Хозяйка бобового стебля (СИ) - Кофей Ева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алён... То есть, де... детка...
Женя подходит ближе, удивляясь мимолётом хлипкому, бедному убранству так называемого дома.
— Ты разве не ждала меня?
Та замирает, наполовину забравшись на печь, да так и висит, пальчиками босых ног едва опираясь о лавку. Только смотрит через плечо на Женю недоверчивым взглядом.
— Я... волновалась. Но разве ты не... — она всё-таки спускается и нерешительно подступает к ней. — Не будешь меня обижать? Вы так ругались с мамой. Ты столько сказала всего... И бросила меня здесь одну.
А ведь действительно бросила!
Только, как это произошло? Джилл прельстилась разбойником, легла к нему в койку и... просто исчезла?
Умерла? Он что-то с ней сделал?
Или попала на место Жени и теперь разгуливает в её теле по городу?
Какой ужас...
Скорее бы во всём разобраться.
— Я, конечно, детей не люблю, — выдыхает она, присаживаясь прямо на пол, — но обижать тебя не собираюсь.
Интересно, как её зовут? Спросить бы...
Но как?
— Хорошо, — вздыхает малышка и присаживается рядом с ней, подтягивая к себе коленки и обнимая их. — А как ты меня назвала, когда только зашла? Чудно звучит.
— С чего ты взяла, что это я тебя так назвала? — с опаской отвечает Женя. — Так, просто слово... А тебе нравится твоё имя?
Девочка, конечно же, не её сестра. Но чем-то её напоминает.
Она ведёт острым плечиком и задумывается.
— Анна, звучит как-то... Густо для меня. И не подходит к твоему имени. И к имени мамы. Будто я отдельно тут от остальных. Но папа так меня назвал, поэтому, нравится. Но твой папа тебя назвал лучше, — вздыхает она.
«Так, — думает Женя, — у нас ещё и отцы разные...»
Стоп. А разве у Джека вообще была сестра? Она точно в ту сказку попала?
Боже, столько вопросов!
— Я уже и забыла, — отвечает она нарочито легко, — как зовут нашу мать.
— Я тоже, — смеётся малышка, — забываю. Давай спросим её, вот смеху то будет!
Но та заходит в дом, и смех прекращается.
— Джилл, иди-ка... — она оглядывает её, словно только что увидела, и мрачнеет. — Что за платье на тебе надето? Ты хоть знаешь, на кого в нём похожа?!
— А по моему красиво, — решает встрять Анна. — Как принцесса.
— Я бы тебе сказала, — хмыкает мать, — как кто, да мала ты ещё... Джилл, поди корову подои, а? В последний раз, наверное. Одно было хорошо, когда ты ушла, меньше голодных ртов! Но мне помощь твоя нужна. Так что давай быстрее.
— Если так нужна, — не выдерживает Женя, — могла бы и повежливее со мной разговаривать.
— Поговори мне тут! — и протягивает ей пустое ведро. — Ну, иди, а я тут что-нибудь поесть нам соображу. Ещё, глядишь, и Вилли заедет...
— Не выйду за него, — бросает Женя, уверенная, что из образа Джилл не выбивается.
— Ещё как выйдешь! — тут же взвивается мать. — Поговори мне тут ещё, паршивка. Такого мужика тебе засватала, а ты!
— Он страшный, — отзывается Анна, успев забраться на печь.
— Многое ты понимаешь, — хмыкает мать. — Одни мускулы, сила в глазах, мужественный, отзывчивый, не бедный. Мечта!
— Я сказала, — с нажимом отвечает Женя, — повежливее.
— Ага-ага, — спускается она в погреб под полом. — Иди, пожалуйста, к коровке, милая Джилл.
Женя победно улыбается и отправляется к той самой злополучной корове.
В прошлой жизни, если можно так сказать, ей не доводилось заниматься ничем подобным, но в то же время, должно быть, это станет самым обыденным делом за последние часы.
Вот только... она роняет ведро и от удивления открывает рот.
Глава 6. Корова
К её ногам тут же жмётся лис. Уши его прижаты к затылку, пасть скалится, из губ, если есть они у лис, вырывается шипение.
— Что они делали с коровой? — на одном его ухе в полумраке блестит серьга. — Не подходи ближе, вдруг она больная?
Корова оборачивается к ним, окидывая и Женю, и Джека безучастным взглядом. И вдруг протягивает своё звучное, душераздирающее: «му-у».
Она чёрно-белая, с выступающими под кожей рёбрами, грязными ногами и боком, на котором, видимо, недавно лежала на катастрофически выпачканной соломе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Сам сарай старый, трухлявый, пахнет... Впрочем, лучше в нём не дышать. Через дыры в крыше пробиваются лучи света, в которых мерцают вихри пыли.
А в стороне от двери разбегается с тонким, бьющим по ушам писком, стайка мышей.
Женю вновь тошнит, она бросает ведро (случайно задевая лиса) и отбегает подальше.
Голова кружится от запаха, в глазах искры.
— Боже... Вот же мрак! Да она ведь и обычных бобов не стоит...
Лис скачет за ней.
— Лапу мне отбила, ведьма! Каких ещё бобов?
— Неважно...
Она морщится.
— Слушай, как же можно было так корову запустить?
— Не знаю... Может больная всё-таки? Травы ведь полно. Не жрёт поди. Я бы и молоко от такой не пил, если есть у неё молоко. Слушай... Понимаю теперь, чего ты бежать отсюда хотела.
— Может... Травы полно, да, но я что-то там её не заметила. И всё такое грязное. Почему никто не убирал? Тем более, если это единственная кормилица... Надо её хоть вывести оттуда.
Вот работка-то! Женя усмехается, надеясь, что другим девушкам повезло больше и апартаменты у них покомфортабельнее.
— Выведи! В любом случае лучше будет. Если тебя доить её заставят, уж пусть хоть ветерок тогда дует... — он вновь оскалился и странно чмыхнул, словно его едва не стошнило. — В страшном сне такое не привидится...
Она кивает, собирается с духом и возвращается к сараю.
— Скажи, Джек, а к магии как люди относятся? Я же тут на отшибе живу. Никого не знаю толком.
Женя решает рискнуть и узнать больше о местных и их мире.
Он пытается пожать плечом, но получается у него лишь смешно подпрыгнуть на ходу.
— Да смотря где... На костре пару ведьм в прошлом году сожгли, но это ближе к городу. Здесь терпимее к магии, но люди побаиваются, конечно. Это в любом случае. Мне вот всё равно. Было... До тебя... Я не верил, что меня кто-то заколдует.
— А ну, то есть люди об этом мало знают и это не норма?
— Да где ж это нормой то будет, детка? — сверкнул он на неё глазами и остановился в метрах двух от калитки в сарай. — Давай там уж, это, без меня...
Ну да, чем лис ей тут поможет?
Женя перестаёт дышать, забегает внутрь и подбирается к корове поближе.
Та стоит даже будто бы немного покачиваясь, словно если дунуть, она упадёт.
И никак не реагирует на попытки показать, что можно выходить.
— Ты, это, — тявкает лис, заглядывая к ним с опаской, — отвязала её? Может она там привязана? На двери ведь засова нет, чего она тогда не вышла?
— Да я не вижу... — Женя морщится и всё же проходит дальше, опасаясь, что её сейчас лягнут.
И да, оказывается, корова привязана к стене за заднюю ногу на короткую, грязную верёвку.
— Джек, — Женя прикрывает рот и нос рукавом, — иди, мне нужны твои зубы...
— Я ничего не стану там брать в рот! — скалится он. — Знаешь, как обострился мой нюх?!
— Ты хочешь быть снова мужиком или нет?!
— Я в любом облике мужик! — он всё же нерешительно подходит ближе. — Мерзость... Что тебе?
— Так это... докажи... Надо отгрызть верёвку.
— Загрызть корову будет более гуманно! Причём для нас всех... — вздыхает он горестно.
— Давай, один укус и всё!
Он ползком подбирается к верёвке, что от грязи уже превратилась скорее в проволоку. Трогает её лапой, и косится на лапу коровы. Но та тоже грязная, поэтому выбора не остаётся. Лучшего варианта здесь просто нет.
И он начинает грызть. И когда ему удаётся, пулей вылетает из сарая и издаёт в кустах странные звуки. Видимо, дух его мужской хоть и крепок, желудок оказался не таким.
От смеха, жалости и отвращения у Жени на глазах выступают слёзы.
Корова всё равно не понимает, что её освободили, поэтому приходится хватать её за рога и силком тащить на траву.
И когда несчастное животное оказывается на воле, лис на всякий случай пятится от неё. А вот сама корова, вновь протянув, на этот раз более радостное: «му-у», принимается с жадностью рвать траву. Прямо там, на месте, даже не пытаясь отойти в поисках более сочной еды.