тяжестью.

— И не подумаю, — прорычал, оголяя упругие ягодицы. — Вот трахну тебя, вздрючу как следует, отведу душу, потом и отпущу. Любишь анальный секс? Нет?.. Жаль. А я страх как люблю. Всё равно терять нечего.

Влада принялась вырываться, перепугавшись не на шутку.

— Что не так? — навалился сверху, опаляя горячим дыханием нежную кожу шеи. — Ты же так хотела? — просунул под её бедра руку, заставляя оттопырить задницу. — Хотела или нет? — заорал, призывая к ответу.

— Нет! — зашлась слёзами. И если ещё секунду назад вырывалась, то сейчас обмякла, спрятав лицо в складках одеяла. — Зачем… ты так… со мной?

— А как иначе? — Не мог смотреть на её слёзы, сразу становилось не по себе. — До тебя ведь не доходит по-хорошему.

— Не… доходит, — согласилась всхлипывая.

Жаль её, конечно. До щемящей, неиспытываемой доселе нежности жаль. Хреново, когда плачут на твоих глазах. А ещё паскудней, когда ты сам виновник этих слёз.

Ему бы поспать, прийти в себя, осмыслить произошедшее. Но как тут поспишь, когда под тобой вздрагивают от рыданий.

— Хрен с тобой, оставайся, — вздохнул, перекатившись на спину.

Влада прекратила всхлипывать, приподняв заплаканное лицо и натянув обратно штаны, быстро перевернулась, отодвинувшись на самый край.

— Дурочка ты, Ладка, — прикрыл устало глаза, — и я рядом с тобой не лучше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она ничего не сказала. Да и что тут скажешь? Колотило так, что зуб на зуб не попадал. Испугалась, не то слово. В голове на долю секунды всё же пронеслась шальная мысль: а не дай бог? Вот взял бы трахнул в задницу, что тогда? Любила бы после этого? Сходила бы с ума и дальше? А ведь сама предложила себя на блюдечке с голубой каемочкой. Бери, пользуйся. И чем только думала? Ни стыда, ни совести. Ещё и Скибинским пригрозила.

Точно, рехнулась, по-другому и не скажешь.

Под головой отпружинил матрас. Распахнула заплаканные глаза, и недоуменно уставилась на собравшегося уходить Гончарова.

— Ты куда? — приподнялась на локте, глядя на него воспаленными глазами. За окном забрезжал рассвет, предвещая новый день.

— Пойду, проветрю мозги. Ключи оставишь внизу.

— А ты… — замялась, краснея ещё больше, — разве не вернешься?

Лёшка так и застыл у двери, разрываясь на части между желанием уйти и остаться. Но дело в том, что если он останется — случится непоправимое. А так, хоть машину заберет и постарается разобраться в собственных чувствах.

— Не вернусь, Лад, — обронил через плечо, даже не посмотрев напоследок.

Пускай не ждет. Пока она здесь — он точно не вернется. Хватит с него испытаний на прочность.

Влада судорожно выдохнула, подтянув к груди коленки. Стало так мерзко и противно на душе. Так холодно и неуютно. Не обижалась на него, сама выпросила, но всё равно было больно.

— Я люблю тебя, Лёш, — прошептала в пустоту, обняв себя за плечи. — Почему ты не хочешь этого замечать?..

Глава 18

— Владка, давай к нам? — разрывался Сеня, готовясь к очередному прыжку.

Меня аж передернуло, а по коже пробежал неприятный озноб. Отвинтив крышечку с солнцезащитного крема, как можно беспечней ответила:

— Спасибо, Сень, но мне и здесь неплохо.

И это чистая правда. Я видела, сколько лететь до воды. Ребятам хорошо, они с рождения занимаются плаваньем, а я только в прошлом году освоила сей вид спорта и то, по-собачьи. Представив, как иду топориком на дно, ещё сильнее передернулась. Я лучше посижу на камешках, позагораю, постерегу бухлишко.

— Зря, — заявила с умным лицом Тася, — тебе бы не помешало.

— Утонуть? — съязвила, распределяя по коже крем.

— Избавиться от негатива, — не согласилась она с моим суждением, обмакивая полотенцем мокрые волосы. — Один прыжок — и словно переродилась. Это такой адреналин, — произнесла восхищенно, разлегшись на покрывале, — ты просто не представляешь.

Возможно. Но мне адреналина в последнее время и так хватает. С головой. По сей день поджилки трясутся при воспоминании о Лёшкином поцелуе. Вот где адреналинище так адреналинище. Самый настоящий омут с головой. Чудом не грохнулась в обморок от испытываемых эмоций.

Боже-е-е… словно вся жизнь пронеслась перед глазами. Чего только не испытала в тот момент. И жгучее желание, и страсть с болью, и дикую радость. Наконец-то поцеловал. По-настоящему. Сам. А как прижимал к себе? От одного воспоминания перехватило дыхание. Никогда бы не подумала, что упирающаяся в живот эрекция может настолько взволновать. Я и сейчас возбужденна. Между ног горячо, влажно, томительно. Мне нельзя думать о таких вещах иначе рехнусь.

Гончаров оказался именно таким, каким и представляла: напористым, голодным, властным.

Три недели прошло, а я до сих пор помню жадность его губ и силу рук. На заднице ещё долго красовались бордовые отметины, оставленные грубыми прикосновениями. Тогда мне казалось, что любой, кто посмотрит на мои губы — сразу поймет, какому напору они поддалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Догадывалась, что он далеко не ангел. Что не будет распыляться на телячьи нежности, но представив его член внутри себя… слегка испугалась. А когда он ещё и пригрозил засадить его мне в задницу — так вообще обезумела от страха. Всю безрассудность как рукой сняло. Разорвет ведь нахрен.