Ускользающая тень - Крис Вудинг

Караван ждёт на возвышенности, его силуэт ясно виден на фоне сине-фиолетового неба. Сияние приближающегося рассвета только-только осветило горизонт. Поднимается ветер, волосы разлетаются и облепляют лицо. За моей спиной пещера — пустая, ничем не примечательная, с неровными стенами. Через неё пролегает путь к дому.

Фейн стоит рядом. Остальные уже ушли обратно в дома, но он не спешит присоединиться к ним. Уверяет, что время ещё есть.

С остальными членами круга я попрощалась. Все были ко мне очень добры. Несколько человек указывали на знак на моём запястье и делали приглашающие жесты. Чтобы понять, что здесь мне всегда рады, перевод не требовался. Искреннее добродушие этих людей заставляет устыдиться собственной чисто вейской циничности. В моих кругах дружба — это сделка, сопровождающаяся массой условий, и заканчивается она, как только пропадает взаимный интерес.

Для меня собрали целый мешок провизии, а ещё подарили новые короткие клинки, взамен утерянных на поле боя, перед тем как я попала в плен. Оружие очень тонкой работы, к тому же в здешних местах металл вещь редкая, а следовательно, ценная.

— Жаль, что ты не можешь пойти со мной, — говорю я, хотя внутренне надеюсь, что Фейн на это не согласится.

— Жаль, что ты не можешь остаться, — отвечает Фейн.

— У меня сын.

— Знаю.

Некоторое время молчим.

— Когда ты его найдёшь, он точно уйдёт за тобой? Он не захочет дальше воевать?

— Нет, — не задумываясь, отвечаю я, потом прибавляю: — Наверное. Теперь его отец погиб. Может быть, если бы сам Ринн сказал Джею, чтобы он возвращался, было бы легче. Возможно, Джей решит продолжать сражаться в память о Ринне. Не знаю. Но я в любом случае должна с ним поговорить.

— А хозяин разрешит ему уйти?

— Уговорить Ледо я смогу, у меня в этом деле есть опыт, — говорю я с уверенностью, которой на самом деле не ощущаю. — Его сёстры — мои подруги. Они помогут. А ещё у меня есть письмо декана инженерного факультета университета в Бри Атке. Ледо не станет возражать.

По крайней мере, очень на это надеюсь. Хотя под настроение Ледо бывает таким же капризным, как сёстры. С аристократами ничего нельзя предсказать наверняка.

Долгое время Фейн задумчиво вглядывается в моё лицо.

— Зачем ты это делаешь? — наконец спрашивает он.

— Как это — зачем? Ради сына, конечно!

Фейн продолжает смотреть на меня, потом отводит взгляд.

— За тобой я тоже вернулась, Фейн, — напоминаю я. — Могла бы просто сбежать из форта одна.

Запоздало осознаю, как резко это звучит. Просто сейчас я очень злюсь на Фейна. Да как он смеет предполагать, будто я хочу найти Джея не ради него самого, а из каких-то собственных соображений? Но я не хочу, чтобы мы с Фейном расставались на такой ноте, поэтому уже гораздо мягче прибавляю:

— Такой уж я человек. Пойми, я смотрю на вещи по-другому, не так, как ты. Я не могу просто взять и начать новую жизнь.

Фейн нехотя кивает, затем убирает с лица маслянистые чёрные волосы. Среди скалистых вершин начинает завывать ветер, вокруг разносится шелест сдуваемого с поверхности песка.

— Скоро рассвет, — произносит Фейн. — Мне пора.

Что-то внутри сжимается. Сердце охватывает невыносимая боль.

— Желаю удачи, — чуть запнувшись, произносит Фейн. Я ему так и не объяснила, что означает слово «удача».

Смеюсь и обнимаю его.

— Молодец, делаешь успехи, — тихо произношу я. Фейн обнимает меня в ответ, и на некоторое время мы замираем. Чувствую, как бьётся пульс на шее у Фейна. Больше я его никогда не увижу.

— Мне пора, — повторяет Фейн.

Небо быстро светлеет. Фейн оглядывается, потом снова поворачивается ко мне. Мы столько хотели бы сказать друг другу, но на всё не хватит времени, поэтому просто молчим.

— В конце сезона мы опять пойдём этим путём, — произносит Фейн. — Как потом — не знаю.

Потом разворачивается и бежит к домам, а я шагаю внутрь пещеры. В глазах стоят слёзы.

Вниз, вниз, подальше от безжалостного рассветного солнца. Меня встречает знакомый с детства тёмный мир.

Глава 37

— Ты беременна?

Сурово гляжу на Ринна. Пусть только попробует сказать ещё что-нибудь таким же потрясённым, испуганным голосом. А если даст понять, что это моя вина…

Обычно мой муж намёков не понимает, подобные тонкости не в его стиле. Но в этот раз сообразил правильно.

— Это плохо, — бормочет он.

Да, и впрямь хорошего мало, но я всё равно почему-то обиделась. Мне было девятнадцать, я была напугана, взбешена и искала человека, на котором можно всё это выместить.

— Вижу, ты рад, что у нас будет ребёнок. Прекрасно! — язвительным тоном восклицаю я.

— Не валяй дурака, сама знаешь, что я имел в виду! — рявкает Ринн в ответ.

Тут же умолкаю. За это я его и люблю. Умеет поставить меня на место.

Ринн неподвижно застыл напротив круглого окна с видом на панораму Вейи. Наши апартаменты освещает мягкое сияние фонарей, на половицы из полированного корневого дерева ложатся длинные тени.

— Как ты вообще могла забеременеть?

— Понимаешь, когда мужчина и женщина очень любят друг друга, они…

— Чёрт возьми, Орна, сейчас не время для твоих шуточек! — взрывается Ринн.

Обиженно умолкаю. Впрочем, он прав, иронизировать и в самом деле не следовало. Это я справляюсь со страхом при помощи юмора, а Ринн так не умеет. Он сразу начинает злиться. А сейчас Ринн напуган всерьёз.

— Помнишь, я болела? — тихо произношу я. — Иногда зелья не действуют, когда болеешь.

Конечно, Ринн помнил. Я тогда целых двадцать оборотов проболела. А такому мужчине, как Ринн, без секса долго обходиться трудно. Только мне полегчало, сразу накинулся на меня, будто год не видел. А надо было подождать, пока не восстановлюсь полностью.

Ринн мрачно смотрит на меня из-под густых нахмуренных бровей. Пытается понять, виню я его или нет. Правильный ответ — нет.

— Надо сообщить Ледо, — наконец говорит Ринн.

— Да, — соглашаюсь я, но холодею при одной мысли.

— Ты понимаешь, что…

— Я буду рожать, — твёрдо произношу я.

— Это не тебе решать, — возражает Ринн.

Отворачиваюсь и скрещиваю на груди руки. Отступать не собираюсь.

Ринн яростным ураганом проносится через комнату, хватает меня за локоть и тычет толстым пальцем в символ на моей левой щеке. Три диагональные черты. Знак Должницы.

— Нет, ты не понимаешь! Не понимаешь! Это значит, что ты не принадлежишь себе. Ты собственность! Ледо может тобой распорядиться как угодно! Как по-твоему, что он скажет, когда узнает?

Вырываюсь из его хватки.

— Что от ребёнка надо избавиться, — тихо отвечаю я.

— А если откажешься повиноваться?

— Меня могут казнить, — ещё тише выговариваю я.

— Не просто могут, а казнят — тебя вместе с ребёнком, — неумолимо продолжает Ринн. — За то, что забеременела. И меня казнят — потому что ребёнок от меня.

— Нет, Ледо этого не сделает. Мы слишком ценные сотрудники.

— Уверена? От аристократов, знаешь ли, чего угодно можно ждать.

— Ледо не сможет так поступить, — настаиваю я.

Немного успокоившись, Ринн отходит в сторону. Приближается к окну и замирает, глядя на город. После долгой паузы произносит:

— Ты его собственность, и я тоже. Ты проявила себя, доказала, что ты одна из лучших. Думаешь, тебе позволят выбыть из строя на несколько сезонов? Даже когда вернёшься к работе, рисковать так, как раньше, уже не сможешь. О чём ты будешь думать больше, о деле или о ребёнке? А я?

Для моего мужа это речь невероятной длины. Чаще всего Ринн рассуждал про себя, а не вслух. Должно быть, здорово испугался, если возникла потребность поделиться опасениями со мной. В одиночку справиться не может.

— Я не сдамся, — повторяю я.

— Орна, тебя убьют. Для таких случаев существует специальная процедура. Мы должны были попросить разрешения заранее. Наш с тобой долг — служить им, всё остальное вторично.

— Я стала Должницей и принесла клятву, когда мне было десять лет, — парирую я. — Так что не надо говорить мне о преданности. Ледо меня не казнит, потому что я приношу пользу клану.

— Казнит, если откажешься подчиняться.

На самом деле Ринн прав. Кому нужны Должники, делающие то, что им заблагорассудится? Взбунтовавшаяся Должница сама подписывает себе смертный приговор. И всё же уступать я не собиралась. Все опасности меркли по сравнению с угрозой потерять этого ребёнка. Как благоразумный человек, я понимала, как следует поступить. Ещё бы, в последнее время ни о чём другом не думала. Но никакие доводы не могли повлиять на мой выбор. Всё это просто не имело значения.

Даже отдавая себе отчёт, что меня могут казнить, я невольно предавалась фантазиям. Настоящая семья — мама, папа, ребёнок. Собственный домик. Ринн возвращается с работы — не с этой, а с какой-нибудь скучной, нудной и безопасной. Я простая домохозяйка, учусь готовить и угощаю плодами своего кулинарного творчества проголодавшегося мужа. Я мечтала о нормальной жизни, как у тех горожан, которые содержат свои магазинчики, перебирают бумажки в банке, принимают ставки в аукционных домах. Простая жизнь счастливых мужа и жены, которые не разлучаются больше чем на несколько оборотов, и никто из них не подвергается постоянной опасности.