Жуткие чудо-дети - Линда Квилт

Мелинда между тем подросла и расцвела, и ее юное очарование не могло не пленять воображения молодых людей. Морис Мевс был самым настойчивым из ее ухажеров, и, разумеется, нисколько не сомневался, что и она питает к нему столь же нежные чувства. Прогуливаясь с ней как-то по парку, он вдруг остановился, признался ей в любви и решительно перешел в наступление. Когда после первого неловкого поцелуя он пожелал узнать, любит ли и она его, Мелинда не могла дольше молчать.

— Я ничего против тебя не имею, — ответила она абсолютно искренне. — Только вот твой писклявый голос, и волосы, которые у тебя из ушей растут, и запах изо рта — я просто не выношу.

Очень скоро перевелись в округе желающие за ней поухаживать. Даже пылкая юношеская любовь не в силах была побороть то страшное проклятие, которое наслала тетушка на Мелинду, когда та была еще совсем ребенком.

Несмотря на все эти неприятности у Мелинды со временем проснулся интерес к тому классу животных, с каким по воле судьбы она оказалась так тесно связана. Ее разрозненные знания об амфибиях, которыми она была обязана скорее жизненным перипетиям, нежели серьезным занятиям, нуждались в научной систематизации и строгой теоретической базе. К радости своего учителя естествознания она делала большие успехи в биологии, и для ее матери не стало неожиданностью, когда Мелинда, поступив учиться в Кембридж, выбрала своей главной специальностью зоологию.

Профессор Мортимер Миффлин, заведующий ее отделением, был ученым до мозга костей. Нечасто встречались ему студенты, кто проявлял бы такой неподдельный интерес к его специфической научной дисциплине — физиология и классификация амфибий, — как Мелинда. Неудивительно, что очень скоро он предложил ей место на своей кафедре. Впервые получила она доступ к более-менее точной информации о поразительном многообразии данного класса живых существ. По разным подсчетам, в зависимости от того, какого научного метода придерживаться, число различных видов лягушек и жаб колебалось от 2632 до 3895. Удивил Мелинду и тот факт, что отличие Bufonidae от Ranidae, то есть жаб от лягушек, определяется довольно расплывчато и основывается главным образом на особенностях внешнего вида, чем на каком-либо более глубоком анализе. В лаборатории ждало ее много новой увлекательной работы, поскольку профессор Миффлин имел хорошие связи с фармацевтической промышленностью. Жабы и лягушки, пояснил он Мелинде, идеальным образом подходили для его научных экспериментов, состоявших в том, чтобы взрезать их и копаться в их внутренностях. К сожалению, особи наиболее интересных видов являлись большой редкостью, и разведение их требовало немалых усилий и времени.

В данном вопросе Мелинда, как ей представлялось, могла оказаться полезной. Она стала задерживаться после работы в институте и по мере сил пополнять лабораторные запасы. Тщательно дозируя каждую отдельную ложь — от самой маленькой до чудовищно огромной — она умудрялась производить жаб, а если нужно, и лягушек самых различных пород и размеров. Мелинда понимала, что лиха беда начало, и поскольку за словом в карман ей лезть не приходилось, то в конце концов она умудрилась вывести экземпляры не только редкостных камышовых, или так называемых вонючих жаб, но и такие виды, которые ранее на Британских островах еще не встречались: к примеру, краснобрюхую жерлянку — обитательницу континента, или травяную лягушку — любимое лакомство французов, а также диковинную жабу-повитуху, привлекающую в брачный сезон внимание чистыми нежными переливами, похожими на звон стеклянного колокольчика. Однако пришлось Мелинде также убедиться, что возможности ее не безграничны. В случае с пресловутой лягушкой-голиафом из Камеруна она вынуждена была капитулировать по двум причинам. С одной стороны, ей никак не удавалось выдумать ложь, размеры которой оправдали бы появление подобной особи. С другой стороны, эта лягушка длиной в 40 сантиметров и весом в три килограмма просто не прошла бы у нее через гортань.

Профессор Миффлин был несказанно рад пополнению лабораторных запасов интересными подопытными экземплярами, а вопроса, откуда они брались, предпочитал не затрагивать. У коллег Мелинды тоже поднялось настроение от всех этих веселых звуков, наполнявших теперь лабораторию. Ведь благодаря невиданному до сих пор обилию всевозможных пресмыкающихся, скачущих и ползающих по полу, можно было, особенно по вечерам, наслаждаться таким концертом, на котором его исполнительницы — жабы и лягушки — не только квакали, но и урчали, визжали, хрюкали, клохтали, свистели, рычали или даже выводили настоящие трели — каждая на свой лад и манер. Досадно только было Мелинде, что она не могла поддержать разговор, когда, раззадоренные зрелищем спаривающихся жаб, ее коллеги пускались рассказывать сногсшибательные истории о своих победах на любовном фронте.

Все, казалась, предвещало Мелинде блестящую карьеру на ниве герпетологии, то есть в той области зоологии, которая, как должно быть известно каждому образованному человеку, занимается изучением земноводных и пресмыкающихся. Однако со временем — возможно в результате многолетних, столь тесных контактов с жабами, головастиками и им подобными — взгляды ее стали меняться. Ей все меньше нравилось, как с этими животными обращаются в институте. Они же не виноваты, рассуждала сама с собой Мелинда, что тело их усеяно бородавками, что кожа у них такая противно скользкая и что в момент опасности они выделяют зловонный секрет. Во всяком случае, это еще не повод убивать их когда заблагорассудится ударами тока и взрезать им брюшки. От профессора Миффлина не укрылось, что энтузиазм Мелинды заметно поубавился, и, когда он потребовал от нее ответа, она не могла дольше, не рискуя спровоцировать крайне нежелательную для себя сцену, скрыть свои сомнения.

— Вы разочаровываете меня, Милфорд, — ответил профессор. — Никогда бы не подумал, что именно вы, моя самая одаренная ученица, способны встать на такую сугубо ненаучную точку зрения!

Так Мелинда потеряла место. Несколько дней она безвылазно просидела дома, забившись в свой угол, точно жаба под камень, но скоро чувство подавленности уступило место ее привычной жажде деятельности. Плевать я хотела на эту лабораторию, сказала она себе. В университетскую библиотеку не пошла, а порылась в интернете и наткнулась там на неизвестную ей до сих пор сферу приложения сил. Каким-то гражданским активистам удалось, по-видимому, установить, что популяции земноводных во многих частях света значительно сократились и что отдельным их видам даже грозит вымирание. И не только Британский фонд защиты животных неустанно бил тревогу. Но и другие организации, такие, как Общество охраны природы, Международный совет по охране окружающей среды и, в первую очередь, Центр по борьбе с сокращением популяции земноводных (Declining Amphibian Population Task Force или сокращенно DAPTF), штаб-квартира которого располагается в Милтон-Кейнсе, также активно включились в борьбу. Они подробно информировали население об опасностях, угрожающих в результате загрязнения окружающей среды промышленными отходами, пестицидами и другими вредными веществами как раз тому семейству животных, которые были Мелинде так хорошо знакомы.

В Германии, как она узнала, поднялся настоящий бунт против строительства автострады, ставившей под угрозу выживание Bombina bombina, полнозвучные крики которых, особенно после грозы или теплого ливня, придавали неповторимый колорит летним вечерам Вестфалии. Чем больше узнавала Мелинда о той угрожающей ситуации, в которой оказались амфибии, тем сильнее разгорался в ней миссионерский пыл. Ей хотелось попробовать себя в каком-то практическом деле, и она вызвалась работать добровольцем в тех регионах, где требовалась неотложная помощь. Впервые продемонстрировать свое умение ей выпало в Германии, на строительстве как раз той самой, вызывавшей столь жаркие споры, автомагистрали. Некоторые активисты хоть и недовольно поморщились поначалу, когда Мелинда объявила, что может работать только ночью и исключительно в полном одиночестве, но председатель орггруппы решил дать ей шанс попробовать, и очень скоро результаты оказались настолько убедительны, что ни у кого больше не вызывало сомнений, что ее вклад в общее дело был не только существенным, но и незаменимым. Точно соразмеряя величину лжи с желаемым результатом, она сумела во время своих одиноких ночных прогулок выплюнуть столько экземпляров краснобрюхих жерлянок, сколько требовалось для обеспечения их выживания. Скоро весть о таком сенсационном успехе разнеслась среди специалистов-экологов, и со всех частей света к ней стали поступать предложения, которые она охотно принимала.

Со временем, однако, отдельные побочные эффекты ее деятельности стали вызывать у нее все большее недовольство. Некоторых из ее питомцев, по-видимому, нисколько не заботило экологическое равновесие, на восстановление которого Мелиндой было потрачено столько сил. Эти жабы, являвшиеся, по большей части, совершенными чужаками в новой среде обитания, начали размножаться ужасающими темпами и расползаться по окрестным лугам, паркам и садам. Крестьяне жаловались на нашествие склизких незваных гостей, неожиданно наводнивших их поля, а родителей раздражало, что у детей их руки были вечно перепачканы ядовитой слизью, которую выделяли бурые их товарищи по играм во время общих веселых забав за домом. Кто-то даже стал поговаривать, что новопришельцы представляют собой национальное бедствие, и требовал, чтобы Мелинда незамедлительно приостановила свою деятельность.