«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

— Я хотел сказать «ничего».

— Так-то лучше. Не стоит разбазаривать силы. Которых нет. Да и контракт предполагает абсолютную концентрацию внутри лаборатории. И по сути дела исключает конвергенцию энергии.

— Какая там конвергенция, когда я привязан, Магиус.

— Де-юре и де-факто! — хохочет Магнус. Подводит итог. Про себя. Умница Иона. Сечет с полуслова. Ники придется надеяться на себя.

Концертный зал переполнен. Концертный зал дворца Дюпонов. В Ньюпорте. Дворец давно превращен в музей. Выручки за билеты хватает, чтобы отапливать дворец и смахивать пыль с люстр и картин. Туристский сезон на исходе. Хозяева дворца пошли на устройство Конкурса «Мисс Нью-Иигланд». чтобы кое-как свести концы с концами. Нужен ремонт дворца. Вот почему сегодня такое необыкновенное оживление на аллеях, привыкших пустовать осенними вечерами. Прожекторы. Иллюминация. Толпы зрителей. Сумасшедшие цены на билеты. Репортеры всех каналов ТВ. Ажиотаж. Величественные лица швейцаров, взятых напрокат из театральных трупп вместе с фраками, фуражками и галунами. Играют джаз-банды. Сразу три. Один в холле, где зрители прогуливаются и пьют шампанское, которое разносят лакеи. Второй — в зале, уставленном столиками. Третий наигрывает тихонько за кулисами, подогревая претенденток. Среди них Ники. Она почти что покорилась судьбе. Несчастный случай с Ионой. Официальная версия: обвал скалы, нависшей над берегом. Такова, значит, нить, сплетенная ей вещими богинями судьбы — парками.

Зрители усаживаются. Откупоривается вино. Пробуются закуски. Джаз-банд, который в холле, наигрывает все тише и тише. Как утренний прибой. Джаз-банд в зале лабает бравурный рок-и-ролл. Горячит зрителя. Сверху, откуда-то с хоров, сыплют конфетти и пускают гелиевые шарики. Хлопают пробки. Шипят устрицы в кислоте лимона. Заключаются пари. В воздухе словечки, принятые на соревнованиях лошадей, боксеров и красавиц: рост, возраст, живость, экстерьер, школа, порода. Хотя здесь вместо породы говорят: семья. Выходит ведущий. Затихает джаз-банд в зале. Открывается занавес. Гремит главный оркестр. Выходят одна за другой претендентки. У каждой свой коронный номер. Своя манера покорять. Ники в черном купальнике, верх которого — в форме лука. Рядом с Ники — рыжая ирландка из Мэйна. По другую сторону — португалка, предки которой с островов.

Ирландка роскошна и раскованна. Каждое колыхание ее пышного тела вызывает град аплодисментов и восторженный свист зала. Она знает, что ее сила в плотской откровенности, сочной, вызывающей желание. Эта рыжая красотка (поговаривают в зале) уже получила ангажемент в несколько миллионов на съемки в бесконечном сериале «На далеком Севере эскимосы бегали». Действие сериала вращается вокруг Аляски и Чукотки. Рыжая красавица превзойдет достоинства Эммануэль и Джеймса Бонда. Португалка с островов извивается в танце, как змея. Змеится. Ноги, длинные и бесконечно пластичные, перевиваются, как лианы вокруг стволов. И не различить, где стволы, где лианы, где ласковые змеи, где ноги коричневой богини.

Публика заведена до невозможности. Восторг и энтузиазм так велики, что невозможно сделать выбор. Остается Ники. Строгая и совершенная. Совершенная — ни у кого нет сомнения. Ее вкус безукоризнен. Она прекрасна, но… слишком совершенна. Публике не хватает фана, изюминки. Не за что зацепиться.

— Ну хотя бы родника на щеке или щербинка между зубами, — острит телепродюсер Стив Кронин.

— А я все равно за нашу местную Диану! Не выбирать же эту рыжуху, которую каждый мечтает затащить в постель, — переговаривается через столики с приятельницей игрушечная миллионерша Пэт Маккензи.

— Долорес! Ну, конечно же, Долорес. Эта куколка с островов еще мисс Америку завоюет, — громогласно заявляет местный либерал адвокат Джек Леонкавалло.

— Она — мисс Америку, а ты, Джек, место в Конгрессе, — острит кто-то.

Мнения расходятся, как волны по воде пруда, когда брошен не один, а сразу три камня. Снова и снова играет джаз. Претендентки показывают свои коронные номера. Надо кого-то выбирать, кого-то предпочесть… Опять на эстраде Ники. Она поет греческую песню. Греческую песенку на английском языке. Кто-то перевел ей. Она поет про веселую длинноногую девчонку из горной деревни. Песню про длинноногую деревенскую девчонку, в которую влюбился почтальон. Почтальон влюбился и пишет ей любовные письма. Но вся штука в том, что девчонка умеет только смеяться и доить коз. И не умеет читать. Песенка такая милая. Сиртаки. Ники поет замечательно. По словам песни выходит, что девчонка беззаботная и все время хохочет. Особенно, когда влюбленный почтальон находит у нее под кроватью все свои письма. За целый год. Нераспечатанные. Публика готова хохотать вместе с девчонкой над деревенским влюбленным почтальоном. Готова, но…

И в этот момент в зал вкатывается инвалидная коляска. Для попавших в аварию. Вкатывается коляска, в которой Иона. Левая его рука в гипсе и подвешена в воздухе. Правая нога на распорках и с гирями противовесов. Коляска гудит, свистит и пускает пар, как локомотив начала века. Иона же наяривает невероятную, немыслимую в здешних широтах ухарскую музыку на тульской гармошке. Ники заливисто смеется. Она не может удержаться от смеха. Она умирает от смеха, как умирала от слез, когда узнала, что Иона в госпитале, без сознания. И судьба конкурса решена. Публика абсолютно уверена, что все это продолжение номера Ники с почтальоном, инвалидом. Бог знает с кем — и неважної!Так здорово весело получается.

— Вот это фан! Фан! Фан! Отлично! Колоссально! Грандиозно! Ники! Ники! Ники! — кричит, хохочет, свистит, топает публика, выбирая новую мисс Нью-Инглацо.

⠀⠀ ⠀⠀

Рив подбегает поближе. Щурит близорукие глаза. Улыбается виновато.

— Ты меня ждал? Прости, Иона.

— Ничего страшного. Я стоял и думал. Так мало времени, чтобы постоять и подумать.

— Такая у нас жизнь. Спешим, спешим. Навстречу Дому престарелых.

— Еще рановато, Рив, детка. Рановато о Доме престарелых. Они заходят в ее квартирку-студию. Ее новое жилише, снятое после того, как все случилось. Студия — в подвале доходного дома, вылезающего фасадом на бульвар.

— Ты с ума сошел. Иона. Опять накупил всякой всячины! — притворно сердится Рив, пока он рассовывает еду по отделениям холодильника.

— Фу-ты ну-ты, ешь грейпфруты — Клондайк витаминов. Лопайте сыры — залежи кальция. Ты посмотри, какой швейцарский сыр!

— И плачет. Дай кусочек, Иона.

— А вот квашеная капустка. Специально для тебя.

— Что это значит — квашеная капустка? И почему для меня. Иона?

— В наших краях квашеная капустка — первое средство, когда подташнивает.

— Спасибо, Иона. Я ушла от Магнуса. И меня больше не подташнивает. У меня все о-кей!

Они обедают вдвоем. Так пошло у них с тех пор, как Рив ушла из лаборатории. Иона приезжает к ней после работы. Они обедают. Толкуют о том о сем. Смотрят последние известия. Си-Би-Эс, Эй-Би-Си. Попеременно. Или прокручивают фильм. Что-нибудь смешное. Двадцатилетней давности. С Дастином Хоффманом. Или совсем древний. Чарли Чаплина. «Золотая