Иоанна — женщина на папском престоле - Донна Кросс

Голод зимой оказался самым тяжелым за всю историю этих земель. К ужасу церковников, появились случаи каннибализма. Дороги стали чрезвычайно опасными, потому что на путников охотились не только из-за их пожитков, но и ради пропитания. При публичной казни через повешенье в Лорше голодная толпа свалила виселицу и растащила на куски еще теплые тела казненных.

Ослабленные голодом люди стали легкой добычей для болезней. Симптомы были одни и те же: головная боль, озноб, дезориентация; за ними следовало повышение температуры и тяжелый кашель. В этих случаях больного раздевали и обертывали влажной прохладной простыней, чтобы снизить температуру. У тех, кому удавалось перенести жар, появлялась надежда на выздоровление. Но выживали очень немногие.

Даже стены монастыря не спасали от эпидемии. Первым заболел брат Сэмюэль, госпитальер, которому приходилось часто контактировать с людьми из внешнего мира. Он умер спустя два дня. Аббат Рабан счел это результатом его чрезмерной общительности и нескромной шутливости. Он заявил, что заболевание плоти стало лишь внешним проявлением морального и духовного упадка. Следующим был брат Алдоард — само воплощение монашеского благочестия и добродетели. Его участь разделили брат Гилдвин, монастырский ризничий, и еще несколько братьев.

К удивлению монахов, аббат Рабан объявил о намерении совершить паломничество к усыпальнице Святого Мартина, чтобы вымолить спасение от эпидемии у святых мучеников.

— В мое отсутствие, меня заменит приор Джозеф, — сказал Рабан. — Слушайте Джозефа, ибо слово его равносильно моему.

Внезапное решение Рабана и его поспешный отъезд вызвали немало толков. Одни превозносили аббата за предпринятое им паломничество, другие утверждали, что аббат попросту сбежал.

У Джоанны не было времени на размышления. Она работала от рассвета до зари, проводя мессы, выслушивая исповеди и постоянно приходя кому-то на выручку.

Однажды Джоанна заметила, что брата Бенжамина нет на заутрене. Этот благочестивый человек никогда не пропускал ни одной службы. Сразу по окончании мессы Джоанна поспешила в лазарет. Войдя в длинную прямоугольную комнату, она почувствовала едкий запах гусиного жира и горчицы, которую использовали при заболеваниях легких. Лазарет был переполнен, койки стояли плотными рядами, и на каждой лежал больной. Между кроватями сновали монахи, назначенные в этот день помогать в лазарете, подносить больным питье, поправлять одеяла или молиться над теми, кому уже нельзя было помочь.

Брат Бенжамин полулежал в кровати, объясняя брату Додату, одному из молодых монахов, как лучше накладывать горчичник. Слушая его, Джоанна вспомнила день, когда он учил ее тому же.

При этом воспоминании она ласково улыбнулась. Если Бенжамин еще способен отдавать распоряжения, значит его состояние пока не критическое. Джоанна поспешила к кровати Бенжамина. Намочив тряпицу в розовой воде, она приложила ее к горячему лбу Бенжамина. Боже мой! Как ему удается сохранить сознание при таком сильном жаре?

Наконец Бенжамин перестал кашлять. Он лежал с закрытыми глазами и хрипло дышал. Его седые волосы, словно нимб, обрамляли бледное лицо. Его крестьянские руки, большие и грубые, но удивительно нежные и чуткие, беспомощно покоились на одеяле.

Открыв глаза, брат Бенжамин увидел Джоанну и улыбнулся.

— Ты пришел. Это хорошо, — сказал он. — Как видишь, мне требуется твоя помощь.

— Немного тысячелистника с протертой ивовой корой поставит вас на ноги. — Джоанна говорила довольно уверенно, хотя его состояние сильно тревожило ее.

Бенжамин покачал головой.

— Теперь ты нужен мне как священник, а не как лекарь. Помоги мне отойти в лучший мир, братишка, на этом свете для меня уже нет места.

Джоанна взяла его за руку:

— Без боя я вас не отдам.

— Ты знаешь все, чему я мог научить тебя, теперь учись смирению.

— Никогда не смирюсь с вашим уходом.

Два следующих дня Джоанна боролась за жизнь Бенжамина, пустив в ход все, чему он научил ее, испробовав все возможные снадобья, но жар так и не спал. Бенжамин быстро терял вес, и его плотное тело обвисло, будто из него выпустили воздух. Сквозь лихорадочный румянец на лице начала проступать зловещая бледность.

— Исповедай меня, — умолял Бенжамин. — Хочу быть в сознании, принимая святые дары.

Джоанна больше не могла ему отказывать.

— Quid me advocasti? — начала она обряд причастия. — Чего ты хочешь от меня?

— Ut mihi unctionem trades, — ответил он. — Дай мне утешение.

Обмакнув большой палец в смесь пепла с водой, Джоанна поставила знак креста на груди брата Бенжамина и поверх положила кусочек рубища — символ смирения.

Бенжамин снова сильно закашлялся, и Джоанна увидела, как на губах у него выступила кровь. Испугавшись, она поспешила прочесть семь покаянных псалмов и совершила ритуал помазания глаз, ушей, губ, рук и ног. Казалось, обряд длился вечно. В конце Бенжамин уже лежал с закрытыми глазами совершенно неподвижно. Джоанна не понимала, в сознании ли он.

Подошел момент причастия. Джоанна поднесла к губам Бенжамина облатку, но Бенжамин не отреагировал. «Слишком поздно, — подумала она. — Я не успела».

Когда она коснулась просфорой губ Бенжамина, он открыл глаза и принял Святые Дары. Джоанна благословила его. Дрожащим голосом она приступила к священной молитве:

— Corpus et Sangius Domini nostri Jesu Christi in vitam aeternam te perducat…

Он умер на рассвете, когда утренний воздух наполнился нежными звуками нового дня. Печаль переполняла Джоанну. С того дня, когда Бенжамин взял ее под свое крыло, он был ее наставником и другом. Даже когда обязанности священника лишили Джоанну возможности работать в лазарете, Бенжамин продолжал помогать ей и поддерживать ее. Он стал настоящим отцом для Джоанны.

Не найдя утешения в молитве, она полностью отдалась работе. На дневной службе людей было больше обычного: когда вокруг свирепствовала смерть, оставшиеся в живых потянулись в церковь.

Однажды, поднеся потир к губам пожилого прихожанина, Джоанна обратила внимание на его слезящиеся глаза и лихорадочный румянец на щеках. Следующей была худенькая молодая женщина с миловидным ребенком на руках. Женщина поднесла ребенка принять святые дары. Крошечные розовые губки открылись, чтобы испить из общей чаши, как раз в том месте, где прикасались к потиру губы старика.

Джоанна убрала потир. Взяв кусочек просфоры, она обмакнула его в вино и подала ребенку. Девочка удивленно посмотрела на мать, и та одобрительно кивнула. Это было отступление от привычного обряда, но священник должен знать, что делает. Джоанна продолжила погружать хлеб в вино до окончания причастия.

Сразу после службы приор Джозеф вызвал ее к себе. Джоанна обрадовалась, что ей придется держать ответ перед Джозефом, а не перед Рабаном, Джозеф не очень строго придерживался правил, особенно если нововведения хорошо объясняли.

— Ты сегодня допустил изменения во время службы, — заметил Джозеф.

— Да, отец.

— Почему? — В вопросе прозвучало любопытство, а не возмущение.

Джоанна объяснила.

— Больной старик и здоровый младенец, — задумчиво повторил Джозеф. — Согласен, это несовместимо.

— Более чем несовместимо, — ответила Джоанна. — Уверен, это один из путей распространения болезни.

Джозеф задумался.

— Неужели? Несомненно, болезненный дух витает повсюду.

— Возможно, не один только дух вызывает болезнь. Заболевание может распространяться через физический контакт с больными или через предметы, к которым они прикасались.

Идея была новой, но не лишенной смысла. То, что иные болезни передавались через непосредственный контакт, было давно известно. Именно поэтому прокаженным строжайше запрещали жить среди здоровых людей. Не подлежало сомнению, что болезни часто распространялись среди родственников, и люди вымирали целыми семьями в течение нескольких дней, даже часов. Но причина этого явления была загадкой.

Передается через физический контакт? Но каким способом?

— Не знаю, — призналась Джоанна. — Но сегодня у больного прихожанина я видел открытые раны на губах и подумал… — Она замолчала, расстроенная. — Не могу объяснить, отец, по крайней мере сейчас. Но пока я не узнаю больше, буду причащать, обмакивая хлеб в вино, и не позволю прихожанам пить из одной чаши.

— Ты хочешь ввести этот порядок, полагаясь только на интуицию? — удивился Джозеф.

— Если я не прав, от моей ошибки никто не пострадает, потому что верующие все равно будут вкушать от плоти и крови Христовой, — настаивала Джоанна. — Но если моя… интуиция не подведет меня, это позволит спасти многие жизни.

Джозеф размышлял. Нельзя было так легко вносить изменения в церковную службу. С другой стороны, Иоанн Англиканец — человек ученый, опытный лекарь. Джозеф хорошо помнил, как он вылечил прокаженную. Тогда, как и теперь, полагались только на «интуицию» Иоанна Англиканца Джозеф подумал, что к подобным проявлениям интуиции лучше относиться внимательно, ибо они исходят от Бога.