Приключения моряка Паганеля. Завещание Верманда Варда - Владимир Гораль

Что касается русского траулера, то один нечистый ведает, как он оказался в секретном фьорде. Русские это нация непредсказуемых и авантюрных кретинов. Русские не восприимчивы к элементарной логике и поэтому не поддаются просчитыванию. С ними невозможно иметь дело. С ними невозможно даже воевать. Проще всего от них избавиться и у нас есть способ обставить всё, как морское кораблекрушение в котором не будет выживших. Мне так же докладывали, что у внешних ворот базы живет какой-то старик- норвежец. Не исключено, что он забредал на базу во время её запустения. Это вообще не проблема. Он рыбак, а рыбаки бывает не возвращаются на берег».

Глава 28. «Братство Луны»

Гена тихо перевёл мне, Боре и Роману последнюю фразу сиплого Кранке. Бронислав Устинович, не нуждавшийся в переводе, сжал губы и покачал головой, как бы выражая общую мысль: «Вот мерзавец!» Верманд же ограничился лишь неопределённым жестом, мол другого от этого негодяя он и не ожидал. Прервал паузу звучный баритон таинственного Люци: «Поступим так командор Кранке. Я ступил на борт „Брунгильды“ чуть более суток назад, но пока я находился в воздухе на борту самолёта и плыл затем на нашей шхуне к месту встречи у меня было достаточно времени. Я всё обдумал и принял решение.

Вы, Кранке прекрасный моряк и командир. К тому же талантливый конструктор и лучше вас с „Брунгильдой“, построенной по вашим проектам, но напомню, на наши деньги, не справится никто. Однако, как у всякого талантливого человека у вас множество недостатков и даже пороков». «Помолчите!» – Люци повысил голос на собиравшегося, видимо, что-то возразить командора «Брунгильды». После чего продолжил: «С этого момента я буду неотлучно находится подле вас, командор. Всякое серьёзное действие может быть совершено вами только и исключительно после моего одобрения. Вы сказали, что собираетесь разобраться с русскими. Как именно?»

Кранке крякнув, видимо после выпитой рюмки ответил:«Мы преподнесём им прощальный букет из трёх чёрных роз с тупыми, но смертоносными шипами. Русские влезли в неизвестный фьорд и на выходе наткнулись на старые морские мины – привет из второй мировой. Несчастный случай. От этого корыта останутся одни воспоминания в семьях безутешных вдов и сирот».Люци холодно заметил:«Да вы у нас поэт, Кранке. Впрочем план прост и эффективен. Одобряю. Теперь к главному. Утром я выслушал вашу версию о том, что побудило вас провести несанкционированную акцию с платформой в Северном море. Вы заявили, что проявили инициативу для блага общего дела. Однако своим самоуправством вы как раз чуть было не погубили операцию ценой в многие сотни миллионов долларов. Ваши доводы не убедили меня. Хотите что-то добавить?»

Кранке тяжело вздохнув, ответил:«Герр Люци, основная польза от этой нашей, простите моей неудачной попытки провести полноценную акцию заключается в том, что мы точно установили ненадёжность кислотных мин. Я позволю себе напомнить, что их производитель двоюродный брат этого ничтожества Штинкера, моего старшего помощника. Как мне известно в их разработку и производство был вложен не один миллион, а я между тем предупреждал руководство, что с этой семьёй мошенников нельзя иметь дело».

Люци прервал речь капитана Брунгильды заметно раздражённым тоном: «Довольно герр командор. Ваши давние неприязненные отношения с семьёй Штинкер для нас не новость. Более того мы сознательно сделали одного из её членов, оказавшимся к тому же опытным моряком, вашим помощником. Древнее правило „разделяй и властвуй“ никто не отменял. Мы должны знать о каждом шаге, о каждом намерении наших ключевых фигур. Нам не нужны верные друзья, способные спеться за нашей спиной. Нам нужны надежные и контролируемые исполнители, а не авантюристы с непредсказуемой инициативой. Не играйте с роком, Кранке. Как вы удачно заметили по поводу русских с людьми не поддающимися просчитыванию нельзя иметь дело. Сейчас вы вернётесь на Брунгильду и смените на вахте Штинкера. Я хочу поговорить с ним. Пришлите его в эти апартаменты с портретом покойного фюрера на стене, кстати распорядитесь убрать этот шедевр. Он меня раздражает – физиономия того кто плохо кончил это мощный демотиватор».

Послышалось щелканье каблуков и сухой по военному, неожиданно чёткий голос Кранке:«Слушаюсь, мой командир».Снова раздался лязг открываемого и закрываемого клинкета. В наступившей тишине вдруг раздался звонкий шлепок, словно ударили открытой ладонью по столешнице. Мы услышали злобный, шипящий шёпот Люци:«Хадидж! Ибн ил хинзи!» В этот момент все присутствующие (за исключением Варда) как по команде взглянули на нашего всезнающего боцмана, ожидая, видимо, пояснений. Бронислав Устиныч, пожав плечами коротко резюмировал: «Араб».

Верманд кивнул согласно и добавил:«Недоносок и сын свиньи это точно не французский». Весь этот германоязычный поток информации доходил до меня и Ромы с Борькой только лишь трудами нашего тихо-синхронного переводчика Гены Эпельбаума. Последняя реплика норвежца заставила меня посмотреть на его персону более пристально. «Кажется в нашем полку эрудитов и полиглотов пополнение» – мелькнуло в моей голове казалось совсем некстати. Прошло минут десять. Всё это время Люци вышагивал по комнате и что-то неразборчиво бормотал. Наконец вновь с лязгом открылась дверь и состоялось новое явление нашего радиоспектакля – мсье Штинкер собственной персоной.

Мы услышали голос энергичного нестарого человека, говорившего по французски:«Бонсуар, мсье Люци! Коман сава?» Люци ответил с некоторой поспешностью:«Мерси, мсье Штинкер. Сава бьен. Силь ву пле. Э – э, дьявол!» вдруг перешёл Люци на английский: «Мсье Штинкер, я же просил не говорить со мной по французски. Франкофон из меня, как из Кранке дипломат. Раз уж вы брезгуете немецким, давайте обходиться вашим аргообразным английским».

Штинкер с хорошо слышной усмешкой ответил:«Как прикажете, мсье Люци. Я в состоянии изъясняться по английски, как лорд Байрон, но предпочитаю говорить без прикрас, как простой моряк, каким по сути и являюсь. Давно интересуюсь спросить – Какой остряк придумал вернуть нам троим на склоне лет детские клички? Штинкером меня прозвали в школе, когда я будто бы по детской слабости сдал своих соучеников директору за разбитую стеклянную дверь в в вестибюле. Эту ложь выдумал настоящий стукач, строивший из себя лидера и заводилу. Кранке получил своё прозвище в юности за вечно больное горло и хриплый голос. Подозреваю, что и с вами проделали нечто подобное. Так или нет, мсье Люци»

Люци ответил ему с нотками ворчания в голосе:«Вы мне симпатичны, Штинкер и только по этому я прощаю вам ваше амикошонство и такт воспитанника марсельских трущоб. Главное вы прямолинейны и говорите всё, что приходит вам в голову. Это хорошо. Вы не умеете хитрить и это тоже хорошо. Что же касается моего псевдонима – Люци, то вы и тут угадали. В юности я увлекался оперным пением, благо голосовые данные позволяли. Особенно мне удавалась ария Мефистофеля. За смуглое лицо и мощный баритон я и получил от своих университетских приятелей кличку Люци – сокращённое от Люцифер. Кстати у меня есть ответный вопрос. Я был весьма удивлён, когда узнал из вашего досье, что вы закончили тот же университет, что и я. Можно сказать, что мы с вами чуть ли не братья – сыновья одной Альма-матер. Как вам, выходцу из бедной семьи удалось поступить в Принстон, такой престижный и дорогой вуз?»