Тайник на Эльбе. - Александр Насибов

Встряхнув пачку, он протянул её Хоманну.

Перебежчик поблагодарил кивком, но папиросы не взял. Он полез в карман, извлёк деревянный портсигар, достал сигарету и закурил.

— Так зачем все-таки пожаловали? — повторил вопрос офицер. — Воевать не хочется?

Хоманн выпрямился.

— Нет, — сказал он. — Я ещё повоюю!

Офицер поглядел на него с любопытством.

— Я коммунист, господ… простите, товарищ обер-лейтенант! — Хоманн сделал паузу и закончил: — И думаю, что пригожусь.

Офицер насторожился. Он знал, что агенты, которых гитлеровцы забрасывают в тыл советских войск под видом перебежчиков, иной раз снабжаются даже документами членов Коммунистической партии Германии.

— Коммунист? — сказал он, недобро усмехнувшись. — И документ имеете?

Хоманн встал.

— Конечно, я понимаю и ваш тон и ваше недоверие, — тихо произнёс он, не поднимая глаз от дымившейся в руке сигареты. — Все это понятно, тут ничего не поделаешь. Но я прошу: проводите меня к вашему начальнику. — Хоманн поглядел офицеру в глаза, нервно повёл плечом. — К вашему самому большому начальнику. Я должен сообщить нечто важное.

— Хорошо, — кивнул офицер. — Хорошо, вы будете говорить с начальником. Но это завтра. А пока садитесь и пишите: кто вы, откуда, зачем перешли на сторону советских войск, и все, что ещё найдёте нужным. Вот бумага, ручка, чернила. Не торопитесь. Вам не будут мешать.

И он вышел.

Солдат, доставивший Хоманна, остался у двери.

3

На следующее утро перебежчик был отконвоирован к начальнику отдела контрразведки дивизии.

Навстречу Хоманну из-за стола поднялся высокий худощавый майор.

— Вы хотите сделать нам заявление? Слушаю вас.

— Это займёт полчаса, быть может, больше. — Хоманн вытащил портсигар, вопросительно взглянул на офицера.

— Можете курить, — разрешил майор.

Хоманн поблагодарил, раскрыл портсигар и пододвинул майору.

— Не курю.

— Я не об этом. — Хоманн коснулся крышки портсигара. — Она клеёная. Два слоя, понимаете? А в середине — первая страничка моего партийного билета. Подпись Эрнста Тельмана.

Майор раскрыл перочинный нож, протянул немцу.

— Нет. — Хоманн покачал головой. — Сам я боюсь это сделать. Клеили каким-то особым составом, намертво. И очень давно — девять лет назад. Лучше, если отошлёте специалистам. Можете даже в Москву.

— Почему в Москву?

— Мне кажется, после того как я сделаю своё заявление, вы отправите туда и меня.

Майор высыпал на стол содержимое портсигара, закрыл его, оглядел мельком и отодвинул в сторону. Хоманн собрал сигареты и аккуратно уложил в карман кителя.

— Ну, я слушаю вас, — сказал майор.

Рассказ Георга Хоманна

Я родом из Гамбурга. Вы, конечно, слышали об этом городе. Он расположен в низовьях Эльбы, в сотне километров от Северного моря. Отец работал в порту — возил грузы на автокаре. Умер, когда мне было лет тринадцать. Мать вторично вышла замуж. С этим я примириться не мог

— отец вечно стоял перед глазами, и было дико, что его место занял другой. Словом, ушёл. Скитался по стране, несколько лет провёл в Руре, кормился временной работой на шахтах — там, как я думал, всегда можно подыскать какое-нибудь занятие. Но потом работы не стало. И снова скитания. Дважды побывал в трудовых лагерях. Отделался дёшево — в общей сложности продержали там не больше года. И вот — вернулся в родные края.

С работой было плохо, но мне повезло — гамбургскому муниципалитету требовался рабочий по очистке канализационных труб. Взялся и тянул лямку до тридцать седьмого года. В том году распространился слух, что в Остбурге (это тоже на Эльбе, но немного выше по течению) нужны рабочие на военный завод. Подался туда. На заводе делал мины, артиллерийские снаряды. К тому времени я уже лет двенадцать был членом компартии. Как уцелел от провала и остался на свободе? По правде говоря, не знаю. Быть может, потому, что не лез вперёд, никогда не выступал. Вероятно, в этом вся суть. Словом, так или иначе, но уцелел. Имел работу, которая прилично оплачивалась, имел комнату, почти не пил. Короче, мог обзавестись семьёй. Но остался холостяком. И сейчас даже рад этому… Так вот, началась война. Вскоре на моё место поставили какого-то поляка из восточных рабочих, а меня мобилизовали. Года полтора провёл во Франции, затем проделал с Роммелем почти весь его африканский поход, едва унёс оттуда ноги. Последние полгода был на Восточном фронте. Дней двадцать назад командир роты похвалил меня перед строем за то, что я предотвратил пожар в продовольственном складе, возле которого нёс службу. Было объявлено, что мне предоставляется отпуск для поездки в тыл.

Возможно, отпуском я бы и не воспользовался — ехать-то, собственно говоря, было не к кому. Но дня за три до этих событий пришло письмо от приятеля. Зовут его Макс Висбах. Мы вместе работали на военном заводе в Остбурге, Макс и по сей день там… Он ко мне неплохо относился — раз даже выручил, когда мастер, которому я чем-то не угодил, настрочил кляузу. О, Макс — сварщик высшей категории, с ним считается даже директор завода!

В письме Макса было только самое обычное: тот здоров, а тот заболел; погода такая-то; на заводе все по-старому. Но, читая, как говорится, между строк, я почувствовал, что Макс чем-то озабочен, встревожен. В конце он писал: «Вот бы удалось тебе вырваться сюда на недельку». И я подумал: быть может, с ним стряслась беда и он нуждается в помощи, совете? Почему бы и не съездить в Остбург?

И вот я в Остбурге. В первую ночь мы с Максом проговорили почти до рассвета — благо назавтра ему предстояло работать во второй смене. На следующий вечер, когда мы поужинали и задымили сигаретами, Макс пододвинулся ко мне и, понизив голос, сказал, что хочет посвятить меня в одно необыкновенное дело.

Вот коротко, что он мне рассказал. Однажды ночью, это было недели за три до того, как я получил отпуск, к нему постучали. Он уже спал. Стук поднял его с постели.

«Кто там?» — спросил он, подойдя к двери.

«Откройте, гестапо».

Макс, как и я, ненавидит нацистов. Правда, он не коммунист, но честен, прям и правдив — словом, настоящий рабочий… Так вот, услышав, что ночные гости-молодчики из гестапо, он притаился за дверью. Что делать? Бежать он не мог: квартира на четвёртом этаже, и у неё лишь один выход — тот, у которого стоят гестаповцы. Дома у Макса ничего предосудительного не было. Поэтому он решил, что лучше всего, не мешкая, отпереть, показав тем самым, что хозяин квартиры не боится ни ареста, ни обыска, ибо совесть у него чиста. Макс так и поступил.

Вошли трое в чёрных мундирах.

«Вы Макс Висбах? — спросил гауптштурмфюрер. — Газосварщик с завода «Ганс Бемер»?»

«Я самый».

«Под водой приходилось работать?»

«Резать?» — в свою очередь спросил Макс, несколько растерянный.

«Резать и варить».

Макс сказал, что проходил службу на флоте и потому знаком с работой под водой.

«Хорошо. — Гестаповец распорядился: — Одевайтесь, и едем».

Через несколько минут Макс и его провожатые уже садились в машину, поджидавшую у подъезда.

Сначала заехали на завод. Гестаповцы прошли к дежурному инженеру, и тот разрешил взять из кладовой два сварочных аппарата и баллоны с газом. Все это погрузили в багажник автомобиля.

«Вперёд», — скомандовал гауптштурмфюрер, садясь рядом с шофёром.

Двое других офицеров уселись сзади, по бокам Макса. Автомобиль тронулся. Гестаповцы подняли толстое матовое стекло, отделявшее кабину пассажиров от водителя, задёрнули занавески на окнах. Макс оказался в передвижной тюрьме. Он понял, что его везут на важный объект, местонахождение которого хотят сохранить в тайне. Макс рассудил также, что убивать его по окончании работы, видимо, не собираются. В противном случае гестаповцы не стали бы предпринимать столько предосторожностей.

Поездка длилась часа два. Вначале машина кружила по улицам Остбурга, потом выехала за его пределы — увеличилась скорость, меньше стало, поворотов. Последние километры автомобиль шёл медленно, то и дело переваливаясь с боку на бок и подскакивая, будто поперёк дороги были положены бревна. Макса осенила догадка: они двигаются по лесной тропе и автомобиль швыряет на вылезших из-под земли корнях старых деревьев. Об этом говорил и приглушённый шум, который стал доноситься откуда-то сверху, — так в ветреную погоду шумит лес…

Наконец машина остановилась. Максу завязали глаза. Поддерживаемый гестаповцами, он вылез. Теперь, когда мотор автомобиля заглох, шум леса слышался отчётливее. Ко всему Макс ощущал ещё и аромат хвои.

Его взяли под руки и повели, а какие-то люди (он ясно слышал топот ног) подбежали к автомобилю и открыли багажник.

Несколько десятков шагов Макс сделал по ровной земле.

«Осторожнее, — сказал один из спутников, — здесь лестница».