Сочинения. Письма - Павел Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секретари Союза писателей и через двадцать лет наотрез отказались ходатайствовать о его политической и литературной реабилитации, и реабилитирован он был лишь благодаря хлопотам все того же И. М. Гронского, который к этому времени сам отбыл восемнадцатилетний срок как покровитель «террориста» и «враг народа».
* * *Сейчас, когда в очередной раз обрушены традиционные опоры российского государства, а «национальной идеологией» становится безудержное преклонение перед Западом, самое время заново прочесть стихи и поэмы Васильева, дабы понять нерасторжимую сущность евроазиатского мира, на котором испокон веков стояла Россия — ее он нес в себе с младых ногтей, воплощая его в художественном слове уникальной яркости, пластики и прихотливости. Ибо «идущий на Запад теряет лицо на Востоке», — говоря словами современного поэта. Трагическая судьба Павла Васильева может послужить уроком в наши непростые дни, когда направо и налево только и слышатся обвинения в «русском фашизме». А его поэзия заново прочистит душу, укрепит духовно и придаст дополнительный импульс нелегким размышлениям о настоящем и будущем великого государства, которое никогда не сожмется до «необходимых» пределов в угоду отечественным и тамошним «доброжелателям». Может быть, сейчас наступает тот рубеж, когда васильевское слово будет по-настоящему востребовано — вопреки прижизненной и посмертной клевете и всякого рода спекулятивным «интерпретациям». Представляя читателю это первое в истории литературы собрание сочинений Васильева, вольно или невольно преисполняешься этой надеждой.
Сергей Куняев
Стихотворения. Поэмы
Стихотворения и поэмы, включенные в прижизненные сборники
ПУТЬ НА СЕМИГЕ
(Невышедший сборник стихов)
ПУТЬ НА СЕМИГЕ
Мы строили дорогу к СемигеНа пастбищах казахских табунов,Вблизи озер иссякших. ЛихорадкаСначала просто пела в тростникеНа длинных дудках комариных стай,Потом почувствовался холодок,Почти сочувственный, почти смешной, почтиПохожий на ломоть чарджуйской дыни,И мы решили: воздух сладковатИ пахнут медом гривы лошадей.Но звезды удалялись всё. Вокруг,Подобная верблюжьей шерсти, тьмаРазвертывалась. Сердце тяжелело,А комары висели высокоНа тонких нитках писка. И тогдаМы понимали — холод возрасталМедлительно, и всё ж наверняка,В безветрии, и все-таки прибоемОн шел на нас, шатаясь, как верблюд.Ломило кости. Бред гудел. И вотВдруг небо, повернувшись тяжело,Обрушивалось. И кричали мыВ больших ладонях светлого озноба,В глазах плясал огонь, огонь, огонь —Сухой и лисий. Поднимался зной.И мы жевали горькую полынь,Пропахшую костровым дымом, иЗаря блестела, кровенясь на рельсах…Тогда краснопутиловец КрасновБрал в руки лом и песню запевал.А по аулам слух летел, что мыМертвы давно, что будто вместо насДостраивают призраки дорогу.Но всем пескам, всему наперекорБригады снова строили и шли.Пусть возникали города вдалиИ рушились. Не к древней синевеПолдневных марев, не к садам пустыниПо насыпям, по вздрогнувшим мостамЛожились шпал бездушные тела.А по ночам, неслышные во тьме,Тарантулы сбегались на огонь,Безумные, рыдали глухо выпи.Казалось нам: на океанском днеСредь водорослей зажжены костры.Когда же синь и розов стал туманИ журавлиным узким косякомКрылатых мельниц протянулась стая,Мы подняли лопаты, грохочаЖелезом светлым, как вода ручьев.Простоволосые, посторонились мы,Чтоб первым въехал мертвый бригадирВ березовые улицы предместья,Шагнув через победу, зубы сжав.…………………………………………………..Так был проложен путь на Семиге.
1931СЕМИПАЛАТИНСК
Полдня июльского тяжеловесней,Ветра легче — припоминай, —Шли за стадами аулов песниМертвой дорогой на Кустанай.
Зноем взятый и сжатый стужей,В камне, песках и воде рябой,Семипалатинск, город верблюжий,Коршуны плавают над тобой.
Здесь, на грани твоей пустыни,Нежна полынь, синева чиста.Упала в иртышскую зыбь и стынетВерблюжья тень твоего моста.
И той же шерстью, верблюжьей, грубой,Вьется трава у конских копыт.— Скажи мне, приятель розовогубый,На счастье ли мной солончак разбит?
Висит казахстанское небо прочно,И только Алтай покрыт сединой.— На счастье ль, все карты спутав нарочно,Судьба наугад козыряет мной?
Нам путь преграждают ржавые грудыКамней. И хотя бы один листок!И снова, снова идут верблюдыНа север, на запад и на восток.
Горьки озера! Навстречу зноюТяжелой кошмой развернута мгла,Но соль ледовитою белизноюНам сердце высушила и сожгла.
— Скажи, не могло ль всё это присниться?Кто кочевал по этим местам?Приятель, скажи мне, какие птицыС добычей в клюве взлетают там?
Круги коршунья смыкаются туже,Камень гремит под взмахом подков.Семипалатинск, город верблюжий,Ты поднимаешься из песков!
Горячие песни за табунамиИдут по барханам на Ай-Булак,И здорово жизнь козыряет нами,Ребятами крепкими, как свежак.
И здорово жизнь ударяет метко, —Семипалатинск, — лучше ответь!Мы первую железнодорожную веткуДарим тебе, как зеленую ветвь.
Здесь долго ждали улыбок наших, —Прямая дорога всегда права.Мы пьем кумыс из широких чашекИ помним: так пахла в степях трава.
Кочевники с нами пьют под навесом,И в меру закат спокоен и ал,Меж тем как под первым червонным экспрессомМост первою радостью затрепетал.
Меж тем как с длинным, верблюжьим ревомГород оглядывается назад…Но мы тебя сделаем трижды новым,Старый город Семи Палат!
1931К ПОРТРЕТУ СТЕПАНА РАДАЛОВА
Кузнец тебя выковал и пустилПо свету гулять таким,И мы с удивленьем теперь тебеВ лицо рябое глядим.
Ты встал и, смеясь чуть-чуть, напроломСквозь тесный строй городьбыПрошел стремительный, как топорВ руках плечистой судьбы.
Ты мчал командармом вьюг и побед,Обласкан огнем и пургой,Остались следы твоего коняПод Омском и под Ургой.
И если глаза сощурить, — взойдетТуман дымовых завес,Голодные роты идут, поют,Со штыками наперевес.
И если глаза сощурить, — опятьПолыни, тайга и лед,И встанет закат, и Омск падет,И Владивосток падет.
Ты вновь поднимаешь знамя, ты вновьНа взмыленном Воронке,И звонкою кровью течет заряНа занесенном клинке.
Полтысячи острых, крутых копытВзлетают, преграды сбив,Проносят кони твоих солдатКосматые птицы грив.
И этот высокий, крепкий закалТы выдержал до конца, —Сын трех революций, сын всей страны,Сын прачки и кузнеца!
Едва ли, едва ли… Нет, никогда!На прошлом поставлен крест.Как раньше вел эскадроны —теперь Ведешь в наступленье трест.
Смеются глаза. И твоей рукиВерней не бывало и нет.И крепко знают солдаты твоиТебя, командарм побед.
1931КИРГИЗИЯ
Замолкни и вслушайся в топот табунный, —По стертым дорогам, по травам сырымВ разорванных шкурах бездомные гунныСтепной саранчой пролетают на Рим!..
Тяжелое солнце в огне и туманах,Поднявшийся ветер упрям и суров.Полыни горьки, как тоска полонянок,Как песня аулов, как крик беркутов.
Безводны просторы. Но к полдню прольетсяШафранного марева пряный обман,И нас у пригнувшихся древних колодцевВстречает гортанное слово — аман!
Отточены камни. Пустынен и страшенНа лицах у идолов отблеск души.Мартыны и чайки кричат над Балхашем,И стадо кабанье грызет камыши.
К юрте от юрты, от базара к базаруВерблюжьей походкой размерены дни,Но здесь, на дорогах ветров и пожаров,Строительства нашего встанут огни!
Совхозы Киргизии! Травы примяты.Протяжен верблюжий поднявшийся всхлип.Дуреет от яблонь весна в Алма-Ата,И первые ветки раскинул Турксиб.
Земля, набухая, гудит и томитсяНесобранной силой косматых снопов,Зеленые стрелы взошедшей пшеницыПроколют глазницы пустых черепов.
Так ждет и готовится степь к перемене.В песках, залежавшись, вскипает руда,И слушают чутко Советы селений,Как ржут у предгорий, сливаясь, стада.
1930ПРОВИНЦИЯ-ПЕРИФЕРИЯ